из любви к моей шкуре (а к твоей собственной и подавно), ты уж сделай
одолжение, отнесись к этой затее серьезно. Я, правда, собрался тут ра-
зыграть одну шутку, да подоплека-то у нее нешуточная: по виселице на
брата. Так что сделай милость, заруби себе это на носу и держись соот-
ветственно случаю.
всей тяжестью, будто я совсем изнемог; а когда он толкнул ногой дверь
трактира, он уже почти внес меня в дом на руках. Служаночку (как того и
следовало ожидать), кажется, озадачило, что мы воротились так скоро, но
Алан без всяких объяснений подвел меня к стулу, усадил, потребовал ста-
канчик виски, споил мне маленькими глотками, потом наломал кусочками
хлеб и сыр и стал кормить меня, как нянька, и все это с проникновенным,
заботливым, сострадающим видом, который и судью сбил бы с толку. Ничего
удивительного, что служанка не осталась равнодушной к столь трогательной
картине: бедный, поникший, обессиленный юноша и возле него - отечески
нежный друг. Она подошла и встала рядом, опершись на соседний стол.
шенством.
сколько у него волос в бороде не наберется, и спать ложился не на сухие
простыни, а куда чаще в мокрый вереск. Она еще спрашивает, что стряс-
лось! Стрясется, я думаю! "Что стряслось", скажет тоже!.. - И, недо-
вольно бурча себе под нос, снова принялся меня кормить.
тою же показной свирепостью. - Красть, по-твоему, что ли?
время умолкла. Но мой приятель мой хорошо знал, что делает; как ни прост
он был в делах житейских, а на проделки вроде этой в нем плутовства было
хоть отбавляй.
помимо воли) при этом бесхитростном замечании. - Ты когда-нибудь слыха-
ла, чтобы от благородства водились деньги в кармане?
ледства.
проглотил, мне и стыдно было и забавно; но в этот миг почему-то сдела-
лось совсем невмоготу, и я попросил Алана более не беспокоиться, потому
что мне уже легче. Слова застревали у меня в глотке; я всю жизнь терпеть
не мог лжи, однако для Алановой затеи само замешательство мое вышло
кстати, ибо служаночка, бесспорно, приписала мой охрипший голос усталос-
ти и недомоганию.
ня, и притом богатая, и спал бы мягко, и ел сладко, и лекари бы пользо-
вали самолучшие, а вот приходится ему шлепать по грязи и ночевать в ве-
реске, как последнему забулдыге.
сделаем: я насвищу тебе в ответ песенку.
то с глубоким чувством просвистал ей начало "Принц Чарли всех милее
мне".
лый.
цвет.
Алан.
одни: Алан - очень довольный, что все идет как по маслу, я - больно
уязвленный, что меня выдают за якобита и обращаются как с маленьким.
час смешаешь карты, так сам еще, может быть, уцелеешь, но Алану Бреку не
сносить головы.
стон сыграл Алану на руку, потому что его успела услышать служанка, ко-
торая в этот миг вновь прибежала с блюдом свиных колбас и бутылью креп-
кого эля.
хонько, дружески, как бы ободряя, коснулась моего плеча. Потом сказала,
чтобы мы садились за еду, а денег ей больше не нужно; потому что трактир
- ее собственный, то есть, вернее, ее отца, но он на сегодня уехал в
Питтенкриф. Мы не заставили просить себя дважды, ведь жевать всухомятку
хлеб с сыром мало радости, а от колбасного благоухания просто слюнки
текли; мы сидели и уплетали за обе щеки; девушка, как прежде, оперлась
на соседний стол и, глядя на нас, думала что-то свое, и хмурила лоб, и
теребила в руках завязки фартука.
к Алану.
те.
нам поможешь.
ле, есть лодки - я своими глазами видел две, а то и больше, когда подхо-
дил к вашему селению. Так вот, если б нашлась для нас лодка, чтобы в
ночное время переправиться в Лотиан, да честный малый не из болтливых,
чтобы привел лодку на место и про то помалкивал, две души человеческие
спасутся: моя - от возможной смерти, его - от верной. Не отыщется такая
лодка, значит, остались мы с ним при трех шиллингах на все про все; а
куда идти, что делать, чего ждать, кроме петли на шею, - верь слову, ума
не приложу! Так неужто, милая, мы уйдем ни с чем? Ужель ты согласна по-
коиться в теплой постели и нас поминать, когда ветер завоет в трубе или
дождик забарабанит по крыше? Ужель кусок не застрянет в горле, как ся-
дешь за трапезу у доброго очага и вспомнишь, что вот он у меня, горемыч-
ный, гложет пальцы с голоду да с холоду где-нибудь на промозглых боло-
тах? Больной ли он, здоровый, а все тащись вперед; пускай уже смерть
схватила за горло, все равно влачись дальше под ливнями по долгим доро-
гам; когда же на груде хладных камней он испустит последний свой вздох,
ни одной родной души не окажется подле него, только я да всевышний гос-
подь.
против нам помочь, но побаивается, как бы не стать пособницей злоумыш-
ленников; а потому я решился тоже вставить слово и унять ее страхи, по-
ведав крупицу правды.
ль я быть лиходеем. Я вам и более того скажу: хоть жизни моей, по страш-
ному недоразумению, точно угрожает кой-какая опасность, преданней меня у
короля Георга нет сторонника во всей Шотландии.
век известный.
затаиться в прибрежном лесочке.
маю, чтобы вас переправить на ту сторону.
счета расправились с колбасами и вновь зашагали из Лаймкилнса в тот ле-
сок. Это была, скорей, просто купа дерев: кустов двадцать бузины да боя-
рышника вперемежку с молодыми ясенями - такая реденькая, что не могла
скрыть нас от прохожих ни с дороги, ни со стороны берега. И, однако, как
раз здесь предстояло нам сидеть дотемна, утешаться благодатною теплой
погодой, доброй надеждой на избавление и подробно обсуждать все, что нам
остается сделать.
нул посидеть с нами бродячий волынщик, красноносый пьянчуга с заплывшими
глазками, увесистой флягой виски в кармане и бесконечным перечнем обид,
учиненных ему великим множеством людей, начиная от лорда-председателя
Верховного суда, который не уделил ему должного внимания, и кончая шери-
фом Инверкитинга, который уделяет ему внимания свыше меры. Понятно, мы
не могли не вызвать у него подозрений: двое взрослых мужчин забились на
весь день в кусты без всякого видимого дела. Мы как на иголках сидели,
пока он вертелся рядом и досаждал нам расспросами; а когда ушел, не чая-