можно предпринять новую попытку через неделю, когда то же самое Ьудет
происходить в Апсоне. Или через две недели, в Тримбулле. Или никогда.
балкон. Даже не балкон, а галерея с перилами по пояс, сработанными из
широких, выкрашенных белой краской планок с прорезями в виде ромбов и
завитушек. Что ж, за такими перилами вполне можно укрыться и наблюдать
в прорезь. А в нужный момент встать и...
попросит показать ему фотоаппарат... незаряженный... потом захочет пос-
мотреть его удостоверение личности... а потом с ним будут говорить в
другом месте.
что проходил тест на водительские нрава. Лет двадцати двух, длинноволо-
сый, с приятным открытым взглядом, в замшевом пиджаке и вытертых джин-
сах.
ки"?
кое-что для них, иногда для "Кантри джорнал", иногда для "Даун-ист".
ухмыльнулся. - Моя голубая мечта - снять чтонибудь этакое, вроде водру-
жения флага на Иводзима.
садки НЛО, а? Здорово было бы. Кстати, у меня тут с собой портфель фо-
тографий. Вам кто заказывает работу в "Янки"?
то я...
цейского. - Посмотрим вместе ваши ответы.
столу экзаменатора, и Джонни перевел дух. Надо было убираться, и немед-
ленно.
бегством, но едва ли видел что-либо в объектив. Затем он ушел.
Судя по всему, он не справился с письменным заданием и сейчас яростно
доказывал что-то полицейскому, но тот лишь качал головой.
- закрытая дверь. Он повернул ручку - дверь была не заперта. Узкая лест-
ница уходила наверх в темноту. Там, должно быть, служебные помещения. И
галерея.
Хаус" на главной улице. Гостиницу основательно переоборудовали, и это
стоило, надо думать, немалых денег, но владельцы, по-видимому, считали,
что она себя окупит благодаря новому лыжному курорту. Увы, курорт прого-
рел, и теперь маленькая уютная гостиница едва сводила концы с концами. В
четыре часа утра Джонни вышел из номера с "дипломатом" в левой руке;
ночной портье клевал носом над чашкой кофе.
приснился сон. 1970 год. Ярмарка. Они с Сарой стоят перед рулеткой, и
вновь то ощущение сумасшедшего, безграничного могущества. И запах плавя-
щейся резины.
мотреть, как вздрючат этого типа". Он обернулся и увидел Фрэнка Долда в
черном прорезиненном плаще, с широченнымво всю шею, от уха до уха - раз-
резом вроде кровавого оскала, с жутковатым блеском в остекленевших гла-
зах. Он испуганно отвернулся к рулетке, но теперь за крупье был Грег
Стилсон в своей желтой каске, лихо сдвинутой на затылок, с многозначи-
тельной улыбочкой, адресованной Джонни. "Эй-эй-эй, - пропел Стилсон, и
голос его звучал утробно, гулко, зловеще. - Ставьте куда хотите. Что
скажешь, дружище? Играем по-крупному?"
вдруг внешнее поле стало на глазах зеленым. Каждая цифра превратилась в
двойное зеро. Куда ни поставь - выигрывал хозяин.
сквозь заиндевелые стекла. Головная боль, терзавшая его с момента приез-
да в Джэксон, отпустила, он чувствовал слабость, но зато пришло спокойс-
твие. Он сидел, сложив руки на коленях. Он не думал о Греге Стилсоне, он
думал о прошлом. Вспоминал, как мать заклеивала ему пластырем ссадину на
колене; как собака порвала сзади смешное летнее платье бабушки Нелли и
как он хохотал, пока Вера не дала ему затрещину, оцарапав лоб обручаль-
ным кольцом с камешком; как отец учил его наживлять крючок, приговари-
вая: ЧЕРВЯМ НЕ БОЛЬНО, ДЖОННИ... ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, МНЕ ТАК КАЖЕТСЯ. Он
вспоминал, как отец подарил ему, семилетнему, перочинный нож на рождест-
во и очень серьезно сказал: Я ТЕБЕ ДОВЕРЯЮ, ДЖОННИ. Все эти воспоминания
нахлынули разом.
заскрипели по дорожке, проложенной в глубоком снегу. Изо рта вырывался
пар. Луна зашла, зато звезд на черном небе было пропасть сколько. Гос-
подни сокровища, называла их Вера. Перед тобой, Джонни, господни сокро-
вища.
крошечной почтой, выудил письма из кармана пальто. Письма отцу, Саре,
Сэму Вейзаку, Баннерману. Зажав "дипломат" между ног, он открыл почтовый
ящик, стоявший перед аккуратным кирпичным строеньицем, и после недолгого
колебания бросил в щель письма. Он слышал, как они ударились о дно - без
сомнения, первое почтовое отправление города Джэксона, - и с этим звуком
возникло смутное чувство наступившей развязки. Письма отправлены, обрат-
ной дороги нет.
Большой термометр над входом в банк Гранитного штата показывал минус
три, в воздухе были разлиты тишина и покой, какие бывают только в такие
вот морозные утра в НьюГэмпшире. Ничто не шелохнется. Дорога пустынна.
Ветровые стекла припаркованных автомашин незрячи из-за снежной катарак-
ты. Темные окна, закрытые ставни. Все казалось Джонни каким-то зловещим
и в то же время святым. Он отогнал эту мысль. Не на святое дело шел он.
центра, белое и изящное в своей строгости среди сугробов посверкивающего
снега.
сторонам - вокруг ни души. Да, если бы сегодня перед жителями города
держал речь президент, все было бы, разумеется, иначе. Здание было бы
оцеплено еще с вечера и охранялось изнутри. Но ждали всего лишь
конгрессмена, одного из четырех сотен, невелика шишка.
лась. Джонни шагнул в холодный вестибюль и плотно прикрыл за собой
дверь. Головная боль возвращалась, пульсируя в такт ровным гулким ударам
сердца. Он поставил "дипломат" на пол и стал массировать виски пальцами
в перчатках.
и что-то белое начало выпадать из тьмы прямо на него.
вываливается труп, как в фильме ужасов. Но это была всего лишь табличка
с надписью: НЕ ЗАБУДЬТЕ ДОКУМЕНТЫ.
цу.
те уличного фонаря, просачивавшемся в окно. Это был обыкновенный пружин-
ный замок, и Джонни подумал, что его, наверное, можно открыть крючком от
вешалки. Он принес вешалку из гардероба и просунул крючок в зазор между
дверью и косяком. Он подвел к замку крюк и поводил им. Отчаянно стучало
в висках. Наконец ему удалось прижать язычок, замок щелкнул, и дверь
открылась. Он взял "дипломат" и вошел, держа вешалку в руке. Закрыл за
собой дверь и услышал, как замок защелкнулся. Он стал подниматься по уз-
кой лестнице, которая под ним скрипела и стонала.
новал ПРЕДСЕДАТЕЛЯ и ЧЛЕНОВ ГОРОДСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, НАЛОГОВОГО ИНСПЕКТОРА
и МУЖСКОЙ ТУАЛЕТ, ПОПЕЧИТЕЛЯ БЕДНЫХ и ДАМСКИЙ ТУАЛЕТ.
вышел на галерею; под ним лежал зал в диковинной сетке теней. Он затво-
рил за собой дверь и вздрогнул, услышав, как прокатилось эхо в пустом
зале. Он взял вправо, затем влево: каждый его шаг отзывался таким гулким
эхом. Он прошел вдоль правой стены галереи, на высоте примерно двадцати
пяти футов, и остановился над печкой, как раз против сцены, на которую