голосе была неуверенность, и пара подростков приостановилась. Но Луис не
отставал. Мавен прорычал ругательство и вошел в ближайшую комнату, дважды
выстрелил в закрытый платяной шкаф, открыл дверцу, ожидая увидеть пару
исходящих кровью трупов. Но там ничего не было, кроме забытой
вешалки-плечиков. Луис натолкнулся на Мавена, и тот сказал:
верхний этаж.
тела. Кто-то приземлился на плечи, и выстрел пропал даром. Мавен упал, в
ухо ему кто-то страшно зашипел. Теперь крики раздавались уже по всему
зданию, слышался шум падающих тел, выстрелы, треск дерева, в которое били
пули, шум осыпающейся штукатурки. Что-то тяжелое ударило в плечо Луиса, он
упал на пол, голова его была прижата к шершавой доске. Сквозь красный туман
до него донесся вопль Мавена, просящий пощады, потом он вдруг тонко
завопил, как женщина. Выстрел дробовика снес дверь черного хода с петель.
Темные фигуры прыгнули в коридор навстречу ворвавшимся в здание войскам
головорезов. Защелкали выстрелы. В темноте шла целая дюжина отдельных
яростных стычек. Луис, в голове которого что-то тяжело стучало, попытался
встать с пола, но получил удар ногой в ребра. Он согнулся, ослепленный
слезами, пальцы старались нащупать на полу выпавший нож. Где-то послышался
новый ужасный вопль, эхом пронесшийся по всему зданию. Луис был сбит с ног,
тяжелое тело прижало его к полу. Он слышал стоны, за которыми послышались
жуткие и странные звуки... словно кто-то втягивал в себя жидкость. Мозг
Луиса пылал. "Я не хочу умирать вот так! Я не хочу умирать вот так! Я не
хочу умирать, как..."
сделан из соломы. Рядом с ним присела какая-то фигура, прижимая Луиса к
полу. Глаза ее горели в темноте. И следующий миг Луис узнал Засу Хотшота,
бывшего лейтенанта "Головорезов", которого, как предполагалось, выпотрошили
"Гадюки". Облегчение пронзило его, и он сказал:
верхней, - были желтого цвета, и с них капала какая-то жидкость. Нижние
клыки слегка загибались вовнутрь, как рыболовные крючки, верхние - чуть
скошены друг к другу, образуя жуткое "у". Лицо Хотшота светилось, как
ужасная луна, пальцы, худые и твердые, как когти, глубоко впились в плоть
Луиса, не давая ему пошевелиться.
в жадном предвкушении.
буквами горело в сознании: "В а м п и р о!"
клыки пронзили плоть, надежно зацепившись. Луис поднял руки, чтобы
оттолкнуть голову Хотшота, но было слишком поздно, и руки ослабели. Когда
опустились верхние клыки, струя крови брызнула в лицо. Хотшот моргнул,
слегка переменил положение головы и словно издалека, Луис услышал, как
сосут кровь, словно кто-то пил через соломинку кока-колу или втягивал носом
кокаин с золотой ложечки. Палец Луиса ударил в глаз Хотшота, и тут же в
мозгу его раздался голос, тихий, как будто говорили во сне: "ЛЕЖИ СПОКОЙНО,
МАЛЕНЬКИЙ БРАТ. СПОКОЙНО".
ужасно холодно. Но там, где к его плоти прижался рот Хотшота, словно ярился
ад. Луис лежал неподвижно, арктический холод проникал в вены, дюйм за
дюймом, беспощадно. В голове дули ледяные ветры, оглушая своим шумом. И к
тому времени, когда вена его горла была отпущена и стала плоской, как
раздавленный червяк, Луис уже спал.
стали тише. Через несколько минут их сменил другой звук - волочимых по полу
тел.
открыл дверь.
табачного дыма и пота мать оседлал новый незнакомец. Голые ягодицы мужчины
то напрягались, то расслаблялись, когда он совершал поршнеобразные движения
бедрами, лежа на матери. Руки Бев впились в плечи мужчины, вся спина его
была исцарапанной. Кровать дрожала, пружины стонали под двойным весом тел.
пустое, пьяное, маскообразное. Казалось, что она смотрит прямо на него - ее
глаза были похотливыми и приглашающими. Между ног Таракана запульсировал
ненавистный басовый барабан желания. Он поднял бутылку за горлышко и сделал
шаг вперед, уже выбрав место, чтобы нанести удар. Когда бутылка опускалась,
он услышал крик. "Нет!", это кричала Бев. И бутылка опустилась уже не на
голову незнакомого мужчины, а на правое плечо, потому что крик заставил его
дернуться. Бутылка ударила в кость плеча, разбилась. Острые края впились в
плоть. "Ах ты, подонок!.." - завопил мужчина и ударил тыльной стороной
ладони, попав мальчику в нос и бросив его на пол. Таракан, из ноздрей
которого струилась кровь, поднялся на ноги и, завывая зверем, кинулся на
врага. Бутылка была забыта, он готов был убить этого человека голыми
руками. Мужчина развернулся и нанес сокрушительный удар в подбородок,
который сначала бросил подростка в воздух, а потом заставил его рухнуть на
пол, словно груда мяса.
чтобы убрать разбитую бутылку. - Или, клянусь Богом, я тебя прикончу.
мертвого мрамора, но тут в кровати зашевелилась Бев, и он остановился. Ноги
ее были разведены в стороны и меж них срамно блестел признак пола, словно
врата ко всем наслаждениям, которые когда-либо являлись Таракану в
мучительных сновидениях. Он повернулся в ней, позабыв о незнакомце, и на
трясущихся ногах подошел к кровати. Лицо Бев покраснело. Она сжала ноги
вместе и натянула простыню до подбородка. Ее сын стоял в ногах кровати,
словно остолбенев, рука описывала медленные круги ниже пояса.
бусины крови. - Бог мой... и давно... давно это продолжается?
глаза, избегая сладострастного взгляда сына.
собственный сын!?
ЭТО с собственным сыном?
страх, гнев, черный грех, который был наследством, которое она передавала
сыну.
меня трогает! И не смей на меня так смотреть... Убирайся! Прочь!
накинул на порезанное плечо.
в...
чокнутые! Боже, я знал, что твой сынок свихнулся, но чтобы и ты?..
несколько бумажек. Они упали, как сухие листья, к ногам мальчика.
он и выскочил наружу. Дверь захлопнулась, и наступила тишина, в которой
отчетливо слышалось хриплое дыхание Бев. Она смотрела на сына и по щекам ее
покатились слезы.
у каждого из нас есть другой, верно? Мы принадлежим друг другу. И мы всегда
будем принадлежать друг другу. Они ведь не понимают, как плохо быть одному,
верно, Уолти? Все это чепуха. Иди сюда, скорей!
отражение в воде, в которую бросили камень. Волны стали сильнее,
задвигались скорее и внезапно вся сцена исчезла, словно ее всосало в темные
глубины водоворота.
где-то играл музыкальный автомат. Он слышал, как скребутся в своих банках
черные тараканы. Он встал и подошел к окну, взглянув на Коронадо-стрит. Сон
о матери вывел его из состояния душевного равновесия, по его лбу катился
пот. Он снова испытывал сильную злость, хотя снова не мог сказать, от чего.
Возможно, потому что он знал, какой она оказалась обманщицей. Она его
оставила в конце концов, и из-за этого они послали его в сумасшедший дом,
где люди без остановки хохотали и вопили, где ему приходилось принимать
таблетки и пить много воды. Что-то в нем одновременно требовало и
ненавидело эту потребность. Когда он найдет свою мать, как обещал ему
Мастер, ему не придется опасаться, что его снова пошлют в сумасшедший дом.