и прогремел, что хорошая пушка. Возница слышал выстрел и оставил его без
внимания, а теперь, когда мы появились из двери черного хода, на мгнове-
ние поднял голову, побледнел, и лицо его предательски выразило его
чувства столь же недвусмысленно, как самая откровенная исповедь. Этот
мерзавец ожидал увидеть одного Фенна; он ждал, что его позовут исполнить
роль могильщика, которую я еще прежде отвел ему в моем воображении.
ни тем, как мы подогревали пиво с пряностями, и, кстати сказать, отлично
подогрели, ни тем, как сидели и беседовали. Фенн - точно старый, верный,
любящий вассал, а я... что ж, я так был восхищен его бесстыдством, что и
передать не могу, и в скором времени это восхищение победило мою недав-
нюю враждебность. Сей редкостный плут мне даже полюбился. Его апломб был
столь величествен, что я уже находил в этом негодяе своеобразную пре-
лесть. Мне еще не доводилось встречать такого законченного мошенника;
его подлость была столь же необъятна, как его брюхо, и в глубине души я
полагал, что он столь же мало в ответе за одно, как и за другое. Он
удостоил меня высшей откровенности - пустился рассказывать свою жизнь;
поведал мне, что, несмотря на войну и на высокие цены, ферма никак себя
не оправдывала; что "тут вдоль большака местность вся сырая да холод-
ная", что ветры, дожди, времена года - все "как нарочно перепуталось";
что миссис Фенн больше нет в живых. Вот уже скоро два года как она по-
мерла. "А уж какая замечательная женщина была моя старуха, сэр, прошу
прощения за такую похвальбу", - прибавил он в приступе смирения, Короче
говоря, он дал мне случай наблюдать Джона Буля, если можно так выра-
зиться, во всем его неприглядном естестве: алчный ростовщик, вероломный
лицемер, и все эти свойства доведены до крайних пределов, - так что и
небольшая встряска и волнение из-за нашей стычки в прихожей вполне того
стоили.
только за разговором Фенн совсем отдышался и пришел в хорошее расположе-
ние духа, - я предложил ему представить меня французским офицерам, кото-
рые отныне сделаются моими попутчиками. Оказалось, их двое, и когда мы
подходили к двери, за которой они скрывались, сердце мое сильно заби-
лось. Познакомясь покороче с одним из вероломных сынов Альбиона, я тем
больше жаждал оказаться среди соотечественников. Я готов был обнять их,
готов был рыдать у них на груди. Но меня и здесь ждало разочарование.
рой выходили во двор. Когда этот дом еще не пришел в упадок, комната
сия, вероятно, служила библиотекой, ибо деревянная панель вдоль стены
еще сохранила следы полок. В углу, прямо на полу, валялись четыре или
пять матрацев, на них грязная куча постельных принадлежностей; тут же
рядом таз и кусок мыла; в глубине комнаты стоял грубо сработанный кухон-
ный стол и несколько простых деревянных стульев. Комната была светлая, в
четыре окна, а обогревалась всего лишь кучкой угля за маленькой, жалкой
и перекосившейся каминной решеткой, поднятой кирпичами; уголь адски ды-
мил, давая лишь редкие, хилые язычки огня. На одном из стульев, придви-
нутых вплотную к этой пародии на гостеприимный очаг, сидел старый, бо-
лезненного вида седовласый офицер. Он кутался в камлотовый плащ, подняв
воротник, колени его касались решетки, руки протянуты были над самым ог-
нем и окутаны дымом, и, однако, он дрожал от холода. Второй, рослое, ру-
мяное, красивое животное, в каждом движении которого ясно виден был пер-
вый кавалер, душа общества и заправский сердцеед, явно потерял надежду,
что уголь разгорится, и теперь шагал из угла в угол, громко чихал, ожес-
точенно сморкался и без умолку сыпал угрозами, жалобами и отборной сол-
датской бранью.
пуще затрясло, будто в жестоком приступе икоты. Но другой, красавец,
страдающий насморком, вызывающе на меня уставился.
честь, так как оба они были старше меня чином.
тий в тесной повозке, да притом еще грязный верзила! А кто за вас запла-
тит, любезный?
сить, кто платит за него? - учтиво осведомился я.
свою судьбу, погоду, простуду, опасность и расходы, связанные с
бегством, а пуще всего - английскую кухню. В особенности, кажется, ему
досаждало, что в их компанию затесался я.
лись бы к нам, а пробирались в одиночку! Лошади еле волокут этот дранду-
лет, дороги - сплошная грязь да рытвины. Не далее как минувшей ночью нам
с полковником пришлось полпути проделать пешком... Черт подери!.. Полпу-
ти по колена в грязи... а у меня еще эта трижды клятая простуда... и
опасно, ведь нас могли и заметить! Еще счастье, что мы не встретили ни
души. Пустыня... настоящая пустыня... как и вся эта мерзкая страна! Есть
тут нечего... да, нечего - одна жесткая говядина да овощи, сваренные на
воде... а из напитков только эта вустерская бурда! А я из-за простуды и
вовсе лишился аппетита, понятно? Будь я во Франции, мне бы подали креп-
кий бульон с сухариками, омлет, курицу с рисом, куропатку с капустой -
словом, что-нибудь соблазнительное, разрази их всех гром! А здесь...
пропади все пропадом! Ну и страна! И какой холод! А еще говорят о Рос-
сии... Нет уж, с меня довольно и этого холода! А сами англичане... вы
только поглядите на них! Что за народ! Ни одного красивого мужчины, а
офицеры - прямо смотреть не на что. - И он самодовольно оглядел
собственный стан. - А женщины... экие жерди. Нет, одно мне ясно: я не
перевариваю англичан!
хуже горькой редьки. Я всегда терпеть не мог всех этих щеголей и фран-
тов, даже когда они вправду недурны собой и хорошо одеты; майор же - ибо
таков оказался его чин - был ни дать ни взять разжившийся лакей. Подда-
кивать ему или хотя бы делать вид, что я с ним соглашаюсь, было выше мо-
их сил.
я, - вы же проглотили честное слово офицера.
грозный лик; но не успел он слова вымолвить, как на него опять напал
чих.
случая. - Говорят, оно нехорошо на вкус. Мсье в этом тоже убедился?
пел я и глазом моргнуть, как он уже был между нами.
сейчас время ссориться? Мы окружены врагами; перепалки, громкого слова
может оказаться довольно, чтобы на нас снова обрушилась неотвратимая бе-
да. Monsieur le Commandant [19], вам нанесено тяжкое оскорбление. Я про-
шу вас, я требую, а если надо - приказываю: ничего не предпринимайте,
пока мы благополучно не вернемся во Францию. А тогда, если пожелаете, я
готов служить вам в любом качестве. Вы же, молодой человек, проявили всю
жестокость и легкомыслие, "которые столь свойственны юности. Этот
джентльмен старше вас чином, он уже немолод (можете себе представить,
что выразилось при этих словах на лице майора). Допустим, он нарушил
слово офицера. Я не знаю, по какой причине он это сделал, вам она тоже
неизвестна. Быть может, им руководила любовь к отечеству, для которого
настал час бедствий; а быть может, им руководило человеколюбие или неот-
ложная надобность; вы понятия об этом не имеете и, однако же, позволяете
себе усомниться в его чести. Тот, кто нарушил офицерское слово, иной раз
достоин не насмешки, а сожаления. Я тоже нарушил офицерское слово - я,
полковник имперской армии. А почему? Я годами вел переговоры, просил об-
менять меня на кого-либо из английских офицеров, но все понапрасну: меня
постоянно опережали те, у кого имелись связи в военном министерстве, и
мне приходилось ждать, а меж тем дома угасает от чахотки моя дочь. Я
должен наконец ее увидеть, и единственная моя забота - не опоздать. Она
больна, тяжко больна... дни ее сочтены. У меня не осталось ничего,
только моя дочь, мой император и моя честь, и я поступаюсь своей честью,
и пусть у кого-нибудь хватит совести меня за это осудить.
слово офицера? Да что оно значит по сравнению с жизнью и смертью, по
сравнению с любовью? Я прошу у вас прощения и у этого джентльмена тоже.
Я не подам вам больше повода для недовольства. Молю бога, чтобы вы зас-
тали вашу дочь живой и выздоровевшей.
надолго вспыхнувший в нем, угас; он воротился к камину и уже снова ниче-
го вокруг не замечал.
заставляли меня терзаться угрызениями совести, и я настоял на том, что-
бы, мы с майором пожали друг другу руки (на что он согласился весьма не-
охотно), и опять и опять отрекался от своих слов и приносил извинения.
повезло, что я оказался рядовым и, попав в плен, не должен был, как вы,
офицеры, давать честное слово, а потом его держать; стоило мне сбежать
Браун Дэн
Куликов Роман
Орлов Алекс
Нортон Андрэ
Шилова Юлия
Быков Василий