из крепости - и я волен делать, что хочу. Прошу вас, поверьте мне, я от
всей души сожалею о своих неблагородных словах. Позвольте мне... Да не-
ужто в этом проклятом доме никого нельзя дозваться? Куда подевался этот
Фенн?
проходил по двору, в отчаянии всплеснул руками, крикнул мне, чтобы я
отошел от окна, кинулся в дом и через мгновение появился на пороге.
Глядишь, ненароком кто пройдет задами да и приметит вас.
дим, как призрак. А пока, ради всего святого, принесите нам бутылку
коньяку. У вас тут сыро, как на дне колодца, а эти джентльмены страдают
от холода.
занялся огнем, и оттого ли, что вложил в дело больше энергии, оттого ли,
что уголь уже раскалился и ему пришло время разгореться, но недолго
спустя в камине уже гудело жаркое пламя. В этот сумрачный, дождливый
день отблеск его, казалось, взбодрил полковника, точно луч солнца. Кроме
того, когда вспыхнуло пламя, сразу улучшилась тяга, и мы больше не зады-
хались от дыма. К тому времени, как воротился Фенн с бутылкой под мышкой
и с единственным бокалом, комната выглядела уже куда веселее, и оттого
посветлело и на душе. Я налил в бокал коньяку.
Не успел я сюда попасть, как уже проявил и свойственную молодым нетерпи-
мость и дурные манеры рядового солдата. Будьте снисходительны, оставьте
без внимания эти промахи и окажите мне честь принять от меня бокал.
посмотрел на меня с сомнением, - а вам это и в самом деле по средствам?
потом все утро то с извинениями, " то и вовсе безо всяких околичностей
прикладывался к бутылке, так что нам еще не подали обеда, а коньяку уже
осталось на донышке. Кушанья оказались именно такими, как он предсказы-
вал: говядина, вареные овощи, картофель, горчица в чайной чашке и пиво в
коричневом расписном кувшине, на котором были изображены лошади и охот-
ники, гончие псы и лиса, а посреди всего этого в завитом парике восседал
гигантский Джон Буль - точная копия Фенна - и курил трубку. Пиво было
хорошее, но на вкус майора недостаточно хорошее, он подливал в него
коньяк - при простуде это полезно, объяснял он, - и на сие целебное сна-
добье ушло то немногое, что еще оставалось в бутылке. Майор не уставал
напоминать мне, что бутылка пуста, многозначительно угощал меня послед-
ними каплями, подбрасывал бутылку в воздух, проделывал с нею всяческие
фокусы и, наконец, истощив свою изобретательность и видя, что я остаюсь
глух к его намекам, заказал другую бутылку и сам за нее заплатил.
и лишь изредка выходил из задумчивости и начинал сознавать, где он и что
от него требуется. При этом он всякий раз бывал так благодарен и учтив,
что совсем меня покорил.
проделали очень трудный переход этой ночью, и я положительно был уверен,
что не смогу проглотить ни куска, но вам так удачно пришла в голову
мысль о коньяке, он воскресил меня, просто воскресил.
говядины, но, еще не успев ее проглотить, забывал обед и своих спутни-
ков, забывал про то, где он находится, и про то, что он беглый пленник,
и вновь его взору являлась умирающая во Франции дочь. Мне так тяжко было
смотреть на этого больного, усталого, безмерно измученного старика, ко-
торый и самто, по моему разумению, одной ногой уже стоял в могиле и, од-
нако, неотступно думал о своем горе, что кусок не шел мне в горло. Каза-
лось, просто грешно наслаждаться трапезой, сидя за одним столом с этим
несчастным отцом, - была в этом неделикатность, вызывающая грубость,
присущая молодости, и хотя я уже попривык к простой и безвкусной анг-
лийской кухне, но, как и полковник, едва притронулся к еде. Только мы
отобедали, его поборол глубокий сон, скорее, даже беспамятство; он бес-
сильно простерся на тюфяке, дыхания почти не было заметно, и казалось,
жизнь в нем еле теплится. И вот мы с майором остались за столом одни. Не
думайте, что наш tete-a-tete был долог, зато ему нельзя было отказать в
оживленности. Майор пил, как беспробудный пьяница или как заправский
англичанин: он кричал, стучал по столу кулаком, во все горло распевал
песни, затевал ссору, вновь мирился и наконец надумал пошвырять в окно
тарелки, но к тому времени подвиг сей был ему уже не по силам. В партии
беглецов, обреченных ни на миг не забывать об осторожности, никогда еще
не случалось столь шумного веселья, и под весь этот шум полковник спал
сном младенца. Видя, что майор продвинулся столь далеко и его уже не ос-
тановишь, я решил получить с паршивой овцы хоть шерсти клок! Я опять и
опять подливал ему вина, подстегивал его все новыми тостами, и куда ско-
рее, чем я смел надеяться, он залепетал что-то бессвязное и стал клевать
носом. С упрямством всех пьянчуг он нипочем не желал лечь на один из тю-
фяков в углу, пока я не растянусь на другом. Но этой комедии скоро при-
шел конец: майор уснул сном праведника, и по комнате разнесся такой за-
ливистый, богатырский храп, точно заиграли военные трубы, а я поднялся и
стал, как мог, коротать томительно скучный день.
мне на помощь, и мне только и оставалось шагать из угла в угол, поддер-
живать огонь в камине да раздумывать над своим положением. Я сравнил
вчерашний день с нынешним: безопасность, комфорт, веселье, удовольствие
бодро шагать под открытым небом, приветливые гостиницы - все то, что бы-
ло к моим услугам вчера, - и скука, тревога и неудобства нынче.
ломство мне уже известно, а вот как далеко его может завести мсти-
тельность, еще неясно. Я подумал, что ночи напролет мне придется тряс-
тись в запертой, крытой повозке, а днем томиться в бог весть каких тай-
ных убежищах, и мужество изменило мне; я сам не знал, уж не лучше ли
сбежать отсюда, пока не поздно, и продолжать путь по-прежнему в одиноч-
ку. Но полковник преграждал мне дорогу! Я был едва знаком с ним, но ус-
пел понять, что он детски доверчив и принадлежит к тем наивным обходи-
тельным натурам, которые, как мне кажется, встречаются лишь среди старых
вояк да стариков священников, и что годы и несчастье сломили его. Как
мог я покинуть его в беде, оставить наедине с себялюбивым молодчиком,
что храпел сейчас на соседнем тюфяке! "Шандивер, мой мальчик, ваше здо-
ровье!" - вновь прозвучал у меня в ушах голос старика и остановил меня.
Теперь, оглядываясь назад, я вижу в своей жизни совсем немного поступ-
ков, которые радовали бы меня более, чем то, что я внял этому зову.
каким-то зимним великолепием разгорелся закат, как вдруг, перебив ход
моих мыслей, во двор въехала двуколка с двумя седоками. То были, вероят-
но, фермеры, живущие по соседству, - рослые, здоровенные малые в плащах
и высоких сапогах; когда они приехали, лица у них уже горели от выпитого
- вина, а уезжали они пьяные в стельку. Они долго сидели с Берчелом в
кухне - и все это время без роздыха пили, горланили песни, и их разуда-
лое веселье составляло мне своего рода компанию. Свечерело, огонь в ка-
мине запылал ярче, на деревянных панелях стен плясали и отражались крас-
новатые блики. Свет в наших окнах виден был, наверно, не только с доро-
ги, о которой упоминал Фенн, но и со двора, где дожидалась своих хозяев
фермерская двуколка. В глубине комнаты, озаренной пламенем камина, спали
мои спутники - один беззвучно, другой назойливо-шумно, один воплощение
смерти, другой - опьянения. И не диво, что меня так и подмывало присое-
диниться к хору, доносящемуся из кухни; и так безгранична была одолевав-
шая меня скука, так нестерпимо ожидание, что я с трудом удерживался то
от смеха, то едва ли не от слез.
двор: впереди, освещая путь фонарем, шагал Фенн, а за ним, поминутно
спотыкаясь и сталкиваясь друг с другом, его гости. Они шумно вскарабка-
лись в свою двуколку, один тряхнул вожжами, и тьма поглотила их так вне-
запно, так внезапно замолкли их голоса, что это было похоже на чудо. Я
знаю, сама судьба оберегает пьяных, правит за них лошадьми и хранит их
от всяческих бед, и уж, конечно, с этой двуколкой у нее было немало хло-
пот! Отъезжавший экипаж рванулся с места так резко, что Фенн, вскрикнув,
едва успел отдернуть ногу из-под колес; потом он поворотился и нетверды-
ми шагами, размахивая фонарем, двинулся в глубь двора. Там, в распахну-
тых дверях каретного сарая, все тот же лохматый парень уже вытаскивал во
двор крытую повозку. Если я хотел поговорить с нашим хозяином наедине,
медлить было нельзя, другого случая могло не представиться.
нице фонарем и следил, как тот запрягает лошадей.
нателен, если вы накажете своему слуге подвезти меня как можно ближе к
Данстейблу. Я решил ехать с нашими друзьями полковником Иксом и майором
Игреком, а в окрестностях Данстейбла сойду: меня туда призывают неотлож-
ные дела.
выпивки, казалось, он сделался еще подобострастней и угодливей.