жестокий приступ, - с сомнением сказал он. - Но раз вы уверены, что все
прошло, я продолжаю. Дуэль для вас, пленников, естественно, задача не-
легкая; должно быть, соблюсти все правила было бы просто невозможно. И,
однако, она могла быть вполне законной по существу, даже если при столь
своеобразных обстоятельствах вам пришлось отступить от некоторых фор-
мальностей. Вы меня понимаете? Я спрашиваю вас как джентльмена и солда-
та.
мне на плечо. Я не в силах был бы это вынести и отшатнулся.
этого вынести. - И поспешно прибавил: - У меня ревматизм. Плечо воспале-
но и очень болезненно.
послать ли за доктором?
ще я не верю в докторов.
только не дал, чтобы нарушить это молчание! - Так вот, - заговорил он
наконец, - я думаю, мне больше нечего узнавать. Полагаю, что мне все из-
вестно.
шей руки! Я ведь не ребенок.
плече у вас нет открытой раны, я ошибаюсь. Если же она есть... - Он мах-
нул рукой. - Но прежде советую вам как следует подумать. В этом опыте
есть прескверная оборотная сторона: то, что могло бы остаться между на-
ми, сделается всеобщим достоянием.
Терпеть не могу эту породу.
себя не в своей тарелке.
противника в честном поединке. Я не желаю никого загонять в угол из-за
дуэли, если ее нельзя было избежать и если в ней все было достойно и
справедливо. Но уж это я по крайней мере должен знать, и тут мне до-
вольно будет вашего слова. В противном случае, как ни прискорбно, я вы-
нужден буду пригласить доктора.
устроит такая форма, извольте: даю вам честное слово, слово джентльмена
и солдата, что между нами, пленниками, не произошло ничего бесчестного
или неблагородного.
перь можете идти, Шандивер.
гал, что подвергаю вас пытке.
ке. Он явно был зол и раздосадован и нимало не заботился о вежливости.
он заметил меня. - Эй! Как вас там? Вас-то мне и надо. Скажите им всем,
что тот малый умирает. Ему крышка, уж я-то знаю, он не дотянет до ночи.
И скажите им, что я не завидую тому, кто его приколол. Сперва скажите им
это.
Гог... как бишь его?.. хочет повидать кое-кого из них перед тем, как
отправиться в последний путь. Если я правильно его понял, он хочет ко-
го-то поцеловать или обнять, в общем какой-то чувствительный вздор. По-
няли? Вот он сам написал список, возьмите и прочитайте, мне не выгово-
рить этих варварских имен. Кого назовете, пусть отвечает "здесь" и отхо-
дит вон туда, к стене.
первое имя в этом списке. У меня не было ни малейшего желания еще раз
увидеть дело рук своих; всем моим существом завладели ужас и отвращение.
Как знать, что за прием он мне приготовил? Все в моих руках: я могу про-
пустить первое имя, доктор ничего не поймет... и не пойду к умирающему.
Но, к великому счастью для себя, я ни секунды не задержался на этой мыс-
ли, подошел к указанному у стены месту, прочел "Шандивер" и прибавил
"здесь".
тор направился к лазарету, а мы, выстроившись в затылок, словно команда,
наряженная на работу, зашагали следом. У дверей доктор остановился, ска-
зал, что мы пойдем к "этому малому" по одному, и, едва я успел перевести
его слова, отправил меня в палату. Я вошел в небольшую, выбеленную из-
весткой комнату; окно, выходящее на юг, было распахнуто настежь, из него
открывался вид на дальние горы, и откуда-то снизу явственно доносились
голоса уличных торговцев. У самого окна на узкой койке лежал Гогла. С
лица его еще не сошел загар, но оно было уже отмечено печатью смерти.
Что-то отчаянное, обнаженное было в его улыбке, и у меня перехватило
горло; только любовь и смерть знают эту улыбку, только они ее видели. И
когда он заговорил, уже незаметно было, что слова его грубы, - все зас-
лонила эта улыбка.
от невыразимого отвращения, я подошел ближе и склонился к нему. Но он
лишь притянул меня к себе и зашептал в самое ухо:
исподнюю и поделюсь им с сатаной.
этот час были полны благородства, но выразить их он умел лишь языком
площадной шутки. Несколько времени спустя он велел мне позвать доктора
и, когда тот вошел, слегка приподнялся на постели, указал сперва на се-
бя, потом на меня - а я стоял рядом и уже не сдерживал слез - и ломаным
английским языком повторил несколько раз:
кивал, короткие кудряшки парика затряслись на его маленькой голове, и он
несколько раз кряду повторил на каком-то подобии французского:
как малый ребенок, я вышел.
с жизнью достойнейшим образом! Тут есть чему позавидовать. Пока Гогла
был жив, его терпеть не могли; в последние же три дня своей порази-
тельной стойкостью и самоотвержением он завоевал все сердца, и когда в
тот же вечер по замку разнеслась весть, что его не стало, все заговорили
вполголоса, точно в доме, погруженном в траур.
прежде; право, не знаю, что на меня нашло; пробудившись на другое утро,
я вновь стал самим собой, но в тот вечер меня обуяла угрюмая ярость. Я
убил его, он же сделал все, что только мог, чтобы меня защитить; его
страшная улыбка стояла у меня перед глазами. И такими нелепыми и беспо-
лезными казались сейчас эти угрызения совести, что мне довольно было
взгляда или слова, чтобы вновь затеять с кемнибудь ссору. Наверное, все
это было написано у меня на лице, и когда несколько времени спустя я
повстречал доктора, отдал честь и обратился к нему, он поглядел на меня
удивленно и сочувственно.
ня и полез в кармашек для часов. - Вот возьмите! И не стоит горевать по-
напрасну, - сказал он, сунул мне в руку серебряный двухпенсовик и пошел
своей дорогой.
ибо, сколько я знаю, то был единственный случай, когда этот человек под-
дался чувству милосердия. Я же постоял, поглядел на монету и, поняв его
ошибку, горько рассмеялся, потом отошел к крепостной стене и зашвырнул
монету подальше, точно то была цена крови. Смеркалось. В глубине цвету-
щей долины спешили по Принцесс-стрит фонарщики, каждый с лесенкой и фо-
нарем, и я угрюмо следил за ними сквозь амбразуру. Неожиданно чья-то ру-
ка опустилась мне на плечо, и я обернулся. То был майор Шевеникс, во
фраке, с безупречно повязанным галстуком. В умении одеваться ему никак
нельзя было отказать.
умер?
тягостно и все такое. Но, знаете ли, для нас с вами это совсем не так
плохо. Теперь, когда его уже нет, и притом что перед кончиной вы его на-
вестили, я совершенно успокоился.
Корнев Павел
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Мичурин Артем
Афанасьев Роман
Шилова Юлия