за столб во второй комнате, около спальной. Бугван (Гуд) был в первой
комнате, а около занавески стоял часовой. Я прокрался туда, и меня никто не
виде.). Прождал я много часов, как вдруг увидал темную фигуру, тихо
двигавшуюся ко мне. Это была женщина и в руке держала кинжал. За женщиной
крался другой человек, которого она не заметила. Это был Бугван. Он снял
башмаки и шел по ее следам. Женщина прошла мимо меня, и я видел ее лицо.
царица ночи! Я ждал. Бугван также прошел мимо меня! Я последовал за ним. Мы
шли тихо, беззвучно, друг за другом, сначала женщина, потом Бугван, потом я.
Женщина не видела Бугвана, а Бугван не видел меня. Наконец, царица ночи
остановилась у занавеса, возле спальной комнаты белой королевы, вошла туда.
За ней Бугван и я. В дальнем конце комнаты тихо и крепко спала белая
королева. Я слышал ее дыхание и видел белую, как снег, руку, лежавшую около
головы. Царица ночи подняла свой нож и подкралась к постели. Ей не пришло в
голову обернуться назад. Но Бугван дотронулся до ее руки, она вдруг
повернулась, и я видел, как блеснул нож. Хорошо, что Бугван надел железную
рубашку, а то бы был убит. Когда Бугван разглядел женщину, он молча отскочил
назад. Она также была удивлена и не сказала ни слова, но вдруг приложила
палец к губам и вышла из спальной вместе с Бугваном. Она прошла так близко,
что ее платье коснулось меня, и мне хотелось убить ее. В первой комнате она
что-то говорила Бугвану шепотом, сжав руки, я не знаю, что.
что он хотел позвать стражу, но она остановила его и глядела на него своими
большими глазами, и он был околдован ее красотой. Потом она протянула руку,
и он поцеловал ее, а я собирался схватить ее, заметив, что Бугван ослабел,
как женщина, и не знает, где добро и зло, как вдруг она ушла!
Я подождал немного и пошел сюда!
железную рубашку Бугвана, и я подобрал его в спальне белой королевы!
сэра Генри, где зулус от слова до слева повторил свою историю. Как
исказилось лицо сэра Генри, когда он слушал.
-- и все из-за меня! Зорайя -- опасный враг! Лучше бы было, если бы
Умслопогас убил ее на месте!
удобной минуты!
человеческих жизней, если бы Зорайю постигла судьба, которую она готовила
своей сестре! Дальнейшее показало, что я был прав.
очень раздражен против Гуда, которому, по его мнению, нельзя больше
доверять, так как он выпустил из рук Зорайю, вместо того, чтобы отдать ее в
руки правосудия. Он говорил, отзываясь о Гуде очень резко.
и с нежностью относимся к своим собственным.
подумать, что вчера вы имели разговор с этой дамой, которую осуждаете, и
сами находили почти невозможным устоять против ее очарования, несмотря на
то, что любите и любимы прекраснейшей и нежнейшей женщиной в целом мире!
Предположите, что Нилепта пыталась бы убить Зорайю, и вы поймали ее, и она
просила бы вас не выдавать ее. Могли бы вы, с легким сердцем, вести ее на
публичный позор, предать на сожжение? Посмотрите на дело глазами Гуда,
прежде чем называть старого друга подлецом!
Гуду. Прекрасная черта в характере Куртиса, -- он всегда готов сознаться,
если был несправедлив!
попал в весьма неприятное и неловкое положение! Была дикая, безумная попытка
убийства, и он выпустил из рук убийцу, позволив ей обезоружить себя. Он
легко мог сделаться ее орудием, а что могло быть ужаснее этого? Но конец
должен быть один: Гуд оказал ей услугу, она, конечно, отвернулась от него, и
он вернется снова завоевывать потерянное самоуважение! Пока я обдумывал все
это, я услыхал крик во дворе, различил голоса Умслопогаса и Альфонса. Один
яростно ругался, другой вопил. Я побежал туда и увидал смешное зрелище.
Маленький француз бегал но двору, а за ним, как охотничья собака, гонялся
зулус... Когда я подошел к ним, Умслопогас успел поймать Альфонса, поднял
его за ноги и пронес несколько шагов, прямо к густому цветущему кустарнику,
покрытому шипами, цветы которого несколько походили на гардению. Несмотря на
крики и вопли француза, зулус спокойно бросил его в кустарник, так что на
виду остались только икры да пятки ног. Довольный своим поступком, зулус
сложил руки и стоял, мрачно созерцая ляганья Альфонса и слушая его вопли.
же из кустарника!
сильно, что я боялся, не вывихнул ли он их, и одним толчком освободил его из
чащи кустарника. Смешно было смотреть на Альфонса! Все платье его было
усеяно колючками, он был до крови исцарапан шипами, лежал на траве, вопил и
катался по ней. Наконец он встал, проклиная Умслопогаса, клялся геройской
кровью своего деда, что отравит его и отомстит за себя. Потом я узнал суть
дела. Обыкновенно Альфонс готовил похлебку Умслопогасу, которую он съедал
вместо завтрака в углу двора. Эта похлебка, по обычаю родины зулуса,
готовилась из тыквы, и он хлебал ее деревянной ложкой. Но Умслопогас, как
все зулусы, не выносил рыбы, считая ее водяной змеей. Альфонс, подвижный и
любивший проказы и шутки, как обезьяна, отличный повар, решил заставить его
есть рыбу. Он накрошил мелко рыбы и смешал ее с похлебкой зулуса, который и
съел ее всю, не заметив рыбы. К несчастью, Альфонс не сумел сдержать своей
радости и принялся скакать и прыгать вокруг дикаря, пока Умслопогас не
заподозрил нечто и после внимательного исследования остатков похлебки открыл
"новую проказу буйволицы" и рассчитался с французом по-своему.
удивлялся, что он позволил себе новую шутку, хотя знал по опыту, что "черный
господин" не любит шутить.
повлек за собой весьма серьезные последствия.
опомниться и вернуть обычное веселое расположение духа. Когда он ушел, я
прочитал зулусу целую нотацию и сказал, что мне стыдно за него.
потому что здесь мне не место! Я соскучился до смерти, соскучился пить,
есть, спать и слушать про любовь! Я не люблю эту жизнь в каменных дамах,
которая отнимает силу у человека и превращает его кровь в воду, а тело в
жир. Я не люблю белые одежды изнеженных женщин, звуки труб и ястребиные
охоты!
кем и драться. Я начинаю думать, что умру от скуки и не подниму больше мой
Инкози-каас!
чтобы долбить! В твои годы, стыдись, Умслопогас! Стыдись!
убить человека в честном бою, чем высосать его кровь в купле, продаже и
ростовщичестве, по обычаю белых людей! Много людей я убил в бою, и никому не
побоюсь взглянуть в лицо, многие из этих людей были друзьями, с которыми я
охотно покурил бы трубку. Ты -- другое дело. У тебя своя дорога, у меня --
своя! Каждый идет к своему народу, в свое родное место! Дикий бык хочет
умереть в лесистой стране, так и я, Макумацан! Я груб и знаю это, и когда
кровь моя разгорячится, я не помню, что делаю! Но когда настает ночь, ты,
наверное, пожалел бы меня! Мрак охватывает меня, и я тоскую! В сердце своем
ты любишь меня, Макумацан, отец мой, хотя я -- ничтожная зулусская собака,
начальник без крааля, бродяга и пришелец! И я люблю тебя, Макумацан, потому
что мы вместе состарились, между нами есть что-то, что крепко связывает нас!
-- он взял снова табакерку, сделанную из старого медного патрона, и
предложил мне табаку.
кровожадному дикарю! Я не могу точно определить, в чем состояла его
привлекательность, быть может, его честность и прямота или удивительная
ловкость и сила подкупали меня. Это было совершенно своеобразное существо.
Откровенно говоря, среди массы дикарей, которых я знал, я не встречал ни
одного, подобного Умослопогасу. Он был очень умен и наивен, как дитя, и
обладал очень добрым сердцем. Во всяком случае, я очень любил его, хотя
никогда не высказывал ему этого.
Завтра ты был бы способен расколоть мне череп, если бы я стал на твоей
дороге!
мне, но все же не перестал бы любить тебя! Разве здесь можно драться,
Макумацан? -- продолжал он насмешливым голосом, -- Мне кажется только, что
обе королевы сердятся друг на друга! Это я думаю потому, что видел ночью!
Царица ночи даже бросила свои кинжал!