равится.
ветом, - она посмотрела на меня с вызовом. - Я ведь тоже могу быть вред-
ной. Что, например, скажете, если сейчас сниму трубку и сообщу своим ро-
дителям, что застукала вас во время обыска наших личных вещей?
Мне доставит большое удовольствие поглядеть, как вас отшлепают за то,
что вы ведете себя, как капризный ребенок, когда в опасности жизнь чело-
века.
неоновых огней рекламы на Пикадилли. В данный момент щеки зажглись сно-
ва. Она и в малой степени не была такой сдержанной и независимой, какой
ей хотелось казаться. Погасив только что закуренную сигарету, спокойно
осведомилась: - Как вы смотрите на то, что я доложу о вашей непозволи-
тельной дерзости капитану?
рукой, - она не сделала попытки воспользоваться моим предложением, и я
продолжал: - Откровенно говоря, миледи, вы и вам подобные мне противны.
Вы пользуетесь состоянием своего отца и собственным привилегированным
положением пассажира "Кампари", чтобы насмехаться, и чаще всего оскорби-
тельно, над членами команды, которые не имеют возможности отплатить вам
той же монетой. Они должны принимать это как должное, потому что они не
такие, как вы. У них нет счетов в банках, зато есть семьи, которые надо
кормить, матери, которых надо обеспечивать в старости. Они знают, что,
когда мисс Бересфорд отпускает шутки на их счет, смущает их и злит, они
должны улыбаться, а если не станут, она и ей подобные сделают так, что
бедняги вылетят с работы.
кое-то оцепенение.
отвратительная. А когда кто-нибудь вроде меня дерзнет вам ответить, вы
грозите ему увольнением, а ваша угроза - это почти состоявшееся увольне-
ние. И это хуже, чем отвратительно, это просто низко.
питану о своем уходе. "Кампари" и так уже надоел мне хуже горькой редь-
ки.
щек продолжал работать регулярно. На этот раз даже загар не скрывал ее
бледности. Она подошла и положила ладонь мне на руку. Твердой ее руку я
бы не назвал.
представить. Я люблю шутки, но не оскорбительные шутки. Я думала... я
думала, это безобидно, и никто не был против. Мне и в голову не приходи-
ло лишать кого-нибудь работы.
меня на руке.
было серьезной ошибкой и крайне рискованным мероприятием. Впервые я об-
наружил, что эти огромные зеленые глаза могли каким-то хитрым образом
мешать человеку дышать. Мне, во всяком случае, они дышать не давали. -
Конечно, верю, - повторил я. На этот раз убежденность в моем голосе оше-
ломила даже меня самого. - Пожалуйста, простите меня за резкость. Мне
нужно спешить, мисс Бересфорд.
отвести взгляд от ее глаз, я снова обрел способность дышать. - Идите,
если хотите.
на Каррераса-старшего. Он курил сигару с тем довольным и умиротворенным
видом, который неизменно снисходил на всех пассажиров после того, как
Антуан завершал насыщение их желудков.
чему вы не вернулись к столу. Позволю себе спросить, что случилось? У
входа на пассажирскую палубу собрались матросы. Мне казалось, что прави-
ла запрещают...
это наш старший стюард, - он исчез. Снаружи собралась поисковая группа.
нечно, вы сами не имеете представления, что с ним приключилось, иначе не
устраивали бы этот поиск. Я могу помочь?
себе дорогу в ряды участников поиска, и осознав, что теперь ничем не
смогу остановить ораву других пассажиров, которые также пожелают участ-
вовать. Наконец, я сказал: - Благодарю вас, мистер Каррерас. Вы, похоже,
не тот человек, который может многое упустить.
дочную фразу, я заторопился к выходу. Безоблачная ночь, черное небо,
неправдоподобно густо усеянное звездами, нежный теплый ветерок с юга,
легкая ленивая зыбь на море. Для наших стабилизаторов, свободно съедав-
ших двадцать пять градусов во время тридцатиградусной качки, это был не
соперник. Темная тень отделилась от тонувшей во мраке переборки. Ко мне
подошел Арчи Макдональд, боцман. Несмотря на свои девяносто кило живого
веса, он двигался легко, как балерина.
вечером, между восемью и девятью, было по меньшей мере человек десять.
машинного отделения и троих матросов. На вас палуба и все, что ниже.
Приступайте. Макдональд, мы с вами займемся верхними палубами. Левый
борт ваш, правый - мой. Два матроса и кадет. Полчаса. Встречаемся здесь.
возымел желание забраться в шлюпку, я не мог и вообразить. Разве что
шлюпки всегда почему-то привлекают тех, кто хочет спрятаться, хотя, с
другой стороны, было непонятно, чего это вдруг ему приспичило прятаться.
Второй человек был послан рыскать по надстройке за мостиком. Сам я вмес-
те с Каррерасом прошелся по помещениям шлюпочной палубы: радарной рубке,
штурманской рубке, сигнальному мостику. Рыжик, наш младший юнга, отпра-
вился на корму в сопровождении мисс Бересфорд, которая, судя по всему,
догадалась, что я разделить ее общество не рвусь. Зато Рыжик рвался. Он
всегда рвался. Что бы ни говорила Сьюзен Бересфорд ему или о нем, ему
было все равно. Он был ее рабом и не скрывал этого. Если бы она из любо-
пытства попросила его прыгнуть с мачты в бассейн на палубе, он бы счел
это для себя величайшей честью. Я живо представил себе, как он бродит по
палубам подле Сьюзен Бересфорд и лицо его пламенеет под стать шевелюре.
как будто прибежал черт знает откуда, и я должен был признать, что был
неправ насчет окраски его физиономии. В полумраке палубы она казалась
серой, как старая газета.
за руку. Об этом в обычных обстоятельствах он и подумать-то не смел. -
Пойдемте быстрее, сэр. Пожалуйста.
ним что-то случилось.
ресфорд, бледным пятном видневшейся против двери, перепрыгнул через ко-
мингс и остановился.
Радисты во время ночных вахт имеют обыкновение сидеть в темноте. Сам он
склонился над столом, уронив голову на правую руку. Мне были видны толь-
ко его плечи, волосы и маленькая плешь, являвшаяся несчастьем его жизни.
Пальцы отведенной в сторону левой руки едва касались телефона прямой
связи с мостиком. Ключ передатчика монотонно пищал. Я чуть подвинул его
правую руку вперед, писк смолк. Попытался нащупать пульс в запястье вы-
тянутой левой руки. Потом сбоку шеи. Затем обернулся к Сьюзен Бересфорд,
по-прежнему стоявшей в дверях:
и вручила мне пудреницу с зеркальцем в крышке. Я вкрутил реостат на пол-
ную яркость, повернул голову Броунелла, подержал зеркальце около рта и
ноздрей, поглядел на него и отдал обратно.
прозвучавшим странно в этой обстановке. - Он мертв. Или я думаю, что он
мертв. Рыжик, приведи сюда доктора Марстона, он обычно в это время в те-
леграфном салоне. Скажи капитану, если он там. Больше никому об этом ни
слова.
никла новая фигура. Каррерас. Он замер, занеся ногу над комингсом. - Бог
мой! Бенсон!
ный случай, что Буллен еще не спустился в салон, я снял трубку телефона
с надписью "Каюта капитана" и стал ждать ответа, рассматривая привалив-
шегося к столу мертвеца. Средних лет, жизнерадостный здоровяк, имевший
один безобидный бзик, который заключался в преувеличенном внимании к
собственной наружности и довел его однажды до покупки шиньона на свою
плешь - общественное мнение корабля вынудило его вскоре сбросить камуф-
ляж, Броунелл был на корабле одним из самых популярных и искренне люби-
мых офицеров. Был? Уже не будет. Я услышал щелчок снимающейся трубки.