листке Престонгрэнджа с государственной печатью, которая, должно быть,
немало удивила моего адресата, я при свете фонаря нацарапал несколько
необходимых слов, и Энди доставил записку Ранкилеру. Через час Энди вер-
нулся с полным кошельком денег и заверением, что завтра в два часа дня в
Клэкманонпуле меня будет ждать наготове добрый конь. Затем мы бросили с
лодки камень на веревке, служивший якорем, и, накрывшись парусом, улег-
лись спать.
делать, как сидеть и ждать. Я не так уж рвался выполнять задуманное мною
дело. Я был бы рад отказаться от него, если бы подвернулся благовидный
предлог, но предлога не находилось, и я волновался не меньше, чем если
бы спешил навстречу какому-нибудь долгожданному удовольствию. Вскоре
после часа на берегу показалась лошадь, и когда я увидел, как человек в
ожидании, пока пристанет лодка, проваживает ее взад и вперед, мое нетер-
пение усилилось еще больше. Энди с большой точностью соблюдал срок моего
освобождения, как бы желая доказать, что он верен своему слову, но не
более того, и не желает задерживаться сверх положенного времени; поэтому
не прошло и пятидесяти секунд после двух, как я уже сидел в седле и сло-
мя голову скакал к Стирлингу. Через час с небольшим я миновал этот горо-
док и помчался по берегу Алан-Уотер, где вдруг поднялась буря. Ливень
слепил мне глаза, ветер едва не выбивал из седла, и наступившая ночная
темнота застигла меня врасплох где-то в диких местах восточное Бэлкидде-
ра; я не знал, в каком направлении ехать дальше, а между тем лошадь подо
мной начинала выбиваться из сил.
проводником, до сих пор следовал, насколько это возможно для всадника,
по пути, пройденному с Аланом. Я сделал это умышленно, хоть и понимал,
как это рискованно, что и не замедлила доказать мне буря.
должно быть, часов в шесть вечера. Я и до сих пор считаю великой удачей,
что к одиннадцати мне наконец удалось достичь своей цели - дома Дункана
Ду. Где я проплутал эти несколько часов - о том, быть может, могла бы
сказать только лошадь. Помню, что два раза мы с нею падали, а один раз я
вылетел из седла, и меня чуть не унесло бурным потоком. Конь и всадник
вымазались в грязи по самые уши.
дили с благоговейным вниманием, новости из Инверэри распространялись с
быстротой, на которую способен бегущий человек; и я с радостью узнал,
что в субботу вечером суд еще не закончился и все думают, что он будет
продолжаться и в понедельник. Узнав это, я так заспешил, что отказался
сесть за стол; Дункан вызвался быть моим проводником, и я тут же отпра-
вился в путь, взяв с собой немножко еды и жуя на ходу. Дункан захватил с
собой бутылку виски и ручной фонарь, который светил нам, пока по пути
встречались дома, где можно было зажечь его снова, ибо он сильно проте-
кал и гаснул при каждом порыве ветра. Почти всю ночь мы пробирались
ощупью под проливным дождем и на рассвете все еще беспомощно блуждали по
горам. Вскоре мы набрели на хижину у ручья, где нам дали поесть и указа-
ли дорогу; и незадолго до конца проповеди мы подошли к дверям инверэрс-
кой церкви.
струилась вода; я так обессилел, что еле передвигал ноги и походил на
призрак. Разумеется, сухая одежда и постель были мне гораздо нужнее, чем
все благодеяния христианства. И все же, убежденный, что самое главное
для меня - поскорее показаться на людях, я открыл дверь, "вошел в эту
церковь вместе с перепачканным грязью Дунканом и, найдя поблизости сво-
бодное место, сел на скамью.
как некое орудие милосердия, - вещал священник, видимо, упиваясь своими
словами.
ла вооруженная стража, в углу у дверей поблескивали алебарды, а скамьи,
против обыкновения, были сплошь заполнены мантиями законников. Священ-
ник, человек, как видно, опытный, взял для проповеди тексты из Послания
к римлянам; и вся эта искушенная паства - от Аргайла и милордов Элгиза и
Килкеррана до алебардщиков из стражи, - сдвинув брови, слушала его с
глубоким и ревностным вниманием. Наше появление заметили лишь священник
да горстка людей у двери, но и те мгновенно забыли о нас; остальные же
либо не слышали наших шагов, либо не обратили на них внимания, и я сидел
среди друзей и врагов, не замеченный ими.
ред, как всадник на быстром коне; он шевелил губами от удовольствия и не
отрывал глаз от священника; проповедь явно пришлась ему по вкусу. Чарли
Стюарт, наоборот, подремывал; лицо у него было бледное и изнуренное. Что
касается Саймона Фрэзера, то он выделялся из этой сосредоточенно внемлю-
щей толпы своим почти скандальным поведением: он рылся в карманах, заки-
дывал ногу на ногу, откашливался, вздергивал реденькие брови, поводил
глазами направо и налево, то позевывая, то усмехаясь про себя. Иногда он
клал перед собою Библию, листал ее, пробегал глазами несколько строк и
опять принимался листать, потом отодвигал книгу и зевал во весь рот: он
точно старался стряхнуть с себя скуку.
он остолбенел, затем вырвал из Библии половину страницы, набросал на ней
карандашом несколько слов и передал ее сидящему рядом человеку, шепнув
ему что-то на ухо. Записку передали Престонгрэнджу, который бросил на
меня быстрый взгляд, затем она попала в руки мистера Эрскина, а от него
герцогу Аргайлскому, сидевшему между двух судей; его светлость повернул-
ся и устремил на меня надменный взгляд. Последним из тех, кому не без-
различно было мое присутствие, меня увидел Чарли Стюарт; он также при-
нялся строчить и рассылать записки, но я не мог проследить в толпе, кому
они предназначались.
вызваны (либо полагал, будто ему это известно), шепотом объясняли дру-
гим, остальные шепотом осведомлялись; священник, казалось, был немало
смущен неожиданным шорохом, движением и перешептыванием в церкви. Он за-
говорил тише, потом сбился, и голос его окончательно утратил прежнюю
звучность и спокойную убедительность. Должно быть, для него до последне-
го дня жизни так и осталось загадкой, почему проповедь, которая на три
четверти прошла так успешно, под самый конец, совсем провалилась.
том, что будет дальше, все же был в восторге от смятения, которое вызвал
мой приход.
руку. Надо было выйти из церкви, опередив всех, и он увлекал меня за со-
бой так решительно, что прежде чем прихожане толпой наводнили улицу, мы
уже очутились в каком-то доме.
лись, они соблаговолят оповестить нас о своем решении только завтра ут-
ром, но я мог бы предсказать, что они решат, за три дня до этой комедии.
Все было ясно с самого начала. И подсудимый это понимал. "Делайте что
хотите, - пробормотал он позавчера едва слышно. - Моя судьба ясна мне из
того, что герцог Аргайлский только что сказал мистеру Макинтошу". Ведь
это стыд и срам!
хан!" Но теперь, когда вы вернулись, я не склонен отчаиваться. Дуб еще
победит мирт. Мы побьем Кемпбеллов в их собственных владениях. Слава бо-
гу, что я дожил до этого дня!
чтобы я мои переодеться, и, стараясь мне помочь, лишь путался под нога-
ми. Он не только не сказал ни слова о том, что предстоит сделать и как
именно я должен действовать, но, как видно, даже не думал об этом. "Мы
побьем Кемпбеллов в их собственных владениях" - это одно занимало его. И
я поневоле понял, что хотя суд мог показаться серьезным и нелицеприят-
ным, по существу, это была лишь стычка между дикими кланами, одержимыми
кровной враждой. И мой друг стряпчий, подумалось мне, такой же дикарь,
как все остальные. Тот, кто видел его среди законников в присутствии ок-
ружного судьи или на поле для гольфа, где он так ловко бил по мячу, не
поверил бы своим ушам, услыхав сейчас яростные речи этого неистового
приверженца своего клана!
Колстоуна и Миллер, мистер Роберт Макинтош и мистер Стюарт-младший из
Стюарт-Холла. Стряпчий пригласил их отобедать у него после проповеди и
теперь любезно предложил мне присоединиться к ним. Едва скатерть была
убрана и шериф Миллер весьма искусно смешал первую чашу пунша, разговор
коснулся интересовавшего нас предмета. Я вкратце рассказал о том, как
меня схватили и держали в плену, а потом меня еще и еще раз, до мельчай-
ших подробностей, расспрашивали обо всех обстоятельствах убийства. Не
следует забывать, что я первый раз получил возможность высказаться перед
законниками и поговорить с ними об этом деле; и в конечном счете они
пришли к самым безнадежным выводам, а сам я, должен признаться, был
сильно разочарован.
на месте убийства. Вы слышали, как он грозил Гленуру. И хотя вы уверяе-
те, что стрелял не он, из ваших слов создается полное впечатление, что
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Пехов Алексей
Свержин Владимир
Витковский Евгений
Орловский Гай Юлий