Мои убеждения внушил мне отец.
стряпчий. - И все же, не судите меня слишком строго. Я в чрезвычайно
трудном положении. Видите ли, сэр, вы заявляете, что вы виг; а я сам не
знаю, кто я. Но уж, конечно, не виг; я не могу быть всего лишь вигом. Но
- пусть это останется между нами - и другая партия, быть может, мне не
очень по душе.
гого и не ждал!
на другой стороне. Я лично не испытываю особого желания обижать короля
Георга; а что до короля Иакова, благослови его господь, то по мне он
вполне хорош и за морем. Я стряпчий, понимаете, мне бы только книги да
бутылочку чернил, хорошую защитительную речь, хорошо составленную бума-
гу, да стаканчик вина в здании парламента с другими стряпчими, да, пожа-
луй, субботним вечером партию в гольф. И при чем тут вы, с вашими горс-
кими пледами и палашами?
в горах, и когда клан играет на волынке, кто должен плясать, как не я?
Мой клан и мое имя - вот что главное. Меня, как и вас, тоже учил этому
отец, и хорошими же делами я занимаюсь! Измены и изменники, переправка
их сюда и отсюда, и французские рекруты, пропади они пропадом, и переп-
равка этих рекрутов, и их иски - ох, уж эти иски! Вот сейчас я веду дело
молодого Ардшила, моего двоюродного брата; он претендует на поместье на
основании брачного контракта, а именье-то конфискованное! Я говорил им,
что это вздор, но им хоть бы что! И вот я пыжился, как мог, перед другим
адвокатом, которому это дело так же не нравится, как и мне, потому что
это чистая погибель для нас обоих - это непочтенно, это пятно на нашем
добром имени, вроде хозяйского тавра на коровьей шкуре! Но что я могу
поделать? Я принадлежу к роду Стюартов и должен лезть из кожи вон ради
своей родни и своего клана. А тут не далее как вчера одного из Стюартов
бросили в Замок. За что? Я знаю, за что: акт семьсот тридцать шестого
года, вербовка рекрутов для короля Людовика. И вот увидите, он кликнет
меня себе в адвокаты, и на моем имени будет еще одно пятно! Честно вам
скажу: знай я хоть одно слово по-древнееврейски, я бы плюнул на все и
пошел в священники!
вольным уважением - вы ведь не Стюарт, но с головой увязли в делах Стю-
артов. А ради чего, я не знаю; разве только из чувства долга?
вашего позволения мы втроем немножко перекусим. А потом я направлю вас к
одному весьма достойному человеку, который охотно возьмет вас в жильцы.
И я сам наполню ваши карманы, кстати, из вашего же собственного мешка.
Все это будет стоить не так много, как вы полагаете, даже корабль.
Стюартов, бедняга. Он переправил больше французских рекрутов и беглых
папистов, чем у него волос на подбородке. Эта часть моей деятельности
всецело в его ведении. Кто у нас сейчас может переправить человека за
море, Роб?
Хозисона, только, кажется, у него еще нет корабля. Потом еще Тэм Стобо;
но я что-то в Тэме не уверен. Я видел, как он шептался с какими-то по-
дозрительными нетрезвыми личностями, и если речь идет о важной персоне,
я бы с Тэмом не стал связываться.
Стюарт.
столковаться с Энди; Энди будет самый подходящий...
его знаю, это Хозисон с брига "Завет". Вы ему доверяете?
вообще-то я о нем хорошего мнения. Если уж он примет Алана на борт свое-
го корабля на определенных условиях, то я не сомневаюсь, что он честно
выполнит уговор. Что ты скажешь, Роб?
верился, как Шевалье или самому Эпину, - добавил он.
об этом знал.
сказал стряпчий.
же вскочил и надел свое новое платье; и едва проглотил завтрак, как сра-
зу же отправился навстречу новым приключениям. Теперь можно было наде-
яться, что с Аланом будет все благополучно, но спасение Джемса - дело
куда более трудное, и я невольно опасался, что это предприятие обойдется
мне чересчур дорого, как утверждали все, с кем я делился своими планами.
Похоже, что я вскарабкался на вершину горы только затем, чтобы броситься
вниз; я прошел через множество суровых испытаний, достиг богатства,
признания своих прав, возможности носить городскую одежду и шпагу на бо-
ку, и все это лишь затем, чтобы в конце концов совершить самоубийство,
причем самоубийство наихудшего рода: то есть дать себя повесить по указу
короля.
свернув затем к северу по Ли-Уинд. Сначала я попробовал внушить себе,
что хочу спасти Джемса Стюарта; я вспомнил его арест, рыдания его жены и
сказанные мною в тот час слова, и это соображение показалось мне весьма
убедительным. Но тут же я подумал, что, в сущности, мне, Дэвиду Бэлфуру,
нет (или не должно быть) никакого дела до того, умрет ли Джемс в своей
постели или на виселице. Конечно, он родня Алану; но что касается Алана,
то ему лучше всего было бы где-то притаиться, и пусть костями его родича
распорядятся как им угодно король, герцог Аргайлский и воронье. Я к тому
же не мог забыть, что, когда мы все вместе были в беде. Джемс не слишком
заботился ни об Алане, ни обо мне.
кое прекрасное слово, подумал я, и в конце концов пришел к заключению,
что (поскольку мы на свое несчастье живем среди дел политических) самое
главное для нас - соблюдать справедливость; а казнь невинного человека -
это рана, нанесенная всему обществу. Потом во мне заговорил другой го-
лос, пристыдивший меня за то, что я вообразил себя участником этих важ-
ных событий, обозвавший меня тщеславным мальчишкой-пустозвоном, который
наговорил Ранкилеру и Стюарту громких слов и теперь единственно из само-
любия старается выполнить свои хвастливые обещания. Но мало этого, тот
же голос нанес мне удар побольнее, обвинив меня в своего рода трусливой
хитрости, в том, что я хочу ценою небольшого риска купить себе полную
безопасность. Да, конечно, пока я не явлюсь к Генеральному прокурору и
не докажу свою непричастность к преступлению, я в любой день могу по-
пасться на глаза Манго Кемпбеллу или помощнику шерифа, меня опознают и
за шиворот втянут в эпинское убийство. И, конечно, если я дам свои пока-
зания и это кончится для меня благополучно, мне будет потом дышаться го-
раздо легче. Но, обдумав этот довод, я не нашел в нем ничего постыдного.
Что касается остального, то есть два пути, думал я, и оба ведут к одному
и тому же. Если Джемса повесят, в то время, как я мог бы его спасти, это
будет несправедливо; если я, наобещав так много, не сделаю ничего, я бу-
ду смешон в своих собственных глазах. Мое бахвальство оказалось счастьем
для Джемса из Глена и не таким уж несчастьем для меня, ибо теперь я обя-
зан поступить по долгу совести. Я ношу имя благородного джентльмена и
располагаю состоянием джентльмена; худо, если окажется, что в душе я не
джентльмен. Но тут же я упрекнул себя, что так рассуждать может только
язычник, и прошептал молитву, прося ниспослать мне мужества, чтобы я
мог, не колеблясь, исполнить свой долг, как солдат в сражении, и ос-
таться невредимым.
на грозившую мне опасность и сознавал, насколько я близок (если пойду по
этому пути) к шаткой лесенке под виселицей. Стояло погожее, ясное утро,
но дул восточный ветер; свежий его холодок студил мне кровь и наводил на
мысли об осени, о мертвых листьях, о мертвых телах, лежащих в могилах.
Мне подумалось, что если я умру сейчас, когда в моей судьбе произошел
счастливый поворот, и умру к тому же за чужие грехи, то это будет делом
рук самого дьявола. На верхушке Келтонского холма бегали дети, с криками
запуская бумажных змеев, хотя это время года считалось неподходящим для
таких забав. Бумажные змеи четко выделялись в синеве; я видел, как один
из них высоко взлетел на ветру в небо и тут же рухнул в кусты дрока.
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Мичурин Артем
Шилова Юлия
Марко Джон
Березин Федор