ла пора всем разойтись по своим спальням, все знали, что более никогда
его не увидят, но не обмолвились об этом ни словом. Он поднялся, сослав-
шись на усталость, и обернулся к дочери, главной своей союзнице: "Поз-
вольте мне, дитя мое... позвольте старому, не взысканному судьбой солда-
ту... обнять вас... и да благословит вас бог за вашу доброту!" Девушка
прильнула к нему и заплакала у него на груди; хозяйка дома тоже залилась
слезами: "Et je vous le jure, le pere se mouchait" [21], - проговорил
полковник, лихо крутя ус, но и у него самого при одном воспоминании об
этой минуте увлажнились глаза.
ковое путешествие его проводили столь сердечно. Он нарушил слово офицера
ряди дочери; но я очень скоро потерял надежду, что у него достанет сил
дожить до встречи с нею, вынести до конца все тяготы пути, превозмочь
губительную усталость и безжалостный холод, сопровождавший нас в нашем
паломничестве. Я делал все для него, все, что только мог: ухаживал за
ним, укрывал, берег его сон, иногда, если дорога была особенно нехороша,
поддерживал его, обняв за плечи.
ло мучительно. Все оказалось напрасно. Как ни быстро мы приближались к
Франции, он приближался к уготованному ему концу еще быстрей. День ото
дня он слабел, становился все равнодушнее к окружающему. В речи его
вдруг зазвучал и становился все явственней простонародный выговор Нижней
Нормандии, от которого он давным-давно избавился, появились и словечки,
понятные лишь выходцу из тех краев. В самый последний день он вновь при-
нялся рассказывать все ту же неизменную историю о кресте, что вручил ему
сам император. Майор чувствовал себя особенно скверно, а быть может, на-
ходился в особенно дурном расположении духа и стал сердито протестовать.
[22], - отвечал полковник. - Мсье еще не слыхал об этом случае, и он так
добр, что сам хочет послушать.
наконец сказал:
etait bien contente [23].
двери склепа.
которого тихо перешел в небытие. В это время я как раз поддерживал его,
но ничего не заметил, - он только чуть вытянулся - такая легкая смерть
была дарована этому страдальцу. Лишь вечером на привале мы с майором об-
наружили, что вместо третьего спутника нас сопровождают его бренные ос-
танки. Той ночью мы стащили лопату на ближайшем поле - кажется, где-то
близ Маркет-Босуорта - и, отъехав еще немного, со слезами и молитвами,
при свете фонаря, который держал Кинг, схоронили старого солдата империи
в роще молодых дубков.
слишком горькие часы выпадают человеку в недолгий срок, отпущенный ему
"а земле!
частной дочери полковника; сделал он это, как я слышал, со всей возмож-
ной мягкостью; да и в самом деле, кто бы мог передать подобное известие
без слез! Ему тоже недолго осталось мучиться в земной юдоли, а так как
мне не за, что особенно его расхваливать, я умолчу об его имени. И пол-
ковника тоже называть - не стану, ибо он нарушил слово офицера. Requies-
cat [24].
гостиницах, известных Кингу. Всякий день мы рисковали головой и ради
ломтя хлеба ставили на карту свою жизнь. Иногда, чтобы несколько
уменьшить опасность, мы вылезали из повозки еще загодя, не доехав до
гостиницы, заходили в нее поодиночке, и каждый заказывал, что ему взду-
мается, словно мы вовсе не были знакомы друг с другом. Таким же манером
мы и уходили и встречались в заранее условленном месте, где-нибудь в по-
лумиле от гостиницы, где нас уже поджидала наша повозка. Полковник и ма-
йор знали поанглийски всего-то несколько слов, а об их выговоре и поду-
мать страшно. Однако и этого хватало, чтобы заказать ветчину и какое-ли-
бо питье, а после потребовать счет; и, сказать по правде, в этих тракти-
рах и гостиницах ни у кого не было охоты, да и знаний, "чтобы обращать
внимание на чью-то не слишком правильную речь.
кой-то трактир на Бедфордширской равнине, неподалеку от Бедфорда. В кух-
не расположился длинный, тощий субъект лет сорока, весь в черном, лицо
его сразу бросалось в глаза. Он сидел на скамье у очага и курил длин-
ную-предлинную глиняную трубку. Шляпа его и парик, висели позади на
крючке, он был совершенно лыс и глядел проницательно, испытующе и недо-
верчиво. Смотрел он на всех свысока, явно полагая себя светским челове-
ком, очутившимся среди неотесанной деревенщины, и отчаянно задирал нос -
как выяснилось позднее, что называется, по долгу службы, ибо оказался
секретарем некоего адвоката. Я взял на себя самую неблагодарную роль:
явился последним; когда я переступил порог, майор сидел за боковым сто-
ликом и перед ним уже стояли какие-то блюда. Шел, видно, общий разговор,
и я тотчас почувствовал, что атмосфера накалена. У майора в лице чита-
лось волнение, у конторщика - торжество, а трое или четверо крестьян в
холщовых рубахах (они разместились у очага и играли в этом представлении
роль хора) не замечали, что трубки их погасли.
и едва я заказал ужин, вновь заговорил со мной: - Прошу прощения, сэр,
куда держите путь?
своего путешествия.
говорите по-французски, сэр?
пански - это пожалуйста.
конторщик.
десяти слов отличу француза.
ших сомнений, но кое-кто из здесь присутствующих еще себе этого не уяс-
нил. Недостаток образования, знаете ли. А я смело скажу, что без доста-
точного образования и шагу толком ступить нельзя.
также услыхать ваш голос. Куда, вы сказали, вы направляетесь?
бестолочью, чтобы не выговорить правильно двух слов на чужом языке,
"когда это всего важней.
выговор?
признал старого знакомца. - Да неужто это вы, мистер Дюбуа? Кто бы мог
подумать, что мне доведется встретить вас так далеко от дома? - Говоря
все это, я горячо пожимал руку майору, а затем, повернувшись к нашему
мучителю, произнес:
лый, мой бывший сосед, мы с ним жили рядом в Карлайле.
имеет ничего общего с шайкой Буонапарте. Ручаюсь, что по части политики
он не уступит вам в благонадежности.
сам мистер Дюбуа это отрицал.
но и в следующей же фразе умудрился допустить ошибку в языке, что случа-
лось со мною крайне редко. Все эти месяцы моя свобода и самая жизнь за-
висели от того, насколько бегло я изъясняюсь по-английски, и если в
кои-то веки я оговорился, мне нет надобности подробно объяснять, в чем
именно состояла моя ошибка. Довольно сказать, что оговорка была самая
пустячная и в девяноста девяти случаях из ста сошла бы мне с рук. Но сей
страж закона немедля ее заметил, словно был учителем языка.
одиночке в трактир в графстве Бедфордшир, случайно встречаются здесь и
при этом поначалу друг друга не узнают! Нет, сэр, это вам так не прой-
дет! Оба вы беглые военнопленные, а то, может, и похуже. Считайте, что
вы арестованы. И потрудитесь предъявить ваши бумаги.
Мои документы! Как же, стану я показывать свои бумаги первому встречному
в какомто захудалом трактире!