Флоре, и нога моя запуталась в чемто мягком, что потянулось за мною и
выпало на дорогу. Я нагнулся, поднял это, и тут дверца с треском захлоп-
нулась.
на холодной пустынной дороге.
с последний раз подмигнули и исчезли, вновь послышался стук колес, и на
дороге со стороны Эдинбурга замерцали две пары больших желтых фонарей. Я
едва успел метнуться вбок, перескочить через какой-то забор на размокший
под дождем луг и притаиться, скрючившись, причем в моих бальных туфлях
хлюпала вода, как тотчас мимо вскачь промчались два наемных экипажа, в
косых струях дождя мелькнули их огни, кучера бешено нахлестывали лоша-
дей.
ферблат. Четырнадцать минут второго!
ночь нашего побега из Замка, и это эхом отозвавшееся воспоминание, каза-
лось, отметило последний час одного бесконечно долгого рокового дня моей
жизни. И в самом деле, с той далекой ночи стрелки словно описали полный
круг и вернулись к исходной точке. Я пережил зарю, встретил день, я
грелся в лучах людского уважения и вновь - игрушка в руках судьбы - очу-
тился в ночном мраке, в зловещей тени проклятого Замка, все так же прес-
ледуемый законом, а надежды на спасение стало еще меньше, и мне негде
было приклонить голову - разве что укрыть ее яркой узорной шалью миссис
Гилкрист. И я подумал, что за долгий, долгий день этот я столько
странствовал, подвергался стольким опасностям, - и все лишь для того,
чтобы сменить горчично-желтую одежду арестанта на узорную шаль и фрак,
который никак не вязался ни с шалью, ни со здешним климатом. Веселый за-
дор, овладевший мною на балу, воинственный дух, трепет прощального при-
косновения руки Флоры - все погасло. С моря наползал туман, и я по-
чувствовал себя белкою в колесе, ибо все усилия мои оказались тщетны.
Да, то был час безрадостных раздумий.
должна была прийти только в восемь, да и то, если ей удастся обмануть
двойной кордон соглядатаев. А куда податься и что делать до восьми? В
город идти нельзя. По соседству - ни одной знакомой души, правда, где-то
поблизости "Привал охотников". Но даже если я его найду (хотя в таком
тумане это будет нелегко), могу ли я рассчитывать на теплый прием, когда
подниму хозяина с постели и он увидит, что весь мой багаж состоит из
шерстяной узорной шали? Еще, чего доброго, подумает, что я ее украл!
Ведь я нес ее вниз по лестнице прямо на глазах у сыщиков, а узор этот ни
с каким другим не спутаешь, и уж, верно, во всей округе второй такой ша-
ли не сыщется, ее, конечно, все знают, изображенную на ней орифламму,
которая развевается над натюрмортом из разных молочных продуктов и соло-
довых напитков, трактирщик, разумеется, тот же час узнает и ничего хоро-
шего обо мне не подумает. Такую шаль никак не посчитаешь частью моего
туалета, и она уж никак не может сойти за дар любви. Правда, под этим
кровом собираются подчас всевозможные сумасброды - взять, к примеру.
Шестифутовых верзил. Но какой это охотник появится среди ночи в жабо и
жилете, расшитом незабудками? Кроме того, за "Привалом охотников", воз-
можно, следят. Да следить станут и за всеми остальными домами в округе.
холма. Превосходнейшая миссис Гилкрист! Я завернулся в мантию этой дамы,
отличавшейся истинно спартанским духом, и скорчился на большом валуне, а
дождь поливал мою непокрытую голову и стекал по носу, он наполнял мои
бальные туфли, пробирался за шиворот и даже игриво струился по спине.
Безжалостный лисенок - нечистая совесть - терзал меня немилосердно, и я
никак не мог от него отделаться и лишь крепче стискивал зубы, когда он
вгрызался мне в самое сердце. Один раз я даже с укором воздел руки к не-
бесам. И словно открыл душ. Небеса щедро окатили глупца потоком слез, а
он сидел весь мокрый и думал: до чего же он глуп! Однако те же небеса
милостиво скрыли его жалкую фигуру от всего остального мира, и я припод-
ниму лишь уголок этой завесы.
струй, что сбегали по склону холма. Дорога тянулась у моих ног, ярдах в
пятидесяти ниже камня, на котором я сидел. Часу в третьем (как я прики-
нул) в той стороне, где лежало "Лебяжье гнездо", появились фонари, они
быстро приближались, и наконец подо мною с грохотом прокатили два наем-
ных экипажа и скрылись во влажной опаловой дымке, окутавшей вдали огни
Эдинбурга. Я слышал, как бранился один из кучеров, и понял, что мой щед-
рый кузен испугался непогоды и преспокойно отправился с бала прямо в
отель Дамрека, чтобы улечься в постель, предоставив погоню за мной своим
наемникам.
следил, как луна в туманном ореоле катилась по небу, и вдруг видел перед
собою багровое лицо и угрожающий перст мистера Роумена, и принимался
объяснять ему и мистеру Робби, что, предлагая мне заложить мое нас-
ледство за летающее помело, они не принимают в расчет действующую модель
Эдинбургского замка, которую я, прихрамывая, таскал с собою на цепи,
точно каторжник ядро. Потом я мчался вместе с Роули в малиновой карете,
и мы прорывались сквозь тучу красногрудых малиновок... и тут я пробудил-
ся: птицы и вправду щебетали вокруг, а над холмом вставала заря.
сговорясь, обрушились на меня, я едва не лишился рассудка; к тому же са-
мый обыкновенный голод терзал меня ничуть не меньше угрызений совести.
Наконец, закоченевший, измученный, не в силах думать, действовать,
чувствовать, я поднялся с камня, на котором претерпел такую муку, и
сполз вниз, на дорогу. Оглядевшись вокруг, не видно ли где сыщиков, я
заметил на расстоянии двух пистолетных выстрелов или даже менее того до-
рожный столб, на котором что-то белело - какая-то полуоторванная афишка.
Чудовищная мысль! Неужто за голову Шандивера объявлена награда? Поглядим
хотя бы, как его там расписывают. Впрочем, по правде сказать, влекло ме-
ня туда не любопытство, а самый низменный страх. Я думал, что после этой
ночи ничто уже не заставит меня дрожать, но, покуда шел к висевшей на
столбе бумажонке, понял, что глубоко заблуждаюсь.
наук Аэростатики и Аэронавтики, имеет честь сообщить знатным и благород-
ным господам Эдинбурга и его окрестностей...
ву под ногами, как выразился бы воздухоплаватель Байфилд. Я воздел руки
к небесам. Я разразился сатанинским смехом, который оборвался рыданием.
От смеха и рыданий мое изможденное тело дрожало, как лист, и я брел по
полю неверными шагами, качаясь из стороны в сторону под напором неудер-
жимой бессмысленной веселости. Один раз посреди очередного приступа сме-
ха я вдруг стал как вкопанный и невольно подивился звуку собственного
голоса. Просто непостижимо, как у меня хватило воли и соображения доп-
лестись наконец до условленного места встречи с Флорой. Впрочем, тут
ошибиться было невозможно: сквозь туман вырисовывались очертания продол-
говатого низкого холма, увенчанного еловой рощицей, которая к западу
сходила на нет, как спинной плавник огромной рыбины. Я не раз прежде
смотрел на него с другой стороны, а в день, когда Флора стояла рядом со
мною во дворе Замка и показывала на дымок, вьющийся из трубы "Лебяжьего
гнезда", я глядел прямо сквозь эти ели. Только с этой стороны вдоль то-
го, что можно было бы назвать рыбьим хвостом, тянулась трещина, а по ней
шла тропа в старую каменоломню.
ки, которая вилась дальше вверх по северному склону холма. На тропке мне
показываться не следовало. Я отошел от нее ярдов на пятьдесят и шагал
взад и вперед, от нечего делать считая шаги, ибо стоило мне хоть на ми-
нуту остановиться, как холод вновь пробирал меня до костей. Раза два я
сворачивал о каменоломню и стоял там, разглядывая прожилки в вырубленной
породе, потом вновь принимался мерить шагами свои шканцы и поглядывать
на часы. Десять минут девятого! Вот глупец, вообразил, что ей удастся
провести стольких соглядатаев! А голод все сильней давал себя знать...
под легкой стопою богини природы, ее тезки. Объявляю вам со всей серьез-
ностью: едва она появилась, погода стала улучшаться.
шали, накинутой на голову и плечи, Флора достала корзиночку и торжеству-
юще протянула мне. - Лепешки еще не остыли, я завернула их в салфетку
сразу, как только сняла с огня.
Перумов Ник
Маккефри Энн
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Ковальчук Вера
Афанасьев Роман