это получше выразиться, не очень одобряет полеты на воздушном шаре. Она,
видите ли, урожденная Гатри из Дамфрис.
тягательной наукой. Я бы сказал даже, мистер... Я бы сказал, она стала
страстью всей моей жизни. - Его кроткие глаза так и сияли за стеклами
очков. - Я помню Винченце Люнарди, сэр. Я был в парке Гериота в октябре
тысяча семьсот восемьдесят пятого года, когда он поднялся в воздух. Он
спустился в Купаре. Городское общество игроков в гольф поднесло ему тог-
да адрес, а в Эдинбурге он был принят в Сообщество блаженных нищих, -
это было подобие клуба или лиги, оно уже давно покончило счеты с жизнью.
Лицо у Люнарди было худое-прехудое, сэр. Он носил очень странный колпак,
если можно так выразиться, сильно сдвинутый сзади наперед. Потом этот
фасон вошел в моду. Однажды он заложил у меня часы, сэр, я принимаю вещи
в заклад. К сожалению, потом он их выкупил, а не то я имел бы удо-
вольствие показать их вам. Да, теория воздухоплавания - моя давнишняя
страсть. Но из уважения к миссис Овценог я воздерживался от практики...
до нынешнего дня. По правде говоря, супруга моя уверена, что я поехал
проветриться в Кайлз оф Бьют.
сом спросил Далмахой.
тел я сказать, что я там отдыхаю. Я уплатил мистеру Байфилду пять фунтов
вперед. У меня и расписка есть. И мы условились, что я спрячусь в корзи-
не и взлечу только с ним одним.
сэр? - вопросил я.
это - дело случая, я мог бы оказаться в куда менее приятном обществе. -
Я поклонился. - А уговор есть уговор, - закончил он.
пять фунтов.
поряжаться?
Гракхов или сама Валаамова ослица, мне-то какое дело? Но прежде я знал
вас как мистера Дьюси, и вы, пожалуй, вообразите, что я мистер Непони-
майка.
течение и летим со скоростью примерно тридцать миль в час. Но вон там, к
югу, как будто виднеется Брод-Ло.
он отнюдь не Дьюси, а совсем другое имя, и титул был вовсе не "виконт".
В ту минуту я принял это за какую-то уловку полицейского, но теперь у
меня появились весьма серьезные сомнения.
хочу взять с пола плед, благо в воздухе вдруг повеяло пронизывающим хо-
лодом.
дивером.
опасный шум, был мой собственный кузен, виконт де Сент-Ив. Порукой в том
- мое честное слово. - И, видя, что это заявление поколебало его уверен-
ность, я продолжал самым лукавым тоном: - Не кажется ли вам теперь, что
все это было просто шуткой, дружеским пари?
сит.
- Но, право, я восхищен, что вы так упорствуете в своих подозрениях,
ибо, скажу вам откровенно, я и есть Шандивер.
придется доказать.
воздушном шаре?
ва взялся за веревку от клапана.
доказывать свою невиновность. Напротив того, сколько мне известно, и по
английским и по шотландским законам другие должны доказать, что он и
вправду виновен. Но вот что могу доказать я: могу доказать, сэр, что за
последние дни я много времени проводил в вашем обществе, что я ужинал с
вами и мистером Далмахоем не далее как в среду. Конечно, вы можете воз-
разить, что мы трое собрались здесь все вместе по чистой случайности,
что вы ни в чем меня не подозревали, что мое вторжение в вашу корзину
было для вас совершенной неожиданностью и вы к этому никак не причастны.
Но подумайте сами, какой здравомыслящий присяжный поверит столь неправ-
доподобному рассказу?
взялся мистер Овценог, и признаться, что вы надули публику, когда пообе-
щали ей "одинокого путешественника" и разглагольствовали об этом перед
одураченной толпой зевак, в то самое время, когда в корзине у вас пря-
тался будущий ваш спутник. И вы еще смеете говорить, что вы на виду у
широкой публики! Ну нет, сэр, уж на сей раз вы никого не проведете.
дернуть за эту веревку - ив мир, отнюдь не склонный к милосердию, спус-
тится безнадежно опозоренный воздухоплаватель. Во всяком случае, в Эдин-
бурге вам больше не разгуляться. Публике до смерти надоели и вы сами и
ваши полеты. Любой скольконибудь наблюдательный мальчишка из толпы мог
бы вам это подтвердить. Вам угодно было закрывать глаза на эту голую,
неприкрытую истину, но в следующий раз при всем вашем тупом тщеславии
вам волей-неволей придется это признать. Напоминаю: я предлагал вам
двести гиней за гостеприимство. Теперь я удваиваю плату при условии, что
на время полета я становлюсь владельцем шара и вы будете управлять им
так, как я того пожелаю. Вот деньги, из них вы должны возвратить мистеру
Овценогу его пять фунтов.
почти не отличались - синеватый и красно-бурый вперемежку. Я задел его
больное место - самомнение, и он был глубоко уязвлен.
пришлось прибегнуть, меня оправдывало лишь то, что дела мои были из рук
вон плохи. Я с облегчением поворотился к остальным. Далмахой сидел на
дне корзины и помогал Овценогу распаковывать ковровую сумку.
моя сказала: "Александр, неужто там, куда ты едешь, не найдется виски?"
"Конечно, найдется, - сказал я. - Но я не знаю, хорошо ли оно там, а
ведь путь не близкий". Понимаете, мистер Далмахой, предполагалось, что я
проедусь от Гринока до Кайлз оф Бьют и обратно, а потом вдоль побережья
в Солткотс и на родину Бернса. Я велел ей, коли уж непременно понадобит-
ся что-нибудь мне сообщить, адресовать письма до востребования почтмейс-
теру Эра. Ха-ха!
Аэростат...
хой.
ждет, что я окажусь на шаре.
только иной раз, если можно так выразиться, чересчур непонятлив.
все выше, и термометр Байфилда показывал тринадцать градусов. Я выбрал
из груды на полу плащ поплотнее, а в кармане мне посчастливилось обнару-
жить пару подбитых мехом перчаток. Потом я склонился над бортом корзины,
желая взглянуть на землю, однако же искоса поглядывал на Байфилда, а он
грыз ногти и старался держаться от меня подальше.
моря, как одноцветная карта. Нет, то была Англия: залив Солуэй врезался
в побережье - широкий блестящий наконечник стрелы с чуть изогнутым ост-
рием, а за ним Камберлендские горы, словно холмики на горизонте; все ос-
тальное плоское, как доска или огромное блюдо. Белые нити шоссейных до-
рог соединяют мелкие городишки; холмы, что лежат между ними, как бы