оградой из заостренных кольев, а сбоку к ней примыкал курятник. На
кладбище давно проникли джунгли, они держали деревянные надгробия
цепкими, корявыми зелено-бурыми пальцами. Стены церкви пестрели
рисунками и надписями: здесь были рожи, цифры, обведенные кружком,
и всевозможные имена - Эрзули, Зок, Легба. Широкие, жирные потеки
черной и красной краски спускались к самой земле. Два церковных окна,
закрытые кем-то, как видно, совсем недавно, были разбиты.
дверной молоток и тихо стукнул в дверь.
филенке.
мгновений.
шелест листвы под ветерком. Потом загремел отодвигаемый засов.
Дверь распахнулась. В проеме возникло скуластое лицо с козлиной
бородкой и большими, как плошки, глазами за стеклами очков в роговой
оправе. Показав глазами: входи, его преподобие с заметным
французским акцентом пригласил:
деревянных скамей. В центре был алтарь, а где-то сбоку - хоры. Пахнуло
пылью, сыростью и старением; аромат ладана едва пробивался сквозь
табачную вонь. Когда священник захлопнул за Томасом дверь, церковь
погрузилась в темноту, лишь слабые лучики света проникали через
разбитые створки окон, бросая на стены тусклые неясные тени. Его
преподобие поставил засов на место и повернулся к посетителю:
Томас, но даже его тихий голос эхом отразился от стен церкви и
наполнил ее, как дым - коробку. - Насчет того, что сегодня выбросило на
рифы Кисс-Боттома.
желтоватой белизне, сузились. Его длинное, на вид хрупкое тело
склонилось к Лэйси:
продолжал Томас, пытаясь говорить медленно. - Он поднял это на
поверхность, он откопал это на дне. Вы говорите, оно, мол, давным-
давно сгинуло. Но сейчас, вот сейчас вот, эта пакость на рифе...
Почти все его лицо пряталось в тени, видны были только шевелящиеся
губы.
его рта. - Он поднялся со дна...
однако в него прокралась властная нотка, и Томас Лэйси со страхом
посмотрел священнику в лицо. На некоторое время воцарилось
молчание. Потом Томас, вновь обретя дар речи, пробормотал:
покорежен, побит - но это тот самый корабль...
изучая глаза Томаса, словно никак не хотел поверить в то, о чем ему
толковал этот человек. Волнуясь, он заговорил по-французски.
заметно ссутулился, поник, на спине выступили острые лопатки. - Нет,
нет. - Снаружи, в гуще спасительных ветвей, крикнула птица. - Белый? -
переспросил он наконец.
ушли и на некоторое время оставили меня в покое.
что его слова чем-то обидели старого священника.
Томаса.
между рядами длинных деревянных скамей к двери за хорами. Полумрак
поглотил его. Томас помедлил на пороге, потом распахнул дверь и
зажмурился от яркого света. Не оглядываясь, он быстро вышел из
церкви.
посмотрел, как язычок пламени вытянулся в длинное белое острие.
Потом снял с полки буфета черный ящичек и положил перед собой. Из
кармана появился маленький ключ; священник отпер ящик и стал
разглядывать его содержимое: белую кроличью лапку, пузырек с темной
жидкостью, какие-то темные зерна в бумажном пакете, серебристые
свечи, очки с затемненными стеклами. Наконец он нашел то, что искал.
Есть. Вот оно.
стеклянный глаз синего цвета на серебряной цепочке. Его преподобие
расстегнул облачение и накинул цепочку на шею - так, чтобы глаз лежал
у него на груди поверх сорочки.
его собеседник был совсем рядом, спросил по-французски:
4
бешеный водоворот. Вокруг вздымались серо-зеленые водяные стены; он
был пленником в морском царстве, он пролетал сквозь тысячи залов и
комнат, с чердака в подвал, из света в полную тьму.
бросил их, им страшно, они не знают, что им делать...~
сильнее, так, что сжимались легкие.
рвался к поверхности, отчаянно работая ногами, но что-то желтое,
громоздкое, неуклюжее стесняло движения, мешало: дождевик. Он
упрямо забарахтался, стремясь вырваться на волю из объятий океана. С
каждой секундой запас воздуха в легких убывал. ~Не бросай их, нельзя,
нет, нет, нет. Доберись до них, пожалуйста, о-о Боже, дай мне сил, пусти,
пусти, прошу тебя, пожалуйста...~
него, загоняя обратно в морскую бездну. Он сопротивлялся, безумными
глазами всматриваясь в темноту и слыша лишь вой ветра и рев воды,
словно в смертельном бою сошлись два лютых зверя. Корабль,
оказавшийся меж двух рассвирепевших чудовищ, кренился на правый
борт. Палубу захлестывала бурлящая вода. Мур увидел, как ~они~
протягивают к нему руки, но океан разлучил их, и ветер унес их прочь.
Он стал звать их, но грохот волн заглушил его голос, разорвал слова в
клочья, разметал в пространстве. Мур вскинул руку, но налетела
очередная волна, гороподобная, с острым гребнем, блестящая и твердая
как камень, и он с ужасом увидел, как она обрушилась на них,
раскалывая дерево, захлестывая их брызгами и обломками того, что
прежде было палубой из тикового дерева. На краткий миг он увидел их,
застывших в черной пенной воде. Он услышал свое имя, и ему
захотелось, чтобы море хлынуло ему в горло и унесло в свою пучину, но
тут под ним, крутясь, всплыла какая-то деревяшка, и Мур невольно
впился в нее ногтями. Обломок дерева увлекал его по волнам, с гребня на
гребень, без конца. Мур вдруг различил на скрепленных друг с другом
обломанных досках красивые буквы - слова, ожегшие, как огнем:
"Баловень судьбы".
прошу...~
холодной испарине. Из открытой двери террасы тянуло ласковым
ночным ветерком. За самым порогом шелестели пальмы, он различил в
полумраке на залитой бледным лунным сиянием стене спальни тени
листьев, похожих на растопыренные пятерни. Где-то далеко, за деревней,
выла собака, в джунглях горестно кричал какаду - траурные голоса
ночи... Мур закрыл лицо руками. Господи, шептал он. Господи. Порой
его посещали кошмары, порой видения бывали такими реальными, что,
даже проснувшись, он не мог избавиться от них - вот и сегодня сон
вырвал у него очередной кус живой трепещущей плоти. Не в первый раз;
впрочем, все кошмары Мура представляли собой вариации на одну и ту
же тему. Снотворное, прописанное ему доктором Максвеллом, он не
принимал, упрямо убеждая себя, что отлично может спать и без
таблеток. Но сейчас ему вдруг захотелось узнать, хватит ли содержимого
янтарно-желтой бутылочки, чтобы до конца недели обеспечить ему
нормальный сон. Пролежав без движения еще несколько секунд, Мур
потер лицо и понял, что плакал во сне. Он сел. Девушка, лежавшая