праву принадлежит".
доллар из конверта. "Добро пожаловать в город, Тузило Драное!". -
СУЧИЙ УБЛЮДОК! - закричал Туз так громко, что почувствовал, как в
горле что-то надорвалось. Над головой прокатилось эхо: ублюдок...
людок... док... Он хотел было разорвать доллар в клочья, но заставил
себя успокоиться. Нет, приятель, все еще впереди.
денежки, так? Он присвоил то, что, по его же собственному выражению,
"по праву принадлежит" последнему оставшемуся в живых родственнику
покойного, так? Так. Правильно! Прекрасно! И поэтому, забрав свои
деньги, Туз отрежет поганому шерифишке яйца перочинным ножом и вот
этот самый доллар засунет в ту дырку, откуда они росли. Так что рвать
его пока не стоит. Пригодится как память.
елейным голосом. - Ладно. Никаких проблем. Никаких... твою мать...
проблем.
заплетающейся походкой, ничего общего не имеющей с его обыкновенно
легкой рысцой.
уже почти бежал.
удивительные, необычайные, роковые. С юга горизонт освещался вспышками
молний, глухие отдаленные раскаты грома доносились с полей и лесов.
Тучи ползли по направлению к городу и по мере приближения сгущались.
Уличные фонари, управляемые фотоэлементами, зажглись на полчаса
раньше, чем полагалось в это время года.
автомобили полиции штата, автобусы с телестудии. Радиопереговорные
устройства щелкали, рявкали, гудели, хрюкали и пищали в знойном
неподвижном воздухе. Телевизионщики тянули кабель и кричали на зевак -
по большей части подростков, сбивавших свободный конец кабеля до того,
как его успевали временно укрепить на асфальте клейкой лентой. У входа
в муниципалитет за баррикадами толпились репортеры четырех
еженедельников и беспрестанно щелкали камерами, чтобы успеть к
завтрашнему дню расцветить первые полосы своих изданий фотографиями.
Несколько местных жителей - всего несколько, что вызвало бы удивление
у любого, обратившего на этот факт внимание, но таких не нашлось -
вытягивали шеи, стараясь не упустить интересного зрелища.
Корреспондент телевидения вед запись своего репортажа, стоя спиной к
зданию муниципалитеты в ярком свете прожекторов.
- начал он и замолчал, не договорив. - Захлестнула? - переспросил он
сам себя, недовольно сморщившись, и крикнул, обращаясь к съемочной
группе. - Черт, давайте сначала.
подготовкой к прямой трансляции, которая должна была начаться через
двадцать минут. Толпа любопытных постепенно сгущалась, привлеченная
знакомыми лицами телекомментаторов. За баррикадами, с тех пор как из
здания муниципалитета вынесли пластиковый мешок с телом несчастного
Лестера Пратта и уложили в карету "Скорой помощи", ничего интересного
не происходило.
полицейских машин, ни ярких лучей телепрожекторов. Вернее, она почти
пустовала.
магазином Нужные Вещи. Время от времени под зеленый навес заглядывали
случайные прохожие, но за стеклом витрины было темно и шторы на дверях
опущены. Время от времени от небольшой толпы зевак в конце Мейн Стрит
кто- нибудь выходил и брел по улице мимо пустыря, где когда-то
красовался Центр Изобилия, мимо ателье "Шейте сами", тоже наглухо
запертого и темного, в сторону магазина.
телевизионщики, ни корреспонденты, ни большинство наблюдателей. Их
внимание было привлечено местом преступления, а к эпицентру
преступления, всего лишь в трехстах ярдах, они стояли спиной.
происходящим, он тут же обратил бы внимание на некоторые детали.
Посетители подходили к магазину. Посетители читали объявление,
вывешенное в витрине:
на лицах, с видом наркоманов, обнаруживших, что поставщик обманул и не
явился на свидание. "Что же мне теперь делать?" - было написано на их
лицах. Большинство возвращались и перечитывали объявление, как будто в
надежде, что более пристальное изучение изменит содержание.
муниципалитета, чтобы воспользоваться бесплатным развлечением, и вид у
них был весьма равнодушный, вернее не слишком расстроенный. Но на
лицах большинства вспыхивало внезапное понимание. Они походили на
людей, отгадавших наконец последнее слово кроссворда или подобравших
последнюю картинку головоломки.
сторонам домов, выстроившихся вдоль Мейн Стрит, туда, где прошлой
ночью припарковал "такер" Туз Мерилл.
ярко-желтый луч света. Луч этот становился еще ярче, по мере того как
день склонялся к вечеру. Его пересекал темный силуэт, похожий на те,
что вырезают умельцы из черной бумаги. Силуэт принадлежал, вне всяких
сомнений, Лилэнду Гонту.
"Рой- Тэн". В нее он клал деньги, уплаченные покупателями, и выдавал
сдачу. Покупатели подходили нерешительно, даже боязливо, но всех
объединяло одно: они были явно разгневаны и собирались вылить свой
гнев на виновного. Некоторые бросались наутек, не успев дойти
несколько шагов до стола, за которым сидел мистер Гонт. Мужчины и
женщины мчались прочь с лицами, искаженными ужасом, - как будто они
увидели дьявола, поджаривающего котлеты из человечины. Но многие, надо
отдать им должное, оставались, чтобы довести дело до конца. Мистер
Гонт болтал с ними о том о сем, добродушно подшучивая над своей
странной коммерцией с черного хода, завершающей долгий трудовой день,
и они постепенно успокаивались.
стеклянных витрин так привольно, как здесь, на свежем воздухе, когда
он стоял лицом к надвигающейся грозе, чувствуя, как ветерок играет
волосами. Магазин с разумно расположенными светильниками на потолке
был несомненно хорош... и все же здесь куда лучше. Здесь всегда
гораздо лучше.
слепом лике далекой земли, торговец, носивший товар за спиной,
торговец, появлявшийся с приближением ночи и уходивший на заре,
оставляя за собой кровь, ужас и несчастья. Годы спустя, когда по земле
гуляла Чума, таская за собой повозки с мертвецами, он переезжал из
города в город, из страны в страну в фургоне, запряженном костлявой
белой лошадью с горящими страшными глазами и языком черным, как сердце
убийцы. Товар свой он продавал прямо с фургона и исчезал до того, как
покупатели, расплачивавшиеся мелкой монетой, а то и в обмен, успевали
обнаружить, что они на самом деле приобрели.
появиться желанию, они становились все теми же: лицами овец,
лишившихся пастыря, и тогда он снова чувствовал себя на своем месте,
прежним старым бродячим торговцем. Не тем, что стоит за прилавком с
кассовым аппаратом Шведа, а тем, что когда-то стоял за простым
деревянным столом, доставая сдачу из сигарной коробки и продавая
желающим один и тот же предмет все снова, и снова, и снова,
жемчужины, святые реликвии, подзорные трубы, старые журналы комиксов,
бейсбольные карточки, изделия цветного стекла, трубки, старинные
калейдоскопы - все исчезло. Мистер Гонт приступил к своему главному
делу, а дело это, в конце концов, всегда сводилось к одному и тому же.
Менялась внешняя оболочка, как и все остальное с течением времени, но
сущность оставалась та же: разная начинка в одинаково темном и горьком
пироге.
покупали.
пятидолларовую банкноту у чернокожего дворника. Взамен он протянул ему
один доллар сдачи и один из автоматических пистолетов, которые Туз
привез из Бостона.
и сдачи дал восемь.