Чтение 23–й страницы книги ~Бессоница~

— Какой она была милой, — пробормотала Элен. — И такой красивой, правда, Ральф.

— Да, — согласился он, доставая чашки (и стараясь расставлять их вне досягаемости любопытных ручонок Натали). — Это фото сделано за месяц или два до начала головных болей. Наверное, держать фотографию на кухонном столе перед сахарницей эксцентрично, но именно в этой комнате я провожу большую часть времени…

— Мне кажется, это отличное место, — вступила в разговор Гретхен.

Голос у нее был низкий, с приятной хрипотцой. Ральф подумал: «Пошепчи она мне на ушко, могу поклясться, старенький мышонок в брюках не только перевернулся бы в спячке, но сделал бы кое-что еще…»

— Я тоже так считаю, — согласилась Элен. Она, избегая прямого взгляда, одарила Ральфа неуловимой улыбкой, сняла с плеча розовую сумку и поставила ее на с гол. Натали забеспокоилась, протягивая ручки к матери, как только увидела свою бутылочку. И вдруг яркое, но, слава Богу, кратковременное воспоминание промелькнуло в голове Ральфа: Элен, шатаясь, бредет к «Красному яблоку». Один глаз заплыл, щека в крови, к бедру прижата Натали — так подростки носят учебники.

— Хочешь покормить девочку? — спросила Элен. Улыбка ее стала увереннее, она снова посмотрела Ральфу в глаза.

— Почему бы и нет? Но кофе…

— А о кофе позабочусь я, — улыбнулась Гретхен. — За свою жизнь я варила кофе миллионы раз.

— Отлично. — Ральф уселся за стол, держа в руке бутылочку со смесью.

Натали уверенно пристроила головку у него на плече и, схватив соску губами, принялась деловито сосать. Ральф улыбнулся Элен, сделав вид, что не заметил слез, вновь выступивших у нее на глазах.

— Быстро же они учатся.

— Да. — Элен, оторвав кусок бумажного полотенца от рулона возле раковины, промокнула глаза. — Не могу спокойно смотреть, как ей легко с тобой, Ральф, — раньше она так себя не вела, правда?

— Честно говоря, не помню, — солгал он. Раньше такого не было. Не из-за того малютка сторонилась его, просто она не была настолько доверчива.

— Только не забывай нажимать на пластиковый вкладыш бутылочки. Иначе Натали наглотается воздуха, и ее начнет пучить.

— Вас понял. — Ральф оглянулся на Гретхен: — Получается?

— Конечно. Как вы обычно пьете кофе, Ральф?

— Думаю, из чашки.

Рассмеявшись, она поставила чашку на стол, подальше от Натали. Гретхен села, положив ногу на ногу, и Ральф проследил за ней взглядом — не смог удержаться. Когда он поднял голову, Гретхен иронично улыбнулась.

«Что за черт, — подумал Ральф. — Нет ничего омерзительнее старого козла. Даже такого старого козла, которому удается поспать всего два — два с половиной часа в сутки».

— Расскажи о своей работе, — попросил Ральф, когда Элен села за стол и отхлебнула кофе.

— Думаю, день рождения Майка Хэнлона просто необходимо признать национальным праздником — тебе это имя о чем-нибудь говорит?

— Немного. — Ральф улыбнулся.

— Я была уверена, что нам придется уехать из Дерри. Разослав прошения о приеме на работу во все библиотеки до самого Портсмута, я поняла, что такая перспектива мне не по душе. Из своих тридцати одного только шесть лет я прожила здесь, но Дерри стал для меня родным домом — трудно объяснить, но это так.

— Ничего не нужно объяснять, Элен. По-моему, дом — это такая вещь, которая дается человеку, как цвет лица или глаз.

Гретхен кивнула.

— Да, — сказала она. — Полностью согласна.

— Майк позвонил в понедельник и сообщил, что в детской библиотеке открылась вакансия ассистента. Я даже не могла поверить. Целую неделю я то и дело щипала себя, словно проверяя, уж не сон ли это. Правда, Гретхен?

— Ты была просто счастлива, — согласилась Гретхен. — И это очень приятно.

Она улыбнулась Элен, и для Ральфа эта улыбка стала откровением. Он внезапно понял, что может смотреть на Гретхен Тиллбери бесконечно, но это ничего не изменит. Даже если бы в комнате находился Том Круз <Популярный голливудский актер.>, все осталось бы по-прежнему. Он подумал, уж не догадывается ли об этом Элен, а затем отчитал себя за глупость. У Элен были свои недостатки, но тупость не входила в их число.

— И когда ты приступаешь к работе? — поинтересовался Ральф.

— Двенадцатого, ответила Элен. — Буду работать после обеда и по вечерам. Жалованье, конечно, не королевское, однако его вполне хватит, чтобы продержаться зиму, несмотря на то, как пойдут… Остальные мои… Разве это не здорово, Ральф?

— Конечно, — согласился он. — Великолепно.

Натали, выпив полбутылочки смеси, теперь проявляла признаки потери интереса. Соска наполовину высунулась у нее изо рта, и струйка молока сбежала по подбородку. Ральф потянулся, чтобы вытереть ей личико, и его рука оставила в воздухе деликатные серо-голубые линии.

Натали ухватилась за них и звонко рассмеялась, когда линии растворились у нее в кулачке. У Ральфа перехватило дыхание.

«Она видит. Ребенок видит то же, что и я». "Ерунда, Ральф.

Полнейший бред, и тебе это известна". Однако он знал, что дело обстоит иначе. Только что он собственными глазами видел, как малютка Нэт пыталась схватить аурные полосы, оставленные его пальцами.

— Ральф? — окликнула Элен. — Что-то случилось?

— Ничего. — Взглянув вверх, он увидел, что Элен окружает блестящее облако цвета слоновой кости, струящееся волнами, словно дорогой шелк.

Поднимающаяся вверх «веревочка» шириной с ленту на свадебном подарке имела тот же оттенок. Аура Гретхен Тиллбери была темно-оранжевого цвета, по краям переходящего в желтый.

— Ты собираешься вернуться в свой дом?

Элен и Гретхен переглянулись, но Ральф вряд ли заметил их замешательство. Ему не нужно было наблюдать за лицами и жестами обеих женщин, чтобы понимать их чувства, и сознание этого стало откровением; все, что ему было нужно, — это смотреть на их ауры. Лимонные оттенки по краям ауры Гретхен потемнели, превращая ее в однородно-оранжевую. Аура же Элен, сжавшись, стала настолько яркой, что глазам было больно смотреть. Элен боялась возвращаться. Гретхен же знала об этом и сердилась на нее.

«Я на свою собственную беспомощность, — подумал Ральф. — Это еще больше выводит ее из себя».

— Я собираюсь еще немного пожить в Хай-Ридж, — как-то неохотно ответила Элен. — Может быть, до зимы. Думаю, скоро мы с Натали переберемся в город, но дом будет выставлен на продажу. Если кто-то его действительно купит — а при настоящем положении дел на рынке недвижимости это весьма проблематично, — деньги будут переведены на общий счет. Его поделят поровну между мной и Эдом на основании закона о разводе.

Ее нижняя губа задрожала. Аура стала еще плотнее; теперь она прилегала к телу Элен, словно вторая кожа, по ней пробегали красные вспышки.

Ральф, потянувшись через стол, сжал руку молодой женщины. Элен благодарно улыбнулась в ответ.

— Ты сообщила мне две важные вещи, — сказал он. — Во-первых, ты возбудила бракоразводный процесс. И во-вторых, ты по-прежнему боишься его. — Последние два года своего замужества она постоянно подвергалась унижениям и избиениям, — вмешалась Гретхен. — Неудивительно, что она все еще боится своего мужа. — Женщина говорила тихо, спокойно, рассудительно, но наблюдать ее ауру было все равно что смотреть сквозь прозрачное оконце в раскаленную печь.

А вот Натали теперь окружало собственное сверкающее облако фаты.

Оно было меньше, чем у матери, однако почти идентичное… Как голубые глазки и золотисто-каштановые волосы. «Веревочка» Натали поднималась от темени чисто-белой ленточкой до самого потолка, где и сворачивалась эфирным кольцом вокруг люстры. При каждом дуновении ветерка сквозь открытое окно этот клубочек начинал трепетать. Посмотрев вверх, Ральф заметил, что «веревочки» Элен и Гретхен тоже волнуются.

«Имей я возможность увидеть себя со стороны, уверен, моя „веревочка“ проделывает то же самое, — подумал он. — Все это реально; что бы там ни считала дважды-два-четыре часть моего разума, ауры существуют на самом деле, и я вижу их».

Он ожидал каких-либо возражений, однако на этот раз никто не стал с ним спорить.

— У меня такое чувство, будто большую часть времени я провожу в стиральной машине, только в ней вместо белья мои эмоции, — произнесла Элен.

— Моя мама сердится на меня… Называет трусихой… Иногда я действительно чувствую себя трусихой, бросающей начатое дело на полпути… И мне становится так стыдно…

— Тебе нечего стыдиться, — успокоил ее Ральф. Он снова взглянул вверх на колышущуюся «веревочку» Натали. Прекрасное зрелище, но он не испытывал потребности потрогать ее; неясный глубинный инстинкт подсказывал, что подобное действие может оказаться опасным для них обоих.

— Я понимаю, — согласилась Элен, — но все девочки проходят отличную школу внушения. «Вот твоя Барби, а это твой Кен, а вот твоя кухня. Учись хорошенько, потому что, когда все это произойдет на самом деле, именно тебе придется заботиться обо всем, и если хоть что-то нарушится, виноватой окажешься только ты». И я была вполне согласна с такой теорией. Только вот никто не внушил мне, что в некоторых семьях Кен может сойти с ума. Звучит как самооправдание?

— Ни в коем случае. Именно так и произошло, насколько я могу судить. Элен рассмеялась — отрывисто, горько, виновато.

— Только не пытайся убедить в этом мою мать. Она отказывается верить, что Эд способен на что-то большее, чем время от времени посемейному хлопнуть жену по мягкому месту… Дабы направить меня на верную стезю, если я случайно собьюсь с курса. Она считает, что все остальное я просто выдумываю. Она не говорит об этом прямо, однако мысль эта слышится в ее голосе всякий раз, когда мы разговариваем по телефону.

— Я не считаю, что ты все выдумываешь, — произнес Ральф. — Я же тебе поверил, помнишь? И я находился рядом, когда ты умоляла не звонить в полицию.

Ральф почувствовал, как кто-то сжал его колено под столом, и удивленно поднял голову. Гретхен Тиллбери чуть заметно кивнула ему и снова сжала колено — на этот раз более выразительно.

— Да, — согласилась Элен. — Ты там был. — Она слегка улыбнулась, что было уже хорошо, но то, что произошло с ее аурой, было еще лучше красные вспышки побледнели, а сама аура снова расширилась.

«Нет, — подумал Ральф. — Не расширилась. Расслабилась».

Элен, встав, обошла вокруг стола.

— Натали вся уже извертелась, — сказала она. — Давай я ее возьму.

Ральф посмотрел вниз и увидел, что девчушка зачарованно смотрит в противоположный угол комнаты. Ее взгляд был прикован к маленькой вазе, стоящей на подоконнике. Часа два назад Ральф поставил в нее осенние цветы, и теперь легкий зеленый туман исходил от стеблей, окутывая соцветия слабым, мглистым свечением.

«Я наблюдаю их последнее дыхание, — подумал Ральф. — О Боже, больше никогда не сорву ни единого цветка. Обещаю».

Элен осторожно взяла ребенка на руки. Натали с удовольствием прильнула к матери, однако не отрывала взгляда от пылающих красками цветов, пока мать обносила ее вокруг стола, усаживалась на стул и устраивала дочурку на изгибе руки.

Гретхен легонько постучала по циферблату своих часов. — Если мы хотим успеть на встречу к полудню…

— Да, конечно, — извиняющимся тоном произнесла Элен. — Мы входим в состав комитета по организации встречи Сьюзен Дэй, — пояснила она Ральфу, — а это отнюдь не Юниорская лига. В нашу задачу входит не столько встретить Сьюзен Дэй, сколько обеспечить безопасность ее пребывания в городе.

— По-твоему, могут возникнуть проблемы?

— Скажем, так: может возникнуть напряженность, — уточнила Гретхен. —У нее полдюжины своих телохранителей, которые посылали нам факсы полные угроз, полученных ею из Дерри. Подобные угрозы стали чуть ли не закономерностью — ведь многие годы эта женщина является весьма заметной фигурой. Ее служба безопасности держит нас в курсе происходящего, но они хотят быть уверены, что мы все делаем правильно, потому что именно мы пригласили ее. Кроме того, за ее безопасность отвечает и Центр помощи женщинам.

Ральф открыл было рот, дабы поинтересоваться, так ли уж многочисленны эти угрозы, но предположил, что ответ заранее известен. Он прожил в Дерри около семи десятков лет, и уж ему-то известно, насколько город опасен — тишь да гладь, но острых углов с избытком. Конечно, то же можно сказать и о многих других городах, но Дерри всегда казался более подверженным подобным уродливым явлениям. Элен назвала Дерри домом, он был и его домом, но… Ральф вспомнил событие десятилетней давности, произошедшее вскоре после ежегодного фестиваля каналов. Трое парней, предварительно избив и нанеся многочисленные ранения, сбросили никому не сделавшего зла «голубого», молодого человека по имени Адриан Меллон, в Кендаскег; ходили слухи, что вся троица, стоя на мосту возле таверны Фальконе, наблюдала, как тот умирал. Полиции они сказали, что им не понравилась шляпа, которую носил бедняга. И это тоже был Дерри, и только глупец мог игнорировать подобный факт.

Воспоминание об Адриане Меллоне заставило Ральфа вновь взглянуть на снимок в сегодняшней газете — Хэм Дейвенпорт с занесенным вверх кулаком и Дэн Далтон с разбитым в кровь носом и плакатом, опущенным на голову.

— И много было угроз? — спросил он. — Неужели не меньше дюжины?

— Больше тридцати, — ответила Гретхен. — Из них около шести телохранители Сьюзен Дэй воспринимают серьезно. Двое неизвестных угрожают взорвать Общественный центр, если она не откажется от выступления. В другой анонимке — ну просто прелесть! — некто сообщает, что припас водяной пистолет, наполненный кислотой. «Если я попаду в цель, то даже твои дружки не смогут смотреть на тебя без содрогания», — написал он.

— Да, весьма остроумно. — Ральф вздохнул.

— Все это, однако, не уводит нас от цели, — сказала Гретхен.