МАКЛИН АЛИСТЕР

ЗОЛОТОЕ РАНДЕВУ

1. Вторник. Полдень - 17.00.

Рубашка моя только по названию оставалась рубашкой. На самом деле она
давно превратилась в липкую, бесформенную, пропитанную потом тряпку. Но-
ги жгла раскаленная сталь палубы. Распухающую голову все сильнее сжимал
кожаный обруч белой фуражки, неуклонно приближавшийся к своей мрачной
цели: содрать с меня скальп. Глаза слепил голубой блеск солнечных лучей,
отраженных металлом, водой и выбеленными зданиями порта. Мучила нестер-
пимая жажда. Я чувствовал себя до предела несчастным.

Несчастным был я. Несчастным был экипаж. Несчастными были пассажиры.
Несчастным был и капитан Буллен, и это последнее обстоятельство делало
меня несчастным вдвойне, ибо, когда обстоятельства восставали против ка-
питана Буллена, он неизменно перекладывал бремя их тягот на плечи своего
старшего помощника. Его старшим помощником был я.

Склонившись над поручнями, я прислушивался к скрипу тросов и следил,
как грузовая стрела с трудом поднимает с причала тяжеленные контейнеры,
когда кто-то коснулся моей руки. Опять капитана принесло, подумал было
я, но потом осознал, что, хотя у капитана Буллена и хватало причуд,
употребление духов "Шанель" N 5 в их число не входило. Скорее, это мисс
Бересфорд.

Так оно и оказалось. Аромат духов, изящное белое шелковое платье и та
лукавая, чуть завлекающая улыбка, которая сводила с ума почти всех офи-
церов корабля, но меня лишь раздражала. У меня есть свои слабости, одна-
ко высокие, холодные, утонченные, язвительные светские молодые дамы к
ним не относятся.

- Добрый день, мистер старший помощник, - приветливо пропела она. У
нее был нежный, мелодичный голос, приобретавший едва уловимый оттенок
превосходства или скорее снисходительности при беседе с особами низшего
ранга вроде меня. - А мы удивлялись, куда вы пропали. Ведь аперитив вы
обычно не пропускаете.

- Действительно. Виноват, мисс Бересфорд.

То, что она сказала, было лишь отчасти верно: она не могла знать, что
к аперитиву с пассажирами я регулярно выхожу не по своей воле. Инструк-
ции компании гласили, что развлечение пассажиров входит в обязанности
офицеров точно так же, как и управление кораблем, а поскольку капитан
Буллен ненавидел всех своих пассажиров лютой ненавистью, развлечение это
легло опять-таки на мои плечи. Я кивнул на огромный контейнер, зависший
над люком пятого трюма, затем на ряд, выстроившийся на причале:

- Боюсь, что не смогу оторваться. Часа четыре еще, по меньшей мере.
Сегодня и пообедать-то толком не успел, а вы об аперитиве.

- Оставьте это "мисс Бересфорд", Сьюзен, - похоже было, что из моих
слов она выслушала лишь самые первые. - Сколько раз мне надо вас про-
сить?

"Пока в Нью-Йорк не придем", - чертыхнулся я про себя. Вслух же ска-
зал с улыбкой:

- Не надо ставить меня в затруднительное положение. Инструкции требу-
ют, чтобы мы обходились со всеми пассажирами учтиво, почтительно и пре-
дупредительно.

- Вы безнадежны, - рассмеялась она. Такая ничтожная песчинка, как я,
не могла пробить сверкающую броню ее самодовольства. - И без обеда, бед-
няжка. Мне показалось, что вы какой-то угрюмый здесь стоите, - она пере-
вела взгляд на матросов, вручную отводивших подвешенный контейнер на
предназначенное ему место в трюме. - Ваши люди тоже что-то не проявляют
энтузиазма. Угрюмая компания.

Я мельком взглянул на своих подчиненных. Компания, действительно, уг-
рюмая.

- Не беспокойтесь, у них будет перерыв на обед. У ребят сплошные неп-
риятности. Там, в трюме, температура за сорок. Существует неписаный за-
кон: в тропиках днем команда в трюме не работает. И потом, они до сих
пор не могут смириться с ущербом. Не забывайте, что не прошло и трое су-
ток после свирепого обыска, устроенного таможней на Ямайке.

Таможня конфисковала у сорока с лишним членов экипажа двадцать пять
тысяч сигарет и свыше двухсот бутылок крепких напитков, которые следова-
ло перед заходом в воды Ямайки занести в таможенную подписку корабля.
То, что в нее не внесли бутылки, вполне объяснимо: команде строго-наст-
рого запрещено провозить алкоголь. Сигареты же не попали туда ввиду на-
мерения команды по обыкновению с немалой выгодой "толкнуть" питье и ку-
рево на берегу. Беспошлинные "белые лошади", "черно-белые собаки" и
"верблюды" ходко шли у ямайских друзей животных, всегда готовых щедро
вознаградить матросов за умеренный риск, которому те себя подвергали. А
тут вдруг впервые за пять лет на вест-индских линиях "Кампари" был обша-
рен от киля до клотика с безжалостной и неумолимой тщательностью. Это
был черный день.

И нынешний не лучше. Утешения мисс Бересфорд, потрепавшей меня по
плечу и произнесшей несколько дежурных слов, которые слабо сочетались с
насмешливыми огоньками в ее глазах, до меня не доходили. Я уже заметил
спускавшегося по трапу с верхней палубы капитана Буллена. Мрачное выра-
жение его лица не предвещало ничего хорошего. Подходя к мисс Бересфорд,
он героическим усилием изобразил на лице некое подобие улыбки и ухитрил-
ся даже удержать эту гримасу две секунды - пока проходил мимо нее. Этот
шедевр мимического искусства отнял у него столько сил, что ко мне он об-
ратился еще более мрачным, чем был. Человеку, одетому с ног до головы в
ослепительно белое, невероятно трудно создать своим приближением впечат-
ление надвигающейся грозовой тучи. Но капитану Буллену это удавалось без
особых усилий.

Он был плотным, на редкость крепко сбитым мужчиной, шести футов двух
дюймов ростом, с соломенными шевелюрой и бровями, плоским красным лицом,
которое не брал никакой загар, и ясными голубыми глазами, не мутневшими
при принятии любых доз виски. Буллен бросил взгляд на причал, на трюм,
потом на меня - все с тем же беспричинным неодобрением.

- Как идут дела мистер? - угрюмо поинтересовался он. - Без помощи
мисс Бересфорд уже не справляетесь?

Когда капитан пребывал в дурном расположении духа, то называл меня не
иначе как "мистер". В среднем настроении было принято обращение "стар-
ший", а при хорошем настроении, которое, честно говоря, редко бывало у
капитана, я неизменно именовался "Джонни-малыш". Я был бдителен и про-
пустил мимо ушей намек на мою некомпетентность. На следующий день он по-
ворчит и сам признается, что был неправ. Всегда так бывало.

- Не слишком плохо, сэр. Небольшая заминка на берегу, - я кивнул в
сторону грузчиков, тщетно пытавшихся зацепить стропами огромный контей-
нер, шесть на шесть футов в сечении и футов восемнадцать в длину. - Мне
кажется, докеры Карраччо не очень-то привыкли справляться с такими гру-
зами.

Некоторое время Буллен следил за грузчиками на причале.

- С такой сноровкой телегу толком не загрузишь, - подвел он, наконец,
безрадостный итог. - К шести вы управитесь, мистер?

Песчаную отмель у входа в гавань мы могли пройти только на вершине
прилива, в противном случае пришлось бы ожидать еще десять часов.

- Думаю, да, сэр, - и чтобы отвлечь его от неприятностей, я перевел
разговор на другую тему: - Что в этих контейнерах? Автомобили?

- Автомобили? Вы с ума сошли? - он скользнул взглядом по беспорядоч-
ному скоплению белых домишек города, по крутым темно-зеленым склонам
обступавших его холмов. - Да в этой дыре клетку для кроликов на экспорт
не смогут сделать, не то что автомобиль. Оборудование. Так по накладным
значится. Генераторы, электромоторы, холодильники, кондиционеры. Все в
Нью-Йорк.

- Не хотите ли вы сказать, - деликатно уточнил я, - что хунта в ка-
честве объявленной компенсации американским компаниям за некогда рекви-
зированные предприятия отправляет теперь на Север их же оборудование?
Воровство у собственного народа?

- Воровством называется акт индивидуального незаконного присвоения
чужой собственности, - мрачно отчеканил Буллен. - Когда мошенничеством в
крупных масштабах занимается правительство, это называется экономикой.

- Должно быть, у хунты неважно с деньгами?

- А вы как думаете? - проворчал Буллен. - Никто так и не знает,
сколько людей было убито во время переворота. А в наше время голыми ру-
ками не убивают. Нужно оружие, а оно стоит денег. Кредиты хунте отпуска-
ются в неограниченном количестве. Чтобы тут же вернуть их в качестве
компенсации за национализированные предприятия и выплат по процентам.
Туристов теперь сюда калачом не заманишь. Так что в казне у них хоть ша-
ром покати.

Буллен отвернулся и устремил взор на гавань. Он стоял, опершись тяже-
лыми руками на поручень, неестественно прямо, будто только что проглотил
аршин. Я тут же уловил, в чем дело. После трех лет совместного плавания
это было совсем не сложно. Ему нужно было что-то сказать, выпустить из
себя некоторое количество распиравшего его пара, и не было для этой цели
лучшей отдушины, нежели испытанный, надежный предохранительный клапан в
лице старшего помощника Картера. Но дернуть за веревочку клапана следо-
вало собеседнику капитана. Самолюбие не позволяло ему начать разряжаться
по собственной инициативе. Догадаться о том, что его мучило, не состав-
ляло труда, и я решился.

Тоном непринужденного собеседника я начал:

- Как с теми радиограммами, что мы слали в Лондон? Ответ пришел?

- Десять минут назад, - он повернулся лениво, будто суть дела уже вы-
летела у него из головы, но багровый оттенок лица его выдавал. - Они от-
шили меня, мистер, вот что они сделали. Меня отшили. Моя собственная