Роберт МАК-КАММОН
КУСАКА
паренька и темноволосую девушку прочь от оставшегося позади ужаса.
крови и собственного взмокшего от страха тела, а девушка прижималась к
нему и дрожала. Они мчались к мосту, но фара мотоцикла была разбита, и
парнишка правил, ориентируясь в сочившемся сквозь облака дыма тусклом
фиолетовом свечении. В горячем тяжелом воздухе пахло гарью: запах поля
боя.
бетонные обочины моста сузились, он немного сбавил скорость и вильнул,
чтобы разминуться с колпаком, который, должно быть, свалился с колеса
одной из тех машин, что недавно промчались на другой берег, в Инферно. То,
чему ребята стали свидетелями несколько минут назад, не шло из головы, и
девочка со слезами на глазах то и дело оглядывалась, повторяя имя брата.
понял, что времени слишком мало. Мотоцикл влепился в возникшую на дороге
фигуру, и мальчик потерял управление. Он выпустил руль, почувствовал, что
девочка тоже слетела с мотоцикла, а потом как бы перекувырнулся в воздухе
и заскользил, немилосердно обжигаемый трением.
сохраняя сознание, думал: "Точно, Бормотун. Бормотун... заполз на мост...
и устроил нам бенц."
но пальцы двигались, что было хорошим признаком. Ребра казались осколками
бритвы, а еще ему хотелось спать, просто закрыть глаза и будь что будет...
но мальчик не сомневался: тогда больше он уже не проснется.
пару секунд раздалось БА-БАХ!, замерцало оранжевое пламя. На землю с
грохотом посыпались куски металла. Парнишка встал на колени (легкие
отказывали) и в отсветах пламени увидел, что девушка лежит на спине
примерно в шести футах от него, разбросав руки и ноги, как сломанная
кукла. Рот был в крови, натекшей из нижней разбитой губы, а на щеке -
синий кровоподтек. Но девушка дышала, и когда он назвал ее по имени, веки
затрепетали. Мальчик попытался приподнять ей голову, но нащупал какой-то
желвак и решил, что лучше ее не трогать.
Окраины к ним кто-то ковылял. На мосту горели ручейки бензина, но это
существо шагало сквозь огненные потоки, не останавливаясь, поджигая
отвороты джинсов. Оно было горбатым - нелепая, злая пародия на человека, -
а когда подошло поближе, мальчик увидел, что полный зубов-иголок рот
кривит ухмылка.
цок-шарк, цок-шарк. Мальчик начал подниматься, чтобы дать отпор, но боль
прострелила ребра, не позволяя вздохнуть, стреножила его, и он опять
повалился на бок, с присвистом втягивая воздух.
уставилось себе под ноги. Потом оно пригнулось, и над лицом девушки
скользнула рука с металлическими, зазубренными по краям ногтями.
размозжить девочке голову, сорвать мясо с костей - это случилось бы в
мгновение ока, - и мальчик понял, что в этой долгой страшной ночи спасти
ей жизнь можно только одним способом...
твари расползались по норам.
уныло-коричневая краски сдались под натиском густо-малиновой и жженого
янтаря. От печных труб кактусов и доходящей до колен полыни протянулись
лиловые тени, а грубо обтесанные глыбы валунов засветились алой боевой
раскраской апачей. Краски утра смешались и побежали по канавам и трещинам
в неровной шероховатой земле, заискрившись бронзой и румянцем в извилистой
струйке Змеиной реки.
запах жары, спавший под открытым небом парнишка открыл глаза. Тело
одеревенело, так что пару минут он пролежал, глядя, как безоблачное небо
затопляет золотом. Ему подумалось, что он помнит свой сон - что-то про
отца, который пьяным голосом раз за разом выкрикивал его имя, коверкая при
каждом повторе, пока оно по звучанию не начало больше походить на
ругательство, - но уверенности не было. Как правило, сны мальчика нельзя
было назвать хорошими - а уж те, в которых выделывался и ухмылялся его
отец, и подавно.
подбородок, и стал смотреть, как над цепями зазубренных кряжей, лежащих
далеко на востоке за Инферно и Окраиной, взрывается солнце. Восход всегда
ассоциировался у него с музыкой, и сегодня парнишка услышал неистовый
грохот воющей на полную катушку гитары-соло из "Айрон Мэйден". Ему
нравилось здесь спать, пусть даже не сразу удавалось размять мышцы - ведь
он любил одиночество, а еще - краски пустыни ранним утром. Через пару
часов, когда солнце действительно начнет припекать, пустыня станет
пепельной и, ей-ей, можно будет услышать, как шипит воздух. Если в
середине дня не найдешь тень, Великая Жареная Пустота испечет твои мозги,
превратив в дергающуюся золу.
ненадолго) сохраняло иллюзорную красоту. В такие моменты мальчику
удавалось вообразить, будто он проснулся за тридевять земель от Инферно.
большого, как грузовик, валуна, из-за своей округлой формы известного в
здешних местах как Качалка. Качалка была сплошь изгажена нанесенной
аэрозольной краской наскальной живописью, грубыми ругательствами и
заявлениями типа "ГРЕМУЧКИ, ВЫКУСИТЕ ХУРАДО ХРЕН" - все это скрывало от
глаз остатки индейских пиктограмм трехсотлетней давности. Валун стоял на
гребне, заросшем щетиной кактусов, мескито и полыни, и находился примерно
в сотне футов над землей. Обычно мальчик спал именно на этом насесте - с
этой выгодной позиции были видны границы его мира.
равнин Техаса шоссе N 67, подрезав бок Инферно, становилось на две мили
Республиканской дорогой, пересекало мост через Змеиную реку и, миновав
убогую Окраину, снова превращалось в шоссе N 67, исчезая на юге, где
высились горы Чинати и простиралась Великая Жареная Пустота. И к северу, и
к югу насколько хватало глаз мальчика, машин на шоссе не было, зато над
какой-то падалью, валявшейся у обочины - броненосцем, песчаным зайцем или
змеей - кружили стервятники. Птицы устремились вниз попировать, и паренек
пожелал им приятного аппетита.
Инферно. Приземистые кирпичные строения центрального "делового района"
окружали маленький прямоугольник Престон-парка, в котором находились:
выкрашенная белой краской эстрада, коллекция кактусов, высаженная Советом
по украшению города, и белая мраморная статуя ишака в натуральную
величину. Парнишка тряхнул головой, вытащил из внутреннего кармана
выцветшей джинсовой куртки пачку "Уинстона" и прикурил от зажигалки
"Зиппо" первую за день сигарету. "Мое вечное идиотское везение, - подумал
он, - прожить жизнь в городе, названном в честь осла." Опять-таки,
скульптура обнаруживала изрядное сходство с мамашей шерифа Вэнса.
на песчаные дворы и растрескавшийся от жары бетон лиловые тени. На
Селеста-стрит, над стоянкой подержанных автомашин Мэка Кейда, обвисли
многоцветные пластиковые флажки. Стоянка была обнесена восьмифутовой
изгородью из проволочной сетки, поверх которой шла колючая проволока и
большой красный плакат возглашал: "ВЕДИТЕ ДЕЛА С КЕЙДОМ, ДРУГОМ РАБОЧЕГО
ЛЮДА!" Парнишка догадывался, что все эти машины до единой собраны из
частей краденых автомобилей; самая приличная колымага на стоянке не могла
проехать и пятисот миль, но Кейд занимался тем, что пичкал наркотиками
мексиканцев. Как бы там ни было, продажа подержанных машин давала Кейду
только карманные деньги - его настоящий бизнес делался в другой области.
пересекалась с Брасос-стрит, отражая огненный шар солнца, оранжево сияли
окна Первого Техасского банка Инферно. Три этажа делали его самой высокой
постройкой в Инферно, если не считать видневшегося на северо-востоке
серого экрана "Старлайта" - кинотеатра под открытым небом. Бывало, можно
было усесться здесь, на Качалке, даром посмотреть кино, самому выдумывая
диалоги, немножко побузить, покривляться и провести время с полным кайфом.
"Да, времена и впрямь меняются", - подумал мальчик. Он затянулся и
выпустил пару колечек дыма. Прошлым летом кинотеатр закрылся, обеспечив
змей и скорпионов гнездом. Примерно милей севернее "Старлайта" стояло
небольшое блочное здание с крышей, похожей на коричневый струп. Парнишка
видел, что засыпанная гравием стоянка пуста, но около полудня она должна
была начать заполняться. Клуб "Колючая проволока" был единственным в
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Николаев Андрей
Белогорский Евгений
Черепнин Владимир
Березин Федор