Чтение 73–й страницы книги ~Сент Ив~

поклон мой пропал втуне. - Кстати, - продолжал я, - не будете ли вы
столь любезны ссудить мне перо, чернила и писчую бумагу? Я бы хотел пе-
реправить на берег письмо, чтобы его сдали на почту.

Сусанна пригласила меня следовать за нею; мы спустились в чисто приб-
ранную, даже щегольскую каюткомпанию, где спугнули двух довольно хоро-
шеньких девиц: одна протирала вращающийся стол красного дерева, другая
полировала медную дверную ручку. Они собрали свои тряпки, поспешно при-
сели передо мною и исчезли по приказанию Сусанны, а она предложила мне
сесть за стол и подала все, что надобно для письма. Кают-компания осве-
щалась широким кормовым иллюминатором; справа и слева двери, тоже крас-
ного дерева, по-видимому, вели в спальные каюты; все филенки, не говоря
уже о медных ручках и пластинках на дверях, сияли так, что в них можно
было смотреться, как в зеркало, и даже бриться. "Но откуда здесь, на
борту капера, столько женщин?" - подумал я, пробуя на ногте перо и при-
нимаясь за первое в моей жизни любовное послание.

"Любимая, спешу сообщить тебе, что воздушный шар благополучно спус-
тился и твой преданный Энн находится сейчас на борту..."

- Кстати, мисс Сусанна, как называется ваш бриг?

- Он называется "Леди Нипеан", а я мужняя жена и мать шестерых детей.

- Примите мои поздравления, сударыня, - отвечал я, поклонился и про-
должал писать.

"... брига, который называется "Леди Нипеан" и идет из Фалмута в..."

- Простите, сударыня, но куда мы держим путь?

- Кажется, к Массачусетсу.

- Ах, вам так кажется?

Она кивнула.

- Молодой человек, послушайтесь моего совета и ворочайтесь восвояси.

- Сударыня, - сказал я неожиданно для самого себя, - я беглый воен-
нопленный француз. - И тут, сжегши, как говорится, за собою все мосты, я
откинулся в кресле, и мы поглядели друг другу прямо в глаза. - Я захва-
тил с собой малую толику денег, но сердце мое осталось там, откуда я бе-
жал, - продолжал я, все так же глядя ей в глаза. - Я пишу это письмо
той, кому отдано мое сердце, прекрасной дочери Британии. Что вы на все
это скажете?

- Что ж, - задумчиво произнесла Сусанна, - пути господни неисповеди-
мы. Может, для вас так будет легче.

Видно, вся команда на этом корабле изъяснялась загадками. Я снова
взялся за перо.

"... к Массачусетсу в Соединенных Штатах Америки, а оттуда я надеюсь
незамедлительно перебраться во Францию. У тебя, верно, есть новости, до-
рогая, но боюсь, они еще не так скоро до меня дойдут. И все-таки даже
если тебе вовсе нечего написать мне, кроме этих нескольких слов: "Я люб-
лю тебя, Энн", - напиши их и передай мистеру Робби, он перешлет письмо
мистеру Роумену, а уж тот, может быть, сумеет как-нибудь тайком перепра-
вить его в Париж, улица дю Фуар, 16. Письмо надобно адресовать вдове Жю-
пиль для передачи "капралу, который когда-то хвалил ее белое вино". Она
непременно вспомнит: ведь человек, который имел мужество похвалить это
вино, стоит того, чтобы о нем помнили, ибо он единственный в своем роде,
среди всех французских солдат, второго такого не сыскать. Ежели к тебе
явится юнец по имени Роули, можешь всецело положиться на его предан-
ность, но боже тебя упаси довериться его сообразительности. А теперь це-
лую имя "Флора" (шлюпка уже дожидается) и до того часа, когда я приеду
за тобою, чтобы уже век с тобой не разлучаться, остаюсь твоим пленником.
Энн".

Собственно, у меня была еще причина поскорее закончить и запечатать
письмо. Качка, хоть и небольшая, была чувствительна, и в душной каюте
голова моя уже начала кружиться. Я поспешил на палубу и едва успел по-
жать руки моим спутникам и отдать письмо Байфилду с просьбою отослать
его по указанному адресу.

- А если за ваше участие в этом приключении вас потянут к ответу, об-
ратитесь к майору Шевениксу; он сейчас находится в Эдинбургском замке и
неплохо осведомлен о моих делах, - сказал я. - Майор - человек чести и
не откажется вам помочь" И Далмахой тоже подтвердит, что вы знали меня
лишь как мистера Дьюси.

Затем я сунул в руку Далмахою деньги на путевые расходы для него и
Овценога.

- Дорогой мой, - забормотал Далмахой, - мне и в голову не приходи-
ло... ежели вы совершенно уверены, что это для вас не обременительно...
разве что только взаймы... и чертовски любезно с вашей стороны, прямо
скажу.

Он заставил катер подождать и написал расписку, в которой именовал
меня Лордом, раздающим милостыню, и Казначеем Советуса Крэмондской ака-
демии. Тем временем Овценог с чувством пожал мне руку.

- Это было незабываемое путешествие, сэр, - молвил он. - Мне найдется
что порассказать супруге, когда я ворочусь домой.

Я подумал, что и у супруги тоже найдется, что ему сказать, и, пожа-
луй, еще побольше, чем у него. Наконец он спустился на катер, и, когда
они отвалили, Далмахой весело нахлобучил ему шляпу чуть не на нос в ви-
де, так сказать, прощального салюта.

- Брасопить реи! Право руля! - скомандовал капитан Коленсо. Команду
выполнили, "Леди Нипеан" понемногу стала набирать ход, а я стоял у
фальшборта, глядел вслед моим друзьям и пытался уверить себя, что на
свежем воздухе мне легчает.

Капитан Коленсо заметил, что я не в своей тарелке, и посоветовал
спуститься вниз и лечь; измученный, я ответил какой-то дерзостью, но он
ласково взял меня под руку и, словно капризного ребенка, повел вниз. Я
прошел через кают-компанию, дверь красного дерева захлопнулась за мною -
я был в отведенной мне каюте... И теперь уж на следующие двое суток бла-
говолите оставить меня в сем уединении. Ужасные то были часы.

Но и через двое суток мне было невесело, и я все еще почти не мог
есть. Корабельные дамы заботливо за мной ухаживали и пытались раздраз-
нить мой аппетит легчайшей морской диетой. Матросы ставили для меня
кресло на палубе и, проходя мимо, сочувственно и уважительно кланялись.
Все как один были неизменно добры ко мне, но при этом до неправдоподобия
молчаливы. Бриг и его экипаж окутывала, подобно все густеющему туману,
какая-то тайна, и я бродил по палубе, точно в нескончаемом дурном сне,
теряясь в самых невероятных догадках. Начать с того, что на борту восемь
женщин, - чересчур много для серьезного каперства: и все они дочери, не-
вестки или внучки капитана Коленсо. Что до мужчин - а их было числом
двадцать три, - то те из них, кто не носил фамилию Коленсо, прозывались
Пенгелли, и почти все, судя по страдальческим позеленевшим физиономиям и
неуклюжим движениям, - народ сугубо сухопутный. Походка у них была та-
кая, словно они только что оторвались от плуга, хотя на лицах уже не ос-
талось здорового загара и румянца - отпечатка работы в поле, на свежем
воздухе.

Дважды в день, а по воскресеньям трижды, эта престранная команда со-
биралась на полуюте, обнажала головы, и начиналось богослужение, назвать
которое неистовством - значит еще ничего не сказать. Сперва все шло
вполне пристойно, капитан Коленсо дрожащим голосом излагал какую-либо
главу Священного писания. Но постепенно (и особливо в час вечерней служ-
бы) слушатели воодушевлялись и так часто повторяли "аминь", точно откры-
вали беглый огонь. Мало-помалу они доходили до исступления и разражались
благодарственными кликами, все более и более разжигая друг друга; они
теснились к "кафедре" (ею служил пушечный лафет) и, отчаянно бия себя в
грудь, поочередно, наперебой, до хрипоты каялись в грехах, в то время
как остальные рыдали, кричали "Еще, еще!" и даже подпрыгивали на месте.
"Говори, говори, брат!" - восклицали они. "Вот оно, просветление. Иску-
паем грехи свои! Душа спасется!" Минут десять, а то и пятнадцать на ко-
рабле царило вавилонское столпотворение, он поистине превращался в су-
масшедший дом. Затем буйство стихало так же внезапно, как началось, ка-
питан отпускал команду, все расходились по своим обычным делам, и лица
вновь становились непроницаемы, разве лишь слегка подергивались после
только что испытанного душевного потрясения.

А еще через пять минут просто не верилось, что все эти люди способны
на такие взрывы чувств. Капитан Коленсо, заложив руки за спину, вновь
принимался мерить шагами шканцы, по-стариковски волоча ноги и с обычной
кроткой рассеянностью оглядывая корабль. Порою он приостанавливался и
мягко поучал какогонибудь неумелого матроса, что неуклюже брасопил реи
либо не по правилам вязал морские узлы. Он никогда никого не распекал,
редко возвышал голос. Манерой говорить и легкостью, с какою он повелевал
людьми, капитан разительно отличался от всех остальных членов своего се-
мейства. Однако же я, кажется, понял, отчего все они столь беспрекослов-
но ему повинуются. Самый неумелый из этих горе-моряков вязал узлы и де-
лал любую работу (как правило, из рук вон плохо) с видом столь серьезным
и сосредоточенным, будто решал тем самым иную, куда более сложную и воз-
вышенную задачу.

В середине второй недели плавания мы попали в шторм, нас закружило,
завертело, но, по счастью, ненадолго, потому что шторм задел нас только
краем, однако же для человека сухопутного и эта недолгая встряска была
тяжким испытанием. Уже совсем под вечер я, наконец, высунул нос на палу-
бу и огляделся. Огромные сорокафутовые валы швыряли наш корабль из сто-
роны в сторону, и фальшборт временами так кренился, что, высунувшись из
люка трапа, я упирался взглядом в скользящую серую бездну и чувствовал
себя как муха на стене. Усталое деревянное тело "Леди Нипеан" неслось
вперед по бурным валам, под одним только малым парусом, остальные были
туго зарифлены. Капитан приказал убрать брамстеньги и принайтовить ору-
дия в средней части судна, и все же корабль качало так, что кошка и та
не удержалась бы на палубе, через которую беспрестанно перекатывались
волны. Все попрятались в каюты, наверху оставались лишь капитан да руле-
вой на полуюте, совсем еще мальчишка - тот самый, что был гребцом на