ноги при потугах выворачивались наружу
Один раз она пробормотала, что кажется себе как бы приглашением к
групповому изнасилованию, а акушерка - стреляный воробей, принявшая
столько родов, что этими детьми можно заселить университет, - решила, что
это страшно смешно)
напевала себе под нос. Через все уменьшающиеся интервалы повторялась
острая боль, как будто в Венди втыкали осколки стекла, несколько раз, как
ни стыдно ей было, она вскрикнула.
она натужилась, а потом ощутила, как из нее что-то вытаскивают. Ощущение
было отчетливым, определенным, ей никогда не забыть его - что-то вытащили.
А потом врач поднял ее сына за ножки (увидев крошечный член Венди сразу
поняла: мальчик), но, когда доктор взялся за наркозную маску, она заметила
кое-что еще - такое страшное, что нашла силы закричать, хотя думала, что
выкричалась до конца.
рождении оболочка плода теперь покоилась в маленьком сосуде - Венди
хранила ее, чуть ли не стыдясь этого. Она не верила старым приметам, но
все равно сохранила "сорочку". Бабью болтовню Венди не одобряла, но
мальчик с самого начала был необыкновенным. Она не верила в шестое
чувство, но...
готовности разводиться. Тогда, под утро, пока она беспокойно спала, что-то
произошло. Эл Шокли сказал, что не случилось ничего, совсем ничего, но
отвел глаза, а если верить школьным сплетням, Эл тоже бросил пить.
определенного. Газеты, которые вышли на утро и на следующий день, она
прочла внимательнее обычного, но не нашла ничего, что можно было бы
связать с Джеком. Господи помилуй, она выискивала аварию с наездом,
скандал в баре, который закончился серьезными повреждениями или... кто
знает? И кому это надо знать? Но полиция так и не объявилась - ни чтобы
задать вопросы, ни с ордером на взятие соскобов краски с бампера
фольксвагена. Ничего. Вот только муж полностью изменился, да сын,
проснувшись, сонным голосом спросил:
повлиял на то, что она осталась с Джеком, но сейчас, в легкой дреме, можно
было признать: с самого начала Дэнни был мальчиком Джека. Так же, как тоже
почти с самого начала она была папиной девочкой. Она не могла припомнить
ни одного случая, чтобы Дэнни выплюнул молоко из бутылочки Джеку на
рубашку. Джек мог накормить его после того, как она с отвращением
сдавалась - даже когда у Дэнни резались зубки и ему явно было больно
жевать. Когда у Дэнни болел живот, ей приходилось целый час укачивать его,
чтоб он начал успокаиваться, а Джек просто брал Дэнни на руки, пару раз
проходил с ним по комнате, и тот засыпал у отца на плече, надежно засунув
в рот большой палец.
называл "спецдоставкой". Он просиживал вместе с Дэнни часы напролет,
подбрасывая его на коленях, играя пальчиками, строя ему рожи, а Дэнни
дергал его за нос и, хихикая, валился. Джек выводил закономерности и
безошибочно пользовался ими, принимая на себя любые последствия. Даже
когда их сын был еще грудным, он брал Дэнни в собой в машину, отправляясь
за газетой, бутылкой молока или гвоздями в скобяную лавку. Когда Дэнни
было всего полгода, Джек взял его на футбольный матч Стовингтон - Кин, и
тот всю игру неподвижно просидел у отца на коленях, завернутый в одеяльце,
зажав в пухлом кулачке маленький стовингтонский флажок.
противится самой мысли о разводе? Она думала об этом в кухне, поворачивая
мысль в голове так же, как поворачивала картошку для ужина, подставляя под
лезвие овощечистки. А, обернувшись, видела, что сидящий по-турецки на
кухонном стуле Дэнни смотрит на нее одновременно испуганными и обвиняющими
глазами. Когда они гуляли в парке, он вдруг хватал ее за обе руки и
говорил - почти требовал - "Ты меня любишь? Ты папу любишь?" И,
смутившись, Венди кивала или говорила: "Конечно, милый". Он несся к
утиному пруду так, что перепуганные утки в панике перед маленьким зарядом
его свирепости, хлопая крыльями, с кряканьем перелетали на другой берег.
Венди, недоумевая, пристально глядела ему вслед.
обсудить с Джеком положение дел рассеялась не из-за ее слабости, а по воле
сына.
бедрах, Венди чувствовала, что все они сплачиваются все крепче, и, если
это их триединство будет разрушено, то не изнутри, а извне.
любви к Джеку. Она никогда не переставала любить его, может быть, за
исключением того мрачного периода, который последовал сразу за "несчастным
случаем" с Дэнни. И сына она любила. Сильней всего она любила обоих вместе
- гуляли они, ехали или просто застывали, усевшись играть в "старую деву",
настороженно склонив головы - большую Джека и маленькую Дэнни - к веерам
карт, делясь кока-колой, разглядывая комиксы. Венди очень нравилось, что
они у нее есть, и она надеялась, что Господь милостив и та работа
смотрителя отеля, которую Джеку устроил Эл Шокли, станет началом
возвращения лучших времен.
Венди в глубокий сон, где прекращали существование все мысли, а являющиеся
в ночных видениях лица исчезали, не запомнившись.
раздраженный голос выкрикивал: ВЫЙДИ-КА СЮДА, ПОЛУЧИ, ЧТО ЗАСЛУЖИЛ! Я ДО
ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ! Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ!
единственным голосом в ночи был далекий вой полицейской сирены.
шевелились под ветром тени листьев. Извиваясь, они сдваивались, создавая
силуэты, похожие на дикий виноград и лианы, на джунгли; силуэты,
напоминающие узоры, которыми были заткано полотно толстого ковра. На Дэнни
была пижама "Доктор Дэнтон", но между пижамной курточкой и кожей наросла
более тесно прилегающая фуфайка пота.
выглянул на Арапаго-стрит, сейчас оцепеневшую и тихую. Было два часа ночи.
Снаружи ничего не оказалось - лишь пустынные тротуары, на которых
холмиками лежали опавшие листья, припаркованные машины да длинношеий
фонарь на углу, напротив бензоколонки Клиффа Брайса. Из-за колпачка на
верхушке и неподвижного остова фонарь был похож на чудовище из
фантастического шоу.
к себе силуэт Тони, но там никого не было.
колес оставленных на ночь автомобилей шелестели опавшие листья. Звук был
очень тихим, исполненным скорби, и мальчик подумал, что, может статься, он
- единственный в Боулдере настолько вырвался из сна, чтобы слышать его. По
крайней мере, единственный человек. Невозможно было узнать, что еще может
оказаться там, в ночи; что может красться по тени, подгоняемое голодом,
приглядываясь и нюхая ветер.
покатую крышу под окном Дэнни листьями. Несколько листочков,
соскользнувших в водосточный желоб, замерли там, как усталые танцоры.
из окна, цепляясь маленькими руками за подоконник. Голос Тони прозвучал в
ночи, и она тихо, тайно ожила, шорохи не прекратились даже, когда ветер
снова улегся, листья неподвижно замерли, а тени прекратили шевелиться. Он
подумал, что возле автобусной остановки в нескольких домах от своего
заметил кусочек тени потемнее, но было трудно сказать, правда это или
обман зрения.
исчезла с автобусной остановки - если она вообще была там. Он постоял у
окна еще (минуту? час?) некоторое время, но больше ничего не дождался.
Наконец, Дэнни снова забрался в постель, натянул одеяло до подбородка и
стал смотреть, как отбрасываемые недобрым светом уличного фонаря тени
превращаются в извивающиеся джунгли, полные плотоядных растений, у которых
было только одно желание: обвиться вокруг него, высосать из него жизнь и