сбываться слова Черного, мы уже слышим топот бегущих белых людей, которые со
временем завоюют всю нашу страну.
мои проникли в его грудь, как копье. Он не отвечал и распустил совет.
которых они просили, и все казалось гладким, как вода в тихую погоду. Перед
тем как подписать бумагу, царь устроил большой праздник; много было собрано
воинов в краале, и в течение трех дней продолжались пляски; на третий день
он распустил все войска, за исключением одного отряда, состоящего из юношей,
которым было приказано оставаться. Мне очень хотелось знать, что на уме у
Дингана, и я опасался за безопасность Анабоонов. Но он хранил свою тайну,
никому, кроме предводителя отряда, не говорил ничего, даже члены совета
ничего не знали. Но я предчувствовал, что он готовит беду; мне хотелось
предупредить капитана Ретифа, но я побоялся ошибиться в своих
предположениях. Отец мой, если бы я исполнил свое намерение, сколько вскоре
после того умерших людей осталось бы в живых! Но, впрочем, не все ли равно?
Во всяком случае, многие из них теперь бы уже поумирали.
нему в крааль, где он намерен был подписать бумагу. Они пришли и оставили
свои ружья у ворот крааля; смертью наказывался человек, как белый, так и
черный, если появлялся вооруженным перед царем. Крааль Дингана был выстроен
большим кругом, как строились у нас все царские краали. Вначале тянулась
высокая наружная изгородь, потом тысячи хижин между наружной и внутренней
изгородью. За внутренним окопом лежало большое открытое пространство, в
котором могли поместиться пять полков, а в конце его, против входа,
находился крааль скота, который отделялся от открытого места также
изгородью, изогнутой, как лук. За нею помещались Эмпозени, жилища царских
жен, караульня, лабиринт и Интункулу, дом царя. Динган вышел и сел на скамью
перед краалем скота, рядом с ним стоял человек, держащий щит над его
головой, чтобы предохранить его от солнечных лучей. Мы все, члены совета,
были тут же, а выстроенные вдоль всей изгороди, вооруженные короткими
палками, а не дубинами, отец мой, стояли воины того отряда, который Динган
не отсылал. Начальник отряда находился рядом с царем, по его правую руку.
милостиво и пожал руку Ретифу, их начальнику. Ретиф вынул из кожаной сумки
бумагу, по которой устанавливались уступка и границы земель, и переводчик
перевел царю содержание бумаги. Динган сказал, что все в порядке, и приложил
к бумаге руку; Ретиф и буры, видимо, были довольны и широко улыбались. По
окончании дела они стали прощаться, но Динган не пустил их, говоря, что
сперва он желает угостить их и показать им пляску воинов; по его приказанию,
были внесены заранее приготовленные блюда с вареной говядиной и чашки с
молоком. Буры отвечали, что они уже обедали, но все же выпили молока,
передавая чашки из рук в руки.
буры отодвинулись к центру площади, чтобы не мешать пляске воинов. В это
время я услыхал, как Динган приказывал одному из слуг отправиться к белому
"Доктору Молитвы", находящемуся вне крааля, и попросить его не бояться
ничего. Я удивился, не понимая смысла приказания, почему "Доктору Молитвы"
надо бояться танца, часто виденного им? Вскоре Динган встал, в сопровождении
свиты прошел сквозь толпу, подошел к капитану Ретифу и стал прощаться с ним,
пожимая ему руку и желая ему счастливой дороги. Затем он вернулся к воротам,
которые вели к царскому дому, около входа стоял начальник отряда, как бы в
ожидании приказаний.
голосом: "Бей колдунов! Билалани Абатакати!" -- и, закрыв лицо углом своего
плаща, вошел за изгородь.
но мы еще не успели промолвить слова, как начальник отряда громко прокричал:
"Бей колдунов!" -- и возглас его был подхвачен со всех сторон. Раздался
ужасный крик, отец мой, и топот ног. Сквозь облака пыли мы видели, как воины
кинулись на Анабоонов, и, несмотря на шум, мы услыхали удары палок. Анабооны
вытащили свои ножи и защищались храбро, но нельзя было успеть просчитать до
ста, как все было кончено, -- немногих уже мертвых, многих еще живых
выволокли из ворот крааля, на Холм Убийств, и там перебили всех до одного.
Каким образом -- я лучше не скажу тебе, -- их перебили и сложили в кучу, и
этим окончилось их предприятие, отец мой.
своей большой хижиной, подняв руки, мы поклонились ему, не говоря ни слова.
Динган заговорил первый, слегка посмеиваясь, как человек, не вполне
спокойный.
взывали к небу о крови, они не ожидали пира, приготовленного для них? И вы,
вожди, не знали, какого великого правителя послало вам Небо, и как глубок ум
царя, вечно заботящегося о благе своего народа. Теперь страна очистилась от
Белых Колдунов, о которых каркал Черный перед смертью, или, вернее, скоро,
очистится, так как это только начало. Слушайте, гонцы! -- и он повернулся к
людям, стоящим за ним. -- Отправляйтесь немедленно к отрядам, собранным за
горой, передайте их вождям слова царя. Вот мой приказ: пусть войско совершит
набег на страну Наталя и перебьет всех буров, уничтожит их всех: мужчин,
женщин и детей. Ступайте!
через секунду они исчезли. Но мы, советники, стояли молча.
жужжал мне в уши о белых людях и об их победах над нами, а вот видишь! Я
только дунул на них, и они исчезли. Скажи, Мопо, все ли колдуны умерли? Если
хоть один из них остался в живых, я хочу поговорить с ним!
выражался яснее!
можешь уничтожить белых людей, они не принадлежат к одному племени, их
племен много, море -- их стихия, они являются из черных вод океана. Убей
тех, которые находятся здесь, другие придут мстить за них. Их будет все
больше и больше! Ты убивал теперь, в свое время начнут убивать они. Теперь
они лежат в крови, но в скором будущем, царь, лежать в крови будешь ты.
Тобой овладело безумие, царь, когда ты исполнил это злодеяние, и следствием
этого безумия будет твоя смерть. Я сказал! Да будет воля царя!
виде совершавшегося злодеяния я не мог удержать своих слов. Раза три Динган
злобно взглянул на меня, и на лице его страх боролся с яростью. Я
хладнокровно ждал, что победит -- страх или ярость. Когда же он, наконец,
заговорил, то сказал только одно слово "Иди", а не два "Возьмите его". И я
ушел, а со мной советники, царь остался один.
мною, мне казалось, что это -- коварное избиение Анабоонов -- худшее, вместе
с приказанием войскам так же умертвить оставшихся в живых и их женщин и
детей. И они их перебили -- шестьдесят человек перебили они -- там, в
Всенене, стране плача.
позволяет таким ужасам совершаться на земле? Я слыхал проповеди белых людей,
которые говорят, что все о нем знают. Имена его -- Власть, Милосердие и
Любовь. Почему же он допускает все это? Зачем он позволяет людям, подобным
Чеке и Дингану, мучить людей на земле, а в конце наказывает их одной смертью
за те тысячи смертей, которые они причиняли другим? Вы говорите, что все это
происходит в наказание людям, которые злы, но это неверно; не страдают ли
безвинные вместе с виновными, не погибают ли сотнями невинные дети? Может
быть, на это есть другой ответ, но как могу я в своем слабоумии постигнуть
Необъяснимое? Может быть, все это -- часть целого, маленькая часть того
узора, о котором я говорил, узора на чаше, содержащей воды Его премудрости.
Я ничего не понимаю, я -- дикий человек. Но не больше знания нашел я в
сердцах белых, просвещенных людей. Вы знаете многое, но многого и не знаете.
Вы не можете объяснить, где мы находились за час до рождения или чем станем
после смерти, зачем родились и почему умрем. Вы можете только надеяться и
верить -- вот и все; может быть, отец мой, скоро я стану мудрее всех вас. Я
очень стар, огонь моей жизни погасает, он еще горит только в моем уме, там
огонь еще ярок, но скоро и он погаснет, и тогда, может быть, я пойму.
воевали с племенем Галакациев. Когда я вышел из тени Горы Привидений,
Умслопогас собрал всех своих вождей. В длинной речи он сказал им, что
желает, чтобы племя Секиры перестало быть незначительным народом, стало бы
великим и считало бы стада свои десятками тысяч.
для этой цели войну с царем Динганом? Умслопогас отвечал, что, напротив,
желает приобрести расположение царя. Он рассказал нам о девушке Лилии, о
племени Галакациев и о том, как он собирается на них войной. Некоторые из
вождей согласились сразу, другие не хотели войны, и между ними возник спор,
который затянулся до вечера. Когда начало смеркаться, Умслопогас встал и
сказал, что, будучи начальником Секиры, он приказывает всем подняться против
Галакациев. Если же найдется человек, желающий противиться его власти, пусть
выступит вперед побороться с ним, и победитель приобретет право повелевать.
На это никто не отвечал: мало было охотников встретиться лицом с лезвием
Секиры. Таким образом, решилась война между племенами Секиры и Галакациев.
Умслопогас выслал гонцов, чтобы вызвать к себе всех подвластных ему воинов.