баксов!
ногами, и он оказался на другой стороне. Скоро дорога сделала поворот, и
свет грузовиков померк позади.
раз.
пропуск, - нет, получит пулю. О последних секундах беспощадной ясности,
о черных дулах карабинов, смотрящих в лицо. Ноги на миг окоченели.
Кровь, казалось, застыла в жилах, обволакивая мозг, сердце, гениталии
липкой красной коркой.
девяти. Видишь ли, я, - он откашлялся, - мне трудно говорить об этом, но
я не думал, что это будет так тяжело. Похоже, все они, - он махнул рукой
в сторону идущих, - думали, что, когда станет невмоготу, в них
прицелятся, крикнут "пах! пах!", - и все пойдут по домам. Понимаешь, о
чем я? Гэррети вспомнил свой собственный шок, когда кровь и мозги Кэрли
брызнули на дорогу.
выживание, как я сперва думал. Здесь победит не тот, кто сильнее - тогда
у меня был бы шанс, - а тот, кто сможет идти, несмотря ни на что. Ни на
кого.
прошлом году один шел с судорогой обеих ног, помнишь? Посмотри на Олсона
- он вымотан до предела, но идет. Этот сучонок Баркович держится на
ненависти, и она дает ему силы. А я так не могу. Я еще не устал, как
следует, но устану, - шрам резко выделялся на его осунувшемся лице. - И
я думаю... Когда я устану... Я просто сяду и останусь сидеть.
Гэррети посмотрел на часы - было 11.30. Они прошли перекресток с
дремлющей на нем полицейской машиной. Движение на дороге отсутствовало,
и констебль, видимо, спокойно спал. Они миновали круг света от фар и
снова окунулись в темноту.
сказал Гэррети.
как дНем. Словно в подтверждение его слов кто-то впереди получил второе
предупреждение.
зашевелился страх одиночества. В лесу кто-то пыхтел и трещал сучьями.
не пикник для таких городских парней, как он. Где-то таинственно заухала
сова.
"Что это?"
он их не слышал, они терялись в стуке еще девяноста девяти пар ног. Но
теперь он отчетливо различал их особый звук и ритм, и то, как левый
туфель чутьчуть шаркал при каждом шаге. Ему казалось, что звук шагов
звучит так же громко, как удары сердца. Биение жизни - и смерти.
в какую-то таинственную воронку.
не было. Баркович заткнулся. Стеббинс опять потерялся сзади, еле видимый
в тумане.
выпускают своих сгнивших обитателей. Когда послушные дети сидят дома.
Когда жены и любовницы ведут нелегкую схватку в постелях. Когда
пассажиры дремлют в нью-йоркском "грейхаунде". Когда по радио играют
Гленна Миллера, а бармены начинают поднимать стулья на столы..."
Рождество, полгода назад, под пластиковой веткой омелы, что его мать
всегда вешала на кухне. Губы ее были удивленно-мягкими, покорными. В
первый раз он целовался по-настоящему. Потом они снова поцеловались,
когда он проводил ее до дома, и они стояли перед ее дверью, глядя на
падающий рождественский снег. Но это был не просто поцелуй - что-то еще.
Его руки на ее талии. Ее руки, обвившиеся вокруг его шеи; ее закрытые
глаза (он подглядывал); ее теплая грудь под тканью пальто. Он чуть не
сказал ей, что любит ее, но... Нет, не так быстро.
книгах, которые прочла, - эта маленькая хохотушка, оказывается, любила
читать. Он научил ее вязать - это была мужская традиция у них в семье.
Дед Гэррети научил вязать отца, а тот - самого Гэррети, пока... Пока его
не забрал Эскадрон. Джен была зачарована мельканием спиц и очень скоро
превзошла его, продвинувшись от шарфов к свитерам и салфеткам с
прихотливыми узорами.
современного танца миссис Амелии Дордженс, куда он ходил по настоянию
матери. К счастью, педагогический пыл матери остыл, иначе Бог знает,
куда бы она зашла.
голоса, плавное покачивание бедер при ходьбе. Он хотел ее, и, если бы
она была сейчас здесь, он сделал бы все по-другому. Зачем он тут, на
этой темной дороге? Он вспомнил загорелое лицо Майора, его усы, его
непроницаемые темные очки, и задохнулся от ужаса. "Зачем я здесь?" -
спрашивал он себя снова и снова. Ответа не было.
пока он не добежит до спасения... До Джен.
дойти и увидеть Джен.
носа... Слишком высокий или слишком длинный холм. Как он может на что-то
надеяться?
кинотеатры, рестораны...
заметил Абрахам.
стояла обшарпанная ферма, на стене которой был прикреплен большой
плакат, окаймленный лампочками и сосновыми шишками:
Арустук".
вдруг обнаружил, что не так уж приятно, когда тысячи людей, столпившихся
вдоль дорог, выкрикивают его имя и делают на него ставки ("двадцать к
одному" - сказал тот рабочий... Интересно, много это или мало?). Это
пугало его. Толпа оказалась небольшой, и скоро дорога опять опустела.
Они прошли еще один мост, на этот раз бетонный. Вода струилась внизу,
как черный шелк.
Впереди кто-то заиграл на губной гармошке. Недолго (пункт 6: береги
дыхание), но Гэррети узнал мелодию. Добрый старый Стивен Фостер. "Черный
Джо" или еще что-то из расистской классики. Упился до смерти, бедняга.
Как Эдгар По, если верить слухам. Еще По был некрофилом и хотел жениться
на своей четырнадцатилетней кузине. Интересно, что он написал бы, если
бы дожил до наших дней и увидел ДЛИННЫЙ ПУТЬ -?
голосом.
Орлов Алекс
Орловский Гай Юлий
Панов Вадим
Пехов Алексей
Корнев Павел
Березин Федор