черепа. Я впоследствии узнал, что из его мозга вытащили четыре кусочка
лобной кости. И еще хорошо, что все закончилось именно так.
с Доном Грейсом, с моим отцом и со всеми перечисленными лицами во
всевозможных комбинациях. Кажется, единственный человек, кто не принимал
участие в решении моей судьбы, был наш сторож мистер Фазио.
транквилизаторы, но ему все это было ни к чему. Он все время оставался
холоден как лед, и лишь по задумчивым взглядам, которые он иногда бросал
на меня, я понимал, что меня ожидает серьезный разговор с ним наедине.
Этот человек мог задушить меня голыми руками, сохраняя все то же
бесстрастное выражение лица.
выслушивали забинтованный мистер Карлсон и его жена, дама с каменным
лицом: "...Чудовищный проступок... Я не помнил себя... Не знаю, как
выразить свое сожаление..." Передо мной, правда, никто не извинялся за
то, что я был выставлен круглым идиотом и стоял пол-урока, потея и
пытаясь сдержать тошноту. Глупо было ожидать таких извинений, как и
извинений от Дика Кейбла или Даны Коллет.
("Почему ты сделал это, Чарли? Почему? Почему?") приходили к соглашению
с полицейскими, вносили деньги в залог, договаривались с мистером Кар
лсоном... Но с его женой найти общий язык не удалось, она продолжала
настаивать на том, чтобы мне дали как минимум десять лет.
буду зайти в гараж, как только переоденусь.
этом приглашении. Мне хотелось, как это обычно бывает в таких случаях,
выйти на дорогу и уехать куда-нибудь подальше. Но сейчас что-то во мне
отчетливо протестовало. Я был приглашен, и я должен пойти.
Папочка занимался этим сам. Гараж был его местом, в нем было все
необходимое и ничего лишнего. К стене была прислонена косилка. На прочно
вбитых в стену гвоздях аккуратными рядами были развешаны инструменты для
ухода за садом и лужайкой. Шляпки гвоздей образовывали идеальную прямую.
Аккуратность, граничащая с идиотизмом. Тачка стояла в углу, а рядом
лежали тщательно перевязанные бечевкой пачки старых журналов: "Аргози",
"Блюбук", "Тру", "Сэтэдэй Ивнинг Пост".
и рубашку, в которой он ездил на охоту. Я заметил, что он стареет на
глазах. Раньше у него была прекрасная спортивная фигура, но избыток пива
привел к выпячиванию брюшка. На носу даже с такого расстояния были видны
лопнувшие сосуды, и морщины вокруг глаз и у рта казались глубже, чем
обычно.
таблетки. Дыхание ее стало кислым и сухим.
к чертовой матери.
швырял меня на землю, а потом лгал маме... Ты бил меня по лицу, как
только я сделаю что-нибудь не так, не давая шанса исправить ошибку. Я
собираюсь это сделать с той самой охоты. Помнишь, что ты сказал? Ты
сказал: "Я отрежу ей нос, если застану в постели с кем-нибудь".
прибереги для психиатра. Незачем обливать меня своими помоями.
своего единственного сына. Твоя жена сидит на колесах, она скоро станет
законченной наркоманкой. Ну, попробуй, возьми меня, если можешь! Да ты
просто пьяный мерзавец, черт возьми!
наказать тебя ты не вызвал у меня желания тебя убить.
лет! Я ненавижу тебя! Ублюдок!
кинофильма. Он сжал в руке свой морской ремень. Затем замахнулся им, но
я успел нагнуться, и пряжка, скользнув по моему плечу, с громким стуком
ударилась о тележку.
выглядел, когда злился на меня за разбитые стекла. Неожиданно меня
заинтересовал вопрос, не имел ли он привычки так вытаращивать глаза,
когда занимался любовью с мамой. Боже, неужели она лежала под ним и
смотрела в эти отвратительные глаза? Эта мысль потрясла меня так, что я
замер и не успел уклониться от следующего удара.
крови, больше, чем можно было бы ожидать - полилась из раны. Я ощущал ее
тепло на лице и шее.
ремня и потянуть его на себя. Он этого явно не ожидал. Отец потерял
равновесие, и стоило мне потянуть сильнее, как он грохнулся на пыльный
бетонный пол.
сидел в палатке и сдерживал свое желание пописать, пока он обсуждал
всякие гадости со своими друзьями. Возможно, он забыл, что маленькие
мальчики вырастают. И при этом они помнят все. И хотят сожрать своих
отцов живьем. Ударившись о пол, он издал странный звук, нечто вроде
хрюканья. Он расставил руки, чтобы упасть на них, и я выхватил наконец
ремень. Я ударил его по широкой заднице цвета хаки. Не думаю, чтобы я
нанес достаточно сильный удар, но он закричал, скорее от неожиданности.
Я улыбался. Щека невыносимо болела, кровь продолжала идти из нее.
зашить щеку.
ног. Тебя во флоте только и научили, что выслуживаться.
в лицо. Он поднял руки, закрывая лицо, и тогда я отбросил ремень и
ударил его в солнечное сплетение. Он согнулся. Брюшко его было мягким,
даже более мягким, чем это могло показаться. Я ощутил горечь
разочарования. Я понял в тот момент, что человек, которого я на самом
деле ненавидел, был вне пределов моей досягаемости, скрытый наслоением
прожитых лет.
абсолютно бледным, только красная полоса на лбу, там, куда я попал
ремнем. - О'кей, - произнес он и, обернувшись, снял со стены грабли.
мы стояли, глядя друг на друга. И ей-богу, не слишком много любви и
нежности было в наших взглядах. Потом он повесил на место грабли, и я
последовал его примеру.
поведение, ничего этого бы не было... Поедем лучше в бар, выпьем по
кружечке пива". И я тоже не сказал, что я сожалею о случившемся. Все
произошло так, как и должно было произойти. Просто потому, что я вырос.
другого. И этот труп на полу под ногами у меня - классический пример
смещенной агрессии.
щеку, сделав шесть стежков. Я рассказал ему, как имел неосторожность
споткнуться в гараже, упасть и пораниться о каминную решетку, которую
чистил в этот момент мой папочка.
этой теме. Вообще, с этого дня мы едва контактировали с отцом, хотя
продолжали жить под одной крышей. Он больше не пытался учить меня жить,
и я неплохо обходился без него... Как, впрочем, и он без меня.
предупредили, что дело все еще рассматривается, и я должен каждый день
показываться мистеру Грейсу. При этом им казалось, что это -
благодеяние, и я должен испытывать благодарность.
коридорах, и как обо мне говорили в учительской, и то, что никто, кроме
Джо, не общался со мной - все это угнетало меня.
Емилина Ника
Конюшевский Владислав
Андреев Николай
Белогорский Евгений
Лукин Евгений
Каргалов Вадим