меня не было. Я приказал Коосу лежать смирно, смело дошел до двери моего
шалаша и прислушался. Очевидно, шалаш был пуст, дыхания не было слышно,
тогда я прополз в дверь и стал шарить рукой в поисках моих стрел, фляжки для
воды и деревянной подушечки; она была так удачно вырезана, что мне стало
жаль оставить ее. Все эти вещи я нашел. Затем я стал искать мое одеяло из
шкур, и вдруг рука моя пришла в соприкосновение с чем-то холодным. Я
вздрогнул и снова пощупал рукой. Оказалось, то было лицо человека, лицо
мертвеца, лицо Намы, убитого мною. Вероятно, его положили в мой шалаш в
ожидании погребения.
гораздо хуже, чем Нама живой. Я готов был бежать, когда вдруг услыхал
разговор почти рядом с собою, за дверью. Говорили женские голоса. Я тотчас
же узнал их, они принадлежали двум женам Намы.
оказался в западне.
тяжелому дыханию нагибающейся пожилой женщины понял, что вошла главная жена
Намы. Она присела около тела так, что я не мог выйти из двери, начала
плакаться и призывать проклятия на мою голову, не зная, что я слушаю ее.
Страх заставил мой ум быстрее соображать. Теперь, когда я был не один, я уже
не так боялся мертвеца, и вспомнил, кстати, какой он был обманщик. "Ладно,
-- подумал я, -- пусть будет обманщиком еще один, последний раз!" Я
осторожно просунул руки под его плечи и приподнял так, что тело его
оказалось в сидячем положении. Женщина услышала шорох, и в горле ее как
будто заклокотало.
голосу Намы. -- Неужели ты не можешь оставить меня в покое даже мертвого?
Услышав голос Намы, женщина в ужасе отшатнулась и собиралась с духом, чтобы
позвать на помощь.
вот же, я научу тебя молчанию!
и пришла ли когда-нибудь в себя, не знаю, но на некоторое время, по крайней
мере, она была недвижима и для меня безопасна.
одеяло Намы, ценностью в три быка, -- и пустился бегом в сопровождении
Кооса.
шагов от моего шалаша. Прорезав себе лазейку в тростниковой изгороди с
помощью моего ассегая, я подполз к шалашу, где спала Балека с несколькими
своими сестрами от других матерей. Мне было известно, с какой стороны
шалаша, она обыкновенно ложилась и где приходилась ее голова. Я лег на бок и
очень осторожно начал сверлить дыру в тростнике, покрывавшем шалаш. Это
заняло много времени, крыша была плотная, но наконец я одолел ее. Но тут я
остановился. Мне пришло в голову, что Балека случайно переменила место, и
тогда я разбужу не ту, которую мне надо. Я почти отказался от моего замысла,
решив, что убегу один, как вдруг услышал, что одна из девушек проснулась и
начала плакать как раз на другой стороне шалаша.
слова, вставай. Выйди ко мне. Захвати свое одеяло!
ее месте, нет, она сразу все поняла, осторожно встала и через минуту
выползла из шалаша с одеялом в руках.
убьют!
Хочешь идти со мной? Или ты желаешь вернуться в шалаш, простившись со мною,
может быть, навеки?
тебя одного, хотя и предчувствую, что ты ведешь меня к моей погибели!
Итак, мы убежали вдвоем в сопровождении Кооса.
зулусов.
собака, видимо, устала.
Выглянув сквозь кусты, я увидел несколько человек нашего племени, посланных
моим отцом в погоню за нами. Они направились к соседнему краалю, вероятно,
для того, чтобы спросить, не видел ли нас кто-либо, и затем некоторое время
они больше не показывались.
преследовала нас. Мы встретили старую женщину, она как-то странно посмотрела
на нас и молча прошла мимо. В последующие дни мы продвигались вперед день и
ночь. Конечно, нельзя было сомневаться в том, что старуха сообщит нашим
преследователям о встрече с нами -- так оно и было.
были сильно потоптаны. Пробираясь между поломанными стеблями, мы наткнулись
на тело старого человека, труп которого до того был усеян стрелами, что
напоминал собою шкуру дикобраза. Нас это очень удивило. Пройдя немного
дальше, мы убедились, что крааль, которому принадлежала эта плантация,
только что сожгли дотла. Мы осторожно подошли к нему. Какое грустное зрелище
представлялось нашим глазам! Впоследствии мы привыкли к ним, отец мой!
Всюду, кругом лежали тела убитых они валялись десятками, старые, молодые,
женщины, дети, даже грудные младенцы -- все они лежали среди обгорелых
шалашей, пронзенные множеством стрел. Земля, пропитанная их кровью, казалась
красной, и сами они, озаренные последними лучами заходящего солнца, казались
красными. Да, отец мой, вся местность была как бы окрашена кровавой рукой
Великого Духа Умкулункула!
плоды хлебного дерева.
другую сторону сломанной тростниковой изгороди. Я пошел посмотреть, в чем
дело.
еще дышала, отец мой. В нескольких шагах от нее лежал труп мужчины, а около
него еще несколько мертвых воинов другого племени.
маленький, лежал рядом с нею.
застонала, открыла глаза и увидела меня. Заметив копье в моих руках, женщина
проговорила слабым голосом:
источник!
источнике тоже валялись трупы, которые пришлось вытащить, и когда вода
немного очистилась, я наполнил фляжку и отнес умирающей. Она жадно припала к
ней губами, силы немного вернулись к ней, вода придала ей жизни на несколько
минут.
уничтожил нас. Они налетели на нас сегодня на рассвете, когда мы все еще
спали. Я проснулась и услышала, как убивают. Я спала с моим мужем, вот он
лежит здесь, наши дети спали тут же. Мы выскочили из шалаша, мой муж держал
в руках щит и копье. Он был храбрым человеком. Посмотри! Он умер храбро,
убив трех чертей зулусов прежде, нежели сам пал мертвым. Тогда они схватили
меня, убили на моих глазах всех детей, а меня кололи до тех пор, пока я не
показалась им мертвой, тогда они оставили меня. Я не знаю наверное, за что
они напали на нас, но думаю за то, что наш вождь отказался послать воинов на
помощь Чеке против Цвите!
ее рассказами. Ах! -- подумал я, -- Великий Дух должен быть очень злым,
иначе такие ужасы не могли бы твориться!
мы тогда не шли по пути Великого Духа, оттого так и было. В то время, отец
мой, я был ребенком.
ничуть, но тогда, во времена Чеки, реки текли кровью, отец мой! Прежде, чем
зачерпнуть из них воды, не мешало убедиться, чиста ли она. Люди умели
умирать без лишнего шума.
важно, да и вообще ничто не важно, кроме самого рождения.
мертвецов ходили вокруг нас и перекликались между собою. Оно и не
удивительно -- мужья искали своих жен, матери своих детей. Но нам-то это
казалось страшно. Мы боялись, что они рассердятся на наше присутствие среди