за его верх, подтянулся, спрыгнул на другую сторону и направился вдоль
железнодорожной колеи.
просто наткнулся на него. Очутившись в переулке, повернул налево и нап-
равился в маленький задний дворик станции.
лестницу. Длинная, ненадежная, идущая резкими изломами маршей вверх и
исчезающая в темноте. Первые два-три пролета сливались с темной высокой
стеной.
вот услышал легкое шарканье на тротуаре, будто кто-то переминался с ноги
на ногу. Звук не повторился, но мне и одного раза было достаточно.
Кто-то стоял прямо под самой лестницей. Вряд ли это был обыкновенный
лондонец, стоящий там для того, чтобы подышать свежим воздухом. Не по-
везло бедняге, что он там стоял, но это его уже не будет волновать после
смерти. Присутствие здесь человека не смутило и не встревожило меня. Он
не представлял ни угрозы, ни препятствия. Его присутствие, напротив,
вызвало у меня вздох удовлетворения и облегчения. Я рисковал в своих
предположениях, но я выиграл. Доктор Грегори поступил именно так, как я
рассказывал Шефу и Харденджеру. Я вынул нож, потрогал лезвие большим
пальцем. Узкое, как ланцет, и острое, как скальпель. Небольшой нож, но
три с половиной дюйма стали могут лишить жизни так же, как и самый длин-
ный стилет или тяжелая широкая сабля. Если знаете, куда бить, конечно.
Я-то очень точно знал, где ударить и как. С десяти шагов был вдвойне то-
чен с ножом, так же как и с пистолетом.
шумно, словно летящая в свете луны снежинка. Теперь можно было довольно
хорошо его рассмотреть. Он стоял, прислонившись спиной к стене, прямо
под первой площадкой лестницы, прячась под ней от дождя. Голова свеси-
лась на грудь. Он спал стоя. А ведь ему достаточно было скосить глаз,
чтобы сразу увидеть меня.
вперед, но заколебался. Жизнь была на весах, а я колебался. Кто бы ни
был этот тип, он, без сомнения, заслужил быть убитым. Но убить ножом ни-
чего не подозревающего дремлющего человека? Достойно ли? Ведь сейчас не
война.
толет за ствол и ударил под левое ухо, все еще чувствуя бессмысленную
досаду из-за того, что не захотел проткнуть его ножом. В досаде стукнул
его очень сильно. Звук походил на удар топора по сосновому полену. Подх-
ватил обмякшее тело и осторожно опустил на землю. Он не очнется до расс-
вета, если только вообще очнется. Но какое это сейчас имело значение? Я
стал взбираться по пожарной лестнице. Не торопясь, без спешки. Спешка
могла все испортить. Поднимался медленно, ступая на каждую ступень и
поглядывая вверх. Я был теперь слишком близко к цели, чтобы позволить
себе преступную поспешность. После шестого или седьмого пролета стал
взбираться еще медленнее, опасаясь, чтобы меня не осветили сверху, хотя
там и не должно быть света, так как электричество в центре Лондона отк-
лючили. Но сверху шел свет. Я двинулся ему навстречу, пока не разглядел,
что свет шел не из окна, а из решетчатой двери в стене. Осторожно при-
поднял голову на уровень двери и заглянул внутрь. Она находилась рядом с
массивными железными балками, которые поддерживали крышу. Дюжина лампо-
чек горела внутри. Маленькие слабые огоньки еще больше подчеркивали глу-
бину мрака, нависшего над большим и пустым зданием. Шесть лампочек горе-
ло вверху, прямо над гидравлическими амортизаторами в конце путей. Мне
стало ясно - это аварийное освещение на специальных батареях. Довольно
прозаическое объяснение, но верное. Некоторое время я смотрел на ажур-
ные, покрытые сажей перекрытия, затем осторожно надавил на дверь. Она,
проклятая, так заскрипела, как скрипит виселица под ночным ветром. Висе-
лица с качающимся на ней трупом. Я постарался не думать о трупах и отнял
руку от двери, оставив ее полуоткрытой.
формы. Одна вела наверх к трапу под широкой застекленной крышей, другая
- вниз к трапу на уровне лампочек, горящих внутри станции. Первая, долж-
но быть, служила для мойщиков окон, а вторая - для электриков. Очень мне
надо было разбираться во всем этом! Стоило подниматься шесть пролетов,
чтобы этим интересоваться...
меня жизнь. Мне показалось, что это рука гориллы, желающей оторвать мне
голову. Пару секунд не мог прийти в себя от шока. Ничего не успел сде-
лать, а уже почувствовал тяжелый удар по правой руке, выбивший мой "уэб-
ли". Он ударился о железную площадку и исчез во тьме. Я так и не услы-
шал, как он упал на землю. Я боролся за жизнь. Левой рукой схватился за
душившую меня руку и попытался ее вывернуть. С таким же успехом я мог бы
пытаться выворачивать толстенную дубовую ветку. Рука медленно выдавлива-
ла из меня дух.
продолжал сопротивляться, хотя чувствовал: еще несколько секунд - и я
останусь без шеи. Тогда я оттолкнулся правой ногой от двери, и мы отка-
тились к внешним поручням площадки. Он стукнулся животом о поручень, и
мы оба повисли над мраком, готовые потерять равновесие. Его нога повисла
в воздухе. Мгновение он еще держал меня за горло, но затем я освободился
от железной хватки. Он пытался уцепиться за ограду, чтобы не свалиться
вниз.
рожно дыша. Упал я на сломанное ребро, и свет померк у меня в глазах от
боли. Если бы я хоть на миг поддался ей, то, наверное, сразу бы умер. Но
смерть была той роскошью, которую я не мог себе позволить. Во всяком
случае, не от руки этого типа, ибо теперь знал, с кем имею дело. Если бы
он хотел просто сбросить меня, то достаточно было удара по голове. Если
бы он хотел просто убить, то достаточно было выстрелить в спину. Если он
не имел бесшумного пистолета и опасался шума, то мог бы ударить по голо-
ве и сбросить с высоты шестидесяти футов, что также было способом унич-
тожить меня.
смерти, то ему хотелось еще насладиться видом моей агонии. Садист с по-
мутившимся рассудком. Жаждущий крови, сообщник Грегори, Генрих. Немой с
пустыми глазами убийцы. Полулежа-полустоя на ступенях, я повернулся как
раз тогда, когда он вновь подходил ко мне. Он шел, пригнувшись, с писто-
летом в руке. Но он не хотел стрелять. От пули умирают слишком быстро,
если, конечно, она пущена в нужное место. Вдруг я осознал, что он именно
того и хотел: он водил пистолетом, выбирая то место на моем теле, кото-
рое не сразу меня прикончит пулей, а заставит помучиться. Я напряг руки,
ухватившись сзади за лестницу, и выбросил ноги, рассчитывая одним ударом
заставить Генриха больше не беспокоить меня. Но я плохо видел и, вероят-
но, плохо рассчитал. Моя нога скользнула вдоль его бедра и ударила по
руке с пистолетом. Пистолет отлетел на край площадки и упал на ступеньку
лестничного пролета. Он кошкой бросился за ним. Я был не менее проворен:
когда он нагнулся у лестницы, нашаривая пистолет и найдя его, прыгнул на
него сверху и ударил сразу двумя ногами. Он замычал, всхлипнул и рухнул,
вылетев вниз по лестнице к нижней площадке. Но сразу поднялся с пистоле-
том в руке.
площадке, он поймал бы меня через несколько секунд или спокойно убрал бы
выстрелом. Даже если бы я добрался до вертолетной площадки, предположив,
что время чудес еще не кончилось, то все равно внезапности уже не было.
Там уже Грегори ожидал бы меня. Я оказался бы между двух огней. И тогда
для Мэри все было бы кончено.
Ждать, пока он поднимается, тоже не мог. У меня оставался только нож.
Правая рука моя была отшиблена. Ею ножом уже невозможно действовать.
Впрочем, даже если бы мы оба были безоружными, а я находился бы в отлич-
ной форме, и тогда вряд ли справился бы с этим феноменально мощным не-
мым. А я был далеко не в отличной форме.
хорька. С отчаянием оглядел пустую платформу. Взобраться кошкой по вер-
тикальной лестнице, которой пользовались мойщики окон, наверх или спус-
титься вниз по лестнице электриков? В полсекунды смекнул, что и то и
другое невозможно. С одной рукой быстро не взберешься. Не успею достичь
низа или верха лестницы, как Генрих снимет меня выстрелом. В шести футах
от края платформы шла через всю ширину крыши станции гигантская балка. Я
ни на миг не переставал сознавать, что едва остановлюсь, задумаюсь, как
встречусь с Генрихом на этой пустой платформе. Для меня безразлично -
вооруженным или нет он будет. И я не останавливался. Пролез под цепью,
ограждающей платформу, и двинулся над пропастью в шестьдесят футов глу-
биной.
короткая, предательски соскальзывала по толстому слою сажи, скопившемуся
здесь от проходящих бесчисленных поездов. Прыгнув, сразу больно ударился
коленом о край балки, схватился левой рукой за нее и балансировал в про-
должение смертельных трех секунд, стараясь сохранить равновесие. Гигант-
ская пустая станция поплыла у меня в глазах, но все же каким-то чудом я
сохранил равновесие и уцелел. Все в один миг. Выпрямился на дрожащих но-
гах. Не пополз по перекладине, не пошел кошачьими шагами, раскинув руки
для равновесия, а просто наклонил голову и побежал.
тым слоем сажи. Два ряда выпуклых гладких заклепок шло по всей ее длине.
Они представляли для меня смертельную опасность, ступи хоть раз на их
скользкую выпуклость. Но я бежал. Потребовались секунды, чтобы преодо-
леть семьдесят футов до центральной вертикальной балки, до стояка, исче-