жите лучше, что он слишком молод, чтобы стать для меня свидетелем обви-
нения. - Я отошел от двери. - Вы, видно, добрая женщина, миссис Макрэн-
кин. И, конечно, вам любопытно узнать, что происходит. Поэтому прошу
вас, успокойтесь и выслушайте меня.
ей свою историю, ничего не утаив и не преувеличив. Когда я рассказывал о
своей дуэли с Гогла, у нее перехватило дыхание, а когда описывал, как
спускался со скалы, она, кажется, совсем перестала дышать. Об Алене она
сказала: "Видала я таких! ", - а о Флоре дважды повторила: "Хоть бы пог-
лядеть на нее разочек!" Все остальное она выслушала в молчании, а когда
я кончил, встала и так же молча пошла к двери. На пороге она обороти-
лась.
этакую историю, я бы ему прямо в глаза сказала: враки, мол.
стены. Петарда наконец взорвалась, и палка ударила по беспомощному Роу-
ли.
корки до корки. "Беглый французский солдат Шандивер, которого разыскива-
ют в связи со зверским убийством, происшедшим недавно в Замке, все еще
не пойман... ", и далее повторялось то, что было уже напечатано во втор-
ник. "Не пойман!" Я отложил газету и принялся разглядывать книги миссис
Макрэнкин. Тут были "Физическая и астрономическая теология" Дерхэма,
"Библейская доктрина первородного греха" некоего Тейлора, доктора богос-
ловия, "Арифметические таблицы готовых расчетов, или верный спутник ком-
мерсанта" и "Путь в преисподнюю с двенадцатью гравюрами на меди".
те, повторяя про себя те памятные латинские изречения, о которых мсье
Кюламбер много лет назад говорил мне: "Сын мой, настанет день, когда
слова эти вновь вспомнятся тебе и ты найдешь в них если не красоту, то
утешение". Добрый человек! Я шагал по ковру в такт строкам из Горация:
"Virtus recludens immeritis mori Caelum... raro antecedentem scelestum
deseruit pede Poena claudo" [63].
снаружи по стеклам струился холодный дождь, а теплый воздух в комнате
затуманил их изнутри. "Pede Poena claudo", - выводил я пальцем по стек-
лу.
камину. Потянулись нескончаемые минуты, и наконец в комнату вошла миссис
Макрэнкин - от портного принесли фрак. Я удалился в спальню и разложил
все на постели; фрак был оливково-зеленый, с золочеными пуговицами и от-
делкой муарового шелка, панталоны тоже оливково-зеленые, жилет белый и
расшит голубыми и зелеными незабудками. Я разглядывал все это до полуд-
ня, а там настала пора обедать.
щих отсутствием аппетита; они вехи в сером, однообразном течении време-
ни. Я сидел над бараньей отбивной и пинтой крепкого портера так долго,
что миссис Макрэнкин успела уже дважды с каменным лицом войти в столо-
вую, чтобы убрать со стола; наконец она нарушила свое противоестествен-
ное молчание и осведомилась, не собираюсь ли я просидеть за столом до
самой ночи.
удалился в спальню одеваться.
лоны подчеркивают стройность ног; благородная простота моей осанки
(весьма подобающая отпрыску опального рода) чуть скрашена франтовским
жабо и вновь подчеркнута белоснежным жилетом, усыпанным незабудками
(знак постоянства) и застегнутым на кораллово-розовые пуговицы (знак на-
дежды). Оглядев себя, я остался совершенно доволен и отправился в рези-
денцию новоявленного Рыцаря печального образа - мистера Роули. Он был
уже не такой зеленый, но все такой же несчастный, а у постели его сидела
миссис Макрэнкин и начиняла его подобающими случаю поучениями из Книги
притч Соломоновых.
зависть!
взглядом.
деть.
бывало, мой. Макрэнкин.
и пансион.
двадцать пять гиней; теперь у меня оставалось всего пять гиней и крона.
- Остального хватит на содержание Роули и его расходы. Надеюсь, он вско-
ре сможет взять из банка деньги, которые лежат там на его имя, он об
этом знает.
видя, что он готов тут же вскочить с постели и кинуться за мной. - В
Эдинбурге ты мне всего нужнее. От тебя требуется только выждать и в под-
ходящую минуту незаметно отыскать мистера Робби с Касл-стрит или мисс
Флору Гилкрист из "Лебяжьего гнезда". От одного из них или от обоих ты
узнаешь, что тебе делать дальше. Вот их адреса.
кин, - он тут проест, а тем паче пропьет больше того, что сам стоит. -
Роули поморщился. - Уж лучше я возьму его к себе.
нести у нее эту двойную службу, сам же я, согласившись надеть галоши по-
койного мистера Макрэнкина, вышел из дому на залитую дождем улицу.
стороне от Джордж-сквер; здесь, под полосатым тентом под двумя фонарями
собралась насквозь промокшая толпа. Из-под тента на покрытый лужами тро-
туар падал сноп света. Гости уже съезжались. Я проскользнул внутрь, по-
казал свое приглашение и поднялся по лестнице, украшенной флагами, зе-
ленью и государственными гербами. На верхней площадке лестницы меня
встретил лакей весьма внушительного вида.
таллический жетон.
над моим пригласительным билетом, пока я медлил в вестибюле, оглядывая
залу - поле предстоящего сражения, и вдруг, откашлявшись, гаркнул во всю
мочь: - Мистер Дьюси!
По правде говоря, переступить порог залы было страшновато. Только что
окончился очередной танец, и музыканты на галерее принялись настраивать
скрипки. Половина стульев, расставленных вдоль стен, еще пустовала, и в
зале чувствовалась некоторая натянутость, как всегда бывает, покуда ве-
селье еще не разгорелось. Съехались пока только второстепенные гости, и
теперь они толпились в дальнем конце залы и с нетерпением поглядывали на
входную дверь, ожидая появления гостей более именитых. Поэтому я тотчас
попал под перекрестный огонь взглядов и замечаний, и это меня очень
встревожило. Казалось, на меня глядели даже зеркала, экраны и канделяб-
ры, а когда я шел по сверкающему паркету, он тоже как бы подмигивал мне,
словно говоря: "А я тебя узнал!" От группы гостей отделился распоряди-
тель бала, маленький и круглый, как бутоньерка у него в петлице, и с
вкрадчивой улыбкой подлетел ко мне, точно скользя по льду.
приезжий, новичок в нашей северной столице и, надеюсь, танцор?
лодой особе, что стоит под галереей оркестра.
зовом, которую я видел на вечере у мистера Робби; только сейчас она была
в яблочнозеленом туалете.
мною.
лон игривым движением плеч и, в свою очередь, представила меня своей ма-
тушке, чопорной усатой даме в черном платье и черном чепце, украшенном
маками.
Макбин, любезно склонив голову. - Камилла, посмотри, дорогая, приехали
сэр Уильям и леди Фрейзер... Да, она в сиреневой тафте! Как ей к лицу
эта брильянтовая диадема! Нынче они что-то рано. Так вот, я и говорю,
мистер...