трудно вообразить столь редкостную цепь, совпадений, чтобы человек, ко-
торый разговаривал с Роули в "Зеленом драконе" - близ Эйлсбери, случайно
очутился в Шотландии, где у него и дел-то никаких быть не может, да еще
у самых дверей банка, где открыт счет на имя Роули.
бы он меня заприметил, мистер Энн, сэр, уж вы-то меня больше век бы не
увидели! Я ведь не дурак, сэр!
не понадобится тебе до тех самых пор, покуда ты не останешься здесь
один. Смотри же, не потеряй ее: это твоя доля из мешка Санта-Клауса -
полторы тысячи фунтов в твоем полном распоряжении.
ли.
решительно возразил Роули. - И потом, сдается мне, сэр, молод я еще для
этаких-то дел. Я ваш телохранитель, мистер Энн, и больше я никто.
за очень дорогую услугу, которую ты мне оказал и о которой я не хочу, да
и не смею говорить. За твою преданность, за то, что ты не унываешь, мой
дружок. Деньги эти все равно предназначались тебе, а теперь, по правде
говоря, иначе и нельзя, придется тебе их взять. И раз тот сыщик ждет
подле самого банка, их нельзя трогать, покуда я отсюда не уеду.
сэр! Никуда вы без меня не уедете.
- отвечал я. - Быть может, даже завтра. Это надобно ради моей безопас-
ности, Роули! Поверь мне, если у того сыщика были причины караулить у
дверей банка, то ждал он там, конечно, не тебя. Как они ухитрились так
быстро пронюхать о счете в этом банке, просто ума не приложу. Быть мо-
жет, нас спугнуло какое-то дурацкое совпадение, но надобно считаться с
обстоятельствами... И еще одно, Роули: мало того, что я вынужден на вре-
мя с тобой распрощаться, я еще вдобавок должен просить тебя не выходить
из дому до нового моего распоряжения. Только так ты и можешь сейчас сос-
лужить мне службу.
вскричал мой верный слуга. - У меня такое правило - ничего не делать
вполовину! Я ваш телом и душой и пойду за вас в огонь и в воду!
один: как можно скорее повидаться с Флорой, моим единственным надежным
банкиром, а до наступления темноты об этом нечего было и думать. Остава-
лось лишь кое-как убить время над "Каледонским Меркурием", где напечата-
ны были дурные для Франции вести о военных операциях да запоздалые доку-
менты о нашем отступлении из России. И вот я сижу у камина, порой встре-
пенусь от злости и горькой обиды из-за этих дурных вестей, а порой снова
начинаю клевать носом над пустопорожними заметками о мелких событиях в
Эдинбурге. И вдруг меня точно ударило:
Дамрека", - прочитал я.
кая флажолет.
почти догнал нас. Готов поклясться, они приехали вместе, он и тот сыщик
у банка. Так что охота в полном разгаре: и доезжачие, и егеря, и гончие,
и охотники - все собрались тут, в Эдинбурге!
возьму в свои руки, сделайте милость! Вот только одну минутку, я перео-
денусь, чтоб не узнали, и схожу в этот Дам... ну, в этот отель, и выве-
даю, что он там затевает. Вы уж на меня положитесь, мистер Энн, я про-
ворный, в руки никому не дамся, всегда улизну, коли что.
ли, запомни это хорошенько. И я тоже пленник или без пяти минут пленник.
Я показал тебе газету, чтобы тебя остеречь: если ты выйдешь на улицу, ты
меня погубишь.
подозрения у миссис Макрэнкин.
мистер Энн!
поневоле улыбнулся.
заявил он.
глядеть. А я опять взялся за газету и продолжал рассеянно ее просматри-
вать; мысли мои вновь и вновь возвращались к нависшей надо мною опаснос-
ти, и вдруг я наткнулся на следующую заметку:
вать следующее сообщение: полагают, что убийца - солдат по имени Шанди-
вер - находится где-то неподалеку от Эдинбурга... Его приметы: среднего
роста или чуть ниже, приятной наружности и весьма учтив в обращении. В
последний раз его видели в модном платье жемчужно-серого цвета и в свет-
ло-коричневых башмаках. Он чисто говорит по-английски, называет себя
Рейморни. Его сопровождает слуга лет шестнадцати. За поимку преступника
обещана награда".
жемчужно-серый сюртук.
спокойным и невозмутимым, когда чувствуешь, как сеть медленно, но неумо-
лимо затягивается вокруг тебя, и я рад был, что Роули не видит моей рас-
терянности. Лицо мое пылало, дышал я прерывисто и тяжело, еще никогда в
жизни не был я так растерян.
но обедать и ужинать и поддерживать разговор с чересчур словоохотливым
Роули, притворяясь, будто я вполне владею собой. Правда, беседу с миссис
Макрэнкин поддерживать не приходилось, но от этого мне становилось
только еще горше. Что случилось с моей квартирной хозяйкой? Отчего она
держится гордо и отчужденно, не желает со мною разговаривать, глаза у
нее красные и по дому непрестанно разносится ее страдальческий голос?
Либо я сильно ошибался, либо она прочитала злополучную заметку в "Мерку-
рии" и узнала обличающий меня жемчужно-серый сюртук. Теперь мне припом-
нилось, что она с каким-то странным выражением лица подала мне в то утро
газету и объявила, хмыкнув то ли сочувственно, то ли с вызовом: "Вот вам
ваш "Меркурий"!"
ческий вид миссис Макрэнкин выдавал ее волнение, ясно было, что она бо-
рется со своей совестью и исход этой борьбы еще не решен. Я терзался и
не знал, что делать. Коснуться столь сложного и таинственного механизма,
как внутренний мир моей квартирной хозяйки, я не осмеливался, ибо от
первого же моего слова он мог, словно неумело сработанная петарда,
вспыхнуть и рвануть совсем не в ту сторону. И я, превознося теперь свою
осмотрительность - ведь с первых же шагов я ухитрился расположить к себе
миссис Макрэнкин самым дружеским образом, - я все же не понимал, как
вести себя сейчас. Более обыкновенного выказывать знаки внимания, пожа-
луй, столь же опасно, как и пренебрегать этим. Одна крайность покажется
ей дерзостью и только ее рассердит, вторая будет, в сущности, признанием
вины. Короче говоря, я обрадовался, когда на улицах Эдинбурга стало
смеркаться, а заслышав голос первого сторожа, отправился в путь.
было семи часов; я стал взбираться по крутому склону к садовой ограде и
вдруг с изумлением услышал собачий лай. Прежде здесь собаки лаяли только
у хижины на вершине холма. Но этот пес был в саду "Лебяжьего гнезда", он
рычал, задыхался от ярости, прыгал и рвался с цепи. Я дождался, чтобы он
немного поутих, потом с крайней осторожностью вновь стал приближаться к
ограде. Но не успел я заглянуть поверх нее в сад, как пес разразился ла-
ем еще пуще прежнего. В ту же минуту дверь отворилась, и из дому вышли с
фонарем Рональд и майор Шевеникс. Они стояли как раз передо мною, немно-
го ниже, яркий свет фонаря падал на их лица, и я отчетливо слышал каждое
их слово. Майор успокаивал собаку, и теперь она только глухо ворчала,
лишь изредка снова разражаясь лаем.
фонарем и тревожа ночную мглу причудливой игрой света и тени. - Пойду-ка
я, пожалуй, на вылазку.
прийти сюда и помочь вам караулить дом лишь на одном условии: условие
это - военная дисциплина, мой мальчик! Мы ходим дозором только по этой
дорожке у самого дома. Лежать, Таузер! Хороший пес, хороший... Тише, ти-
ше, - продолжал он, лаская треклятое чудовище.
вскричал Рональд.
он отчетливо, но негромко. - Я хочу сказать вам одно: идите-ка вы домой.