что-то около года назад. Тад, сам имевший близнецов, очень внимательно
тогда с ней ознакомился.
разделенными друг с другом целым континентом - но когда один из них сломал
левую ногу, другой почувствовал не менее жгучую боль в своей левой ноге,
даже ничего не зная о беде со своим вторым "я". Существовали также две
девочки-двойники, которые пользовались своим собственным языком, понятным
только им одним. Эти девочки никогда не учили английский несмотря на очень
высокие коэффициенты интеллектуального развития, также абсолютно
идентичные для них обеих. Им не нужен был английский, потому что им вполне
хватало друг друга и своего никому более не понятного языка. А кроме того,
в статье говорилось о двух близнецах, которых разлучили при рождении, и
они смогли встретиться снова уже будучи весьма взрослыми людьми.
Обнаружилось, что оба они женились в один день одного и того же года на
женщинах с одинаковым первым именем н поразительно похожи друг на друга.
Более того, оба супружеские пары назвали своего первого сына Робертом. Эти
Роберты появились на свет в один и тот же месяц одного и того же года.
дневнике и обвел кружком последний из записанных вопросов к самому себе.
гулко стучало, кожа похолодела от страха. Он взял дрожащей правой рукой
один из карандашей "Бэрол" из кувшина. Тот, казалось, слегка ожег пальцы
Тада неприятной теплотой корпуса.
затем написал крупными печатными буквами наверху "ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА".
ответ на него, тот последний, столь очевидный, что его не надо было даже и
записывать. Это было: Может ли он сам вызвать себя вполне сознательно
состояние транса? Может ли он заставить летать воробьев?
слышал, но никогда не видел продемонстрированной: автоматическая запись.
Люди, пытавшиеся контактировать с душами умерших (или живущих) при помощи
такого метода, пользовались ручкой или карандашом, со слабо прижатым к
пустому листу бумаги кончиком, и просто ожидали, когда требуемый им дух
начнет двигать нх рукой. Тад читал, что эта автоматическая запись часто
расценивалась как своего рода забавная шутка или игра на вечере, даже с
учетом тех свидетельств, что это может быть весьма опасно, поскольку
контактер широко открыт для различных форм одержимости.
занятие казалось ему абсолютно чуждым для его собственной жизни, столь же
далеким и ненужным как поклонение языческим идолам или трепанация черепа,
чтобы избавить пациента от головной боли. Сейчас же вся эта затея
показалась ему имеющей собственную, смертельную логику. Но ему были нужны
эти воробьи.
на Земле, всех тех тысяч птиц, сидящих на крышах домов и телефонных
проводах под мягким весенним небом, готовых взлететь после получения
требуемого телепатического сигнала.
картина без внутренней жизни. Когда он начинал писать, часто происходило
нечто, похожее на это - сухие и бесплодные письменные упражнения. Нет,
тогда это было даже еще хуже для него, он чувствовал всегда некое
омерзение, как при поцелуе трупа.
выстраивать слова на бумаге, что-то всегда проклюнется в этой писанине,
что-то восхитительное и одновременно ужасное. Слова как отдельные единицы
начнут исчезать. Характеры, которые были зажаты и безжизненны начнут
выпрямляться и двигаться, словно их привезли в тесной машине на конкурс
бальных танцев, и они должны размяться перед сложными танцевальными па и
пируэтами. Что-то начинало происходить в мозгу Тада; он мог почти
физически ощущать, как происходит разряжение каких-то электропроводов, что
приводило к заполнению его сознания мягкими убаюкивающими волнами и
грезами наяву.
руке и пытался заставить себя сделать нечто, чтобы все это произошло. Но
чем больше проходило времени, а по-прежнему ничто не изменялось, тем
глупее и глупее он себя чувствовал.
голову и прочно засел там: "Эни-мэни-чили-бэни, духи почти готовы
разговаривать!" Что бы он сказал сейчас Лиз, если бы она заглянула в
кабинет и увидела Тада с карандашом и чистым листом бумаги за несколько
минут до полуночи? Что он пытается нарисовать кролика в альбоме для того,
чтобы победить в конкурсе, устроенном Школой знаменитых художников в
Нью-Хэвене? Но у него, черт возьми, даже нет альбома.
немного повернуться в своем кресле, чтобы можно было выглянуть из окна
слева от стола.
Тада ярко-черными глазами.
жизни он не был столь испуган... и вдруг это чувство происходящего
заполнило его снова. Оно было сродни тому ощущению, которое Тад испытал,
разговаривая со Старком по телефону, но сейчас оно было сильнее, и
намного.
ними Тад смог увидеть целую колонию птиц, сидящих на крыше сарая,
используемого Бомонтами для садового инвентаря и машины Лиз. Древняя
кровля сарая была вся усеяна воробьями, под весом которых она прогибалась
и раскачивалась.
ужасного далека в миллионе миль отсюда, голос, полный ужаса и удивления. -
О, мой Бог, они настоящие - воробьи настоящие.
было не время обдумывать происшедшее, обдумывать, для чего все это. Вдруг
кабинет куда-то исчез, и вместо него Тад очутился в районе Риджуэй в
Бергенфилде, где он вырос. Все выглядело столь же тихим и пустым, как тот
дом в кошмарном сне о Старке; он обнаружил себя вглядывающимся в этот
мертвый мир.
здания была усеяна щебечущими воробьями. Каждая телеантенна прогибалась
под их весом. Каждое дерево было буквально облеплено воробьями. Они
оседлали все телефонные линии. Воробьи восседали на крышах припаркованных
автомобилей, на большом почтовом ящике на углу Дьюк-стрит и Мальборо-пейн
н на платформе для велосипедов перед универсальным магазином на
Дьюк-стрит, куда он мальчишкой часто ходил покупать молоко и хлеб.
слюны появилась в уголке его рта, ноги беспомощно подергивались, и теперь
все карнизы около его кабинета были забиты воробьями, глядевшими на него
подобно странным пернатым зрителям. Долгий стонущий звук вышел изо рта
Тада. Его глаза закатились кверху, открыв напряженные белки.
линии, и появилась L-образная отметка, обозначающая в рукописях Старка
начало каждого нового абзаца. Он написал:
даже до того как остановила свое поворотное движение внутрь, но было уже
слишком поздно. Моя рука метнулась через образовавшийся двухдюймовый зазор
между дверью и стеной и схватила намертво ее руку.
далекого детства в Бергенфилде, и те, снаружи его дома в Ладлоу...
настоящие и живые. Они улетели сразу в два неба: белое весеннее небо 1960
года н темное летнее небо 1988 года.
утираясь левой рукой. - Я сделал это, и благодарение Богу, что мне это
удалось без свидетелей. Что же это?"
колотилось столь сильно, что он чувствовал пульсацию, очень быструю н
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Сертаков Виталий
Глуховский Дмитрий
Посняков Андрей
Акунин Борис