Джон Макдональд

Девушка, золотые часы и все остальное

ПРОЛОГ

Дорогой Фред!

Вы не говорили мне, что это будет легко. Но как это будет, вы, в общем-то, тоже не говорили. Найти Кирби Уинтера. Привезти его назад. Денег не жалеть. И вы дали мне в помощь хорошего человека… Хадлстон был хорошим человеком. Сегодня вы бы его не узнали. Он уже ни на что не способен — глядит в пустоту и вздыхает, а иногда вдруг начинает хихикать.

Мы нашли Кирби Уинтера, босс. Мы нашли его два раза. А если хотите, чтобы был третий раз, пошлите лучше кого-нибудь другого. Впрочем, зряшная будет трата денег.

Фред, посоветуйте клиенту это дело бросить. Если Кирби Уинтер действительно утаил пару миллионов долларов из наследства своего дядюшки Омара, никто их у него не отнимает.

Я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете, что Уинтер откупится от меня и Хадлстона. Вот хорошо бы так и было. Я бы сейчас спал как нормальный человек.

Могу только рассказать вам, как все это было. Информация оказалась верной. Мы нашли его в большом номере отеля «Прадо», и он прожил в Мехико под своим настоящим именем две недели. Он не скрывается, во всяком случае, не очень. Кирби Уинтер и дама. Дама — та самая, что была с ним три месяца назад в Бразилии, эта красавица с ангельским лицом — но она сущая дьяволица, можете мне поверить.

Чего я не могу понять, Фред, так это почему вы и клиент считаете Кирби Уинтера таким невинным и беспомощным.

Может, он и был таким раньше, но не теперь. Это очень самоуверенный человек. Что же до стиля и щегольства, то сам Онассис мог бы ему позавидовать. Он и его женщина прекрасно проводят время. Если он и боится, что кто-то приедет и отнимет у него деньги, то нисколько этого не показывает.

Ну так вот, когда мы их нашли, мы разработали план, как увезти их в Штаты.

Почти всеми приготовлениями пришлось заниматься мне, потому что после всех тех событий в Бразилии, в Сан-Паулу, Хадлстон не совсем уверен в себе.

Я нанял самолет, который мог взять пять человек — нас четверых и пилота. Вы верно советовали — девицу лучше было захватить с собой. Дальше — проблема доставки их из отеля в аэропорт. Я решил сделать это быстро и просто: проникнуть к ним, угрожая оружием, сделать инъекции сильного успокаивающего, чтобы они были очень-очень послушными. В таком состоянии их легко было бы довести до машины — и в аэропорт!

Вчера вечером они ушли около девяти, и мы с Хадлстоном решили встретить их. Ну вот, мы вошли — накануне я купил отмычку — и стали ждать. У нас были пистолеты. Я приготовил шприц.

Они явились около полуночи весьма оживленные. Как только они оказались в номере, мы вошли к ним с пистолетами в руках. Ну вот скажите, Фред, при таком раскладе могло случиться что-то непредвиденное? Я ведь осторожный человек. Но ведь случилось! Можете мне поверить — впрочем, иного вам и не остается. Они подскочили от неожиданности и уставились на нас, а потом стали вести себя так, будто это величайшая шутка в мире. Я немного испугался, вспомнив, что в Сан-Паулу было примерно так же. А Хадлстон позеленел. Я сказал, что если они будут сотрудничать, никто не пострадает Этот Кирби Уинтер — а он на вид очень мягкий человек — печально покачал головой и, глядя на меня, сказал, что, в общем-то, после Сан-Паулу мы могли бы все понять и отстать от них. А раз не отстали, значит, они выразили свою точку зрения недостаточно ясно. Хадлстон посоветовал ему заткнуться. Я направился к ним со шприцем, собираясь первым уколоть Кирби. Фред, я был очень осторожен. Вдруг шприц исчез. Я замер, глядя на свою пустую руку. Кирби Уинтер и эта девица улыбались.

Я посмотрел на Хадлстона. Фред, клянусь, за это мгновение он успел снять с себя все до последней нитки, на талии у него был широкий голубой пояс, завязанный бантом, а на груди написано помадой: «Сюрприз!» Помня о Сан-Паулу, я решил, что если события станут развиваться не в ту сторону, я восстановлю равновесие, прострелив Кирби Уинтеру ногу. Как вы знаете, я стреляю хорошо, и я бы в него попал, вероятно, только вот когда я собрался стрелять, в руке у меня вместо пистолета был пульверизатор с духами. Да… я смотрел на Кирби Уинтера, Фред… и вдруг в то же самое мгновение я оказался в лифте, а двери закрывались. Вместе со мной были лифтер, три пожилые туристки и Хадлстон. Двери закрылись, мы поехали вниз. Женщины начали кричать и падать в обморок. Черт знает что было в этом лифте, Фред. На мне, как и на Хадлстоне, остался только пояс. А на груди у меня красовалась надпись: «Прощай, друг!» И мы оба были обриты, Фред, и облиты духами. Перепуганный лифтер довез нас до главного фойе и открыл дверь. Хадлстон был настолько вне себя, что попытался бежать.

В общем, нас арестовали, конечно, но если вы пришлете деньги — я уже отправил вам телеграмму, — нас могут завтра выпустить под залог. Наш адвокат говорит, серьезных обвинений нет, но мелких — целая куча. Он навел справки и узнал, что Кирби Уинтер и его дама выписались сегодня около полудня.

Лично я считаю, что от Хадлстона теперь будет мало толку. А за себя ручаться не могу. Если вы думаете, что от нас откупились, вам придется признать, что прикрытие мы взяли очень странное.

Как я уже говорил, если ваш клиент по-прежнему хочет найти Кирби Уинтера, вы должны будете послать кого-нибудь другого. Я попытался рассмотреть все происшедшее не предвзято. Проще всего было бы сказать, что это гипноз. Но, Фред, я думаю, что это обычная старомодная магия, о который мы читали в детстве. А почему нет? В самом деле?

А этот дядя Уинтера, этот Омар Креппс. Он ведь считался очень загадочным человеком? Нечто вроде волшебника? Может быть, перед смертью он научил Уинтера заклинаниям?

И посмотрите на Сан-Паулу. Уинтер и его девица выиграли в каждом из шести самых больших казино примерно по семьдесят тысяч. Если это не магия, Фред, то что же это? Какое-то изобретение, которое они так используют?

Надеюсь, деньги уже высланы, потому что если нет, нам придется сидеть очень долго. Когда мы выйдем, я подыщу себе другую работу… Я как-то потерял уверенность в себе.

Очень искренне ваш.

Сэм Джиотти.

* * *

Постепенно, ценою большого напряжения, Кирби вновь обрел способность видеть окружающее «в фокусе». Женщина, сидевшая через стол от него, казалась просто силуэтом на фоне окна — окна величиной с теннисный корт, — а дальше был океан, розоватый в закатном или рассветном солнце. Голые загорелые плечи под светлыми волосами излучали теплое персиковое сияние.

Атлантика, подумал он. И время тут же встало на свое место. Если он во Флориде, солнце ему сейчас видно рассветное.

— Вы Шарла, — осторожно проговорил он.

— Конечно, милый Кирби, — отозвалась она, и голос ее звучал на грани смеха, — я твой новый добрый друг Шарла.

Мужчина сидел слева от Кирби, плотный лощеный мужчина, в прекрасно сшитой одежде, хорошо подстриженный, с маникюром.

— Болтушка Шарла, — усмехнулся он.

— Я разве болтушка, Джозеф?

— Ну слушать ты тоже умеешь.

Кирби наводил порядок в голове. Шарла, Джозеф, Атлантический океан, рассвет. Возможно, сейчас утро субботы. Погребальная служба была в пятницу в одиннадцать. Совещание с адвокатами — в два часа пополудни. А пить он начал в три.

Он осторожно повернул голову и оглядел пустой бар. Бармен в белой куртке стоял под призматическими лампами, побледневший от солнечного света, сложив руки на груди и свесив голову.

— Разве такие места открыты на всю ночь? — поинтересовался Кирби.

— Нет, конечно, — ответил Джозеф, — но здесь реагируют на небольшие денежные подарки. Как символ дружбы и расположения. В час официального закрытия, Кирби, вы еще много чего хотели сказать.

Вдруг у него появилось ужасное подозрение.

— А вы… вы не журналисты какие-нибудь или кто-то в этом роде?

Оба расхохотались.

— О нет, мой милый, — успокоила его Шарла.

Ему стало стыдно.

— Дядя Омар… он всегда страшился огласки. Нам приходилось быть очень осторожными. Он платил фирме в Нью-Йорке тридцать тысяч долларов в год, чтобы его имя не появлялось в газетах. Но люди постоянно совали свои дурацкие носы. Подхватывали какой-нибудь крошечный слушок об Омаре Креппсе и раздували огромную историю, а дядя Омар ужасно злился.

Шарла накрыла его руку своею, легонько сжала.

— Но, милый Кирби, теперь это не имеет значения, верно ведь?

— Да, пожалуй.

— Мой брат и я не журналисты, разумеется, но ты бы мог поговорить с журналистами. Пусть мир узнает, как мерзко он с тобою поступил, как отплатил за твои годы бескорыстной преданности.

Это прозвучало так, что Кирби чуть не расплакался. Но честность не дала ему промолчать.

— Ну не такой уж бескорыстной. Когда у дяди пятьдесят миллионов, о них просто невозможно не думать.

— Но вы рассказали нам, как уходили от него много раз, — заметил Джозеф.

— Но я всегда возвращался, — вздохнул Кирби. — Он говорил мне, что я ему необходим. Для чего? У меня и жизни-то своей не было. Сумасшедшие поручения во всех концах света. Одиннадцать лет я так жил, сразу после колледжа поступил к нему на службу.

— Мы тебе сочувствуем, милый, — с надрывом проговорила Шарла. — Столько лет преданности.

— А потом, — мрачно добавил Джозеф, — ни цента.

От яркого рассветного солнца Кирби стало больно глазам. Он зевнул, опуская веки. А когда открыл глаза, Шарла и Джозеф уже стояли. Джозеф подошел к бармену. Шарла тронула Кирби за плечо.

— Идем, милый.

Ты очень устал.

Он пошел за ней, ни о чем не спрашивая, в стеклянные двери и по большому незнакомому фойе. Когда они были в десятке футов от лифта, он остановился. Она вопросительно посмотрела на него. Ее лицо было таким идеальным: глаза огромные, серовато-зеленые, чуть приоткрытые губы влажно поблескивали, медовая кожа оттеняла светлые волосы… что он на мгновение забыл, что хотел сказать.

— Дорогой? — мягко проговорила она.

— Я здесь живу, что ли?

— Джозеф подумал, что так будет лучше.

— Где он?

— Мы с ним попрощались, милый.

— Да?

— Идем, дорогой.

В лифте они поднимались молча.

Молча прошли по длинному коридору. Шарла вытащила ключ из украшенной жемчугом сумочки, и они вошли в номер. Она задернула шторы и отвела его с спальню. Постель была разобрана. Кирби увидел приготовленные для него новую пижаму и набор туалетных принадлежностей.

— Джозеф ничего не упускает, — заметила Шарла. — Когда-то у него было несколько отелей, но потом они ему наскучили, и он их продал. Кирби, милый, ты должен принять горячий душ. Потом будешь спать.

Когда он, в новой пижаме, вернулся в спальню, она ждала его. На ней был халат из мягкой золотистой материи. Без высоких каблуков она показалась ему очень маленькой. Халат не скрывал фигуру, которой место было на центральном развороте журнала для мужчин. Сердце у Кирби колотилось так, что каждый удар отдавался в голове, но он все же не потерял чувства ответственности. Перед ним стояла первоклассная женщина, зрелая, благоухающая, дорогая, изощренная, шелковая и незапятнанная. Нельзя же подойти к ней, подволакивая ногу и глупо хихикая. И он, вспомнив увиденный недавно фильм, сделал решительный, мужественный и чрезвычайно изящный шаг в ее сторону.

Но голыми пальцами ноги он угодил в жесткую узкую ножку маленького столика. Потеряв равновесие, начал падать на Шарлу — и схватился за нее, только чтобы удержаться на ногах, а не с какими-то иными целями. Она метнулась в сторону, взвизгнув от страха. Пальцы Кирби впились в золотистую ткань у шеи. Примерно пол-оборота — это напоминало балетное па — ткань держалась, но потом послышался треск, и Кирби, падая в угол, успел увидеть, как Шарла, уже без халата, перелетает через кровать. Упала она на той стороне мягко, с приглушенным звуком.

Кирби сел, стряхнул с себя остатки халата, схватил пальцы ноги обеими руками и застонал.

Голова Шарлы с всклокоченными волосами и широко распахнутыми глазами медленно, осторожно показалась из-за кровати.

— Милый! — прошептала она. — Ты такой порывистый!

Он посмотрел на нее, морщась от боли.

— Заткнись, сделай одолжение. Это со мной происходит всю жизнь, и я вполне могу обойтись без глупых шуток.

— Ты всегда так делаешь?!