надеялся, что вызванное учащенным сердцебиением колыхание моей
рубашки он не сочтет чем-то таким, к чему надо отнестись
подозрительно. Гудбоди легко подошел ко мне сзади, ловко
затянул веревку на моем правом запястье, перебросил ее через
потолочную балку, потом невероятно долго что-то там
приспосабливал и наконец завязал узел на левом запястье. Мои
ладони теперь были на уровне ушей. Затем он взял в руки второй
кусок веревки.
произнес он доверительно, - я узнал, что вы довольно ловко
пользуетесь руками. И, представляете, мне пришло в голову, что,
возможно, вы не менее талантливы, если говорить о ногах, - он
наклонился и связал мне щиколотки со старательностью, которая
плохо отразилась на кровообращении в моих ступнях. - Кроме
того, мне подумалось, что вы захотите вслух прокомментировать
сцену, свидетелем которой вскоре станете. Мы бы предпочли
обойтись без этих комментариев, - он затолкал мне в рот далекий
от стерильности платок и обвязал его вторым, - Марсель, ты как
считаешь, этого достаточно?
Даррела.
мне бы хотелось, чтобы наш приятель обладал всем необходимым
для восприятия - незамутненным взором, неослабленным слухом и
острой мыслью, иначе ему трудно будет оценить все эстетические
нюансы зрелища, которое мы для него приготовили.
облизнул губы. -Но потом...
передать ему столько поручений, сколько тебе понравится. Но
помни: я хочу, чтобы он был еще жив, когда сегодня вечером рига
заполыхает. Жаль, что мы не сможем наблюдать этого вблизи,- он
и впрямь казался огорченным. - Вы и эта очаровательная молодая
дама - вон там... Когда люди обнаружат на пожарище ваши
обугленные останки, они легко сделают некоторые выводы насчет
легкомысленных любовных утех. Курить в риге, как вы это только
что делали, в высшей степени неосторожно. В высшей степени. Ну,
я прощаюсь с вами и не говорю до свиданья. Хочу подойти
поближе, чтобы лучше видеть танец сена. Это такой - красивый
старинный обычай, надеюсь, вы со мной согласитесь.
что мне было приятно оставаться с ним с глазу на глаз, но в
данный момент это не имело значения. Я повернул голову и
выглянул в щель между досок.
ноги. Труди и Мэгги находились прямо подо мной.
- И кофе тоже.
долго тут сижу. У меня дела. Мне пора, - Мэгги вдруг замолкла
и подняла глаза: - Что это?
видел музыкантов. Похоже, звуки доносились из-за копны, которую
женщины закончили укладывать перед завтраком.
подарок в день рожденья. - Танец сена! Они будут его танцевать!
Они делают это для тебя. Теперь ты - их подружка.
лишенными всякого выражения, начали двигаться с какой-то
медлительной точностью. Закинув вилы на плечи, как винтовки,
они выстроились прямой шеренгой и, тяжело притопывая, начали
раскачиваться то в одну, то в другую сторону, а их
перевязанные лентами косы колыхались, в то время как музыка
набирала силу. Они с серьезным видом выполнили пируэт, после
чего вернулись к ритмичному раскачиванию туда и обратно. Я
заметил, что шеренга постепенно изгибается, принимая форму
полумесяца.
Марселя звучало удивление. Я тоже никогда такого не видел и с
леденящей уверенностью знал, что никогда не захочу увидеть.
Правда, все указывало на то, что у меня больше не будет
возможности выражать какие бы то ни было желания.
смысл не дошел до Мэгги:
сказала она. - Он только начинается. Ах, смотри, ты им очень
понравилась, они тебя приглашают!
сегодня - тебя.
не придется ничего делать. Попросту постоишь напротив них. Ну,
пожалуйста. Пели ты откажешься, они обидятся.
стояла в центре полукруга, а образующие его женщины то
приближались, то отдалялись от нее. Постепенно рисунок и темп
танца изменялись и ускорялись, а танцующие образовали в конце
концов замкнутый круг с Мэгги посредине. Круг этот сжимался и
расширялся, сжимался и расширялся, женщины бесстрастно
наклонялись, когда были всего ближе к Мэгги, и откидывали назад
головы и косы, когда отодвигались от нее. В поле моего зрения
появился Гудбоди, весело улыбающийся и словцн бы косвенно
участвующий в этом красивом старом танце. Он остановился рядом
с Труди и положил ей руку на плечо, а она восторженно ему
улыбнулась.
тогда оставил бы Мэгги совсем одну. Не мог я ее оставить, хотя,
бог свидетель, был не в состоянии хоть чем-нибудь ей помочь. На
лице ее застыла смесь удивления и тревоги. Она неуверенно
взглянула на Труди в просвет между двумя женщинами, а Труди
широко улыбнулась и ободряюще помахала рукой.
напевная танцевальная мелодия, может быть, чуть смахивающая на
марш, а теперь быстро переходила в нечто совершенно иное,
нарушающее маршевый ритм, - резкое, примитивное, дикое и
оглушительное. Женщины, до предела расширив круг, начали снова
его сжимать. Сверху я все еще мог видеть Мэгги: глаза ее широко
раскрылись, в них появился страх, она качнулась вбок, чтобы
найти взглядом Труди. Но в Труди не было спасения. Улыбка
исчезла с ее лица, она с силой сцепила руки в белых перчатках и
медленно облизывала губы. Я глянул на Марселя, который делал то
же самое, но оружие было по-прежнему нацелено в меня, и
следил он за мной по-прежнему внимательно-так же, как я за
разыгравшейся снаружи сценой. Ничего нельзя было сделать.
утратили бесстрастность и стали безжалостны и неумолимы, а
лицо Мэгги исказилось ужасом, в то время как музыка звучала все
громче, все дисгармоничней. Потом внезапно с военной точностью
вилы, лежавшие на плечах, опустились, нацеливаясь прямо на
Мэгги. Она кричала и кричала, но эти крики едва можно было
расслышать в безумном крещендо аккордеонов. А потом она упала,
и, к счастью, я уже видел только спины женщин, когда их вилы
раз за разом высоко поднимались и вонзались во что-то, что
неподвижно лежало на земле. Я не мог дольше смотреть, отвел
взгляд и увидел Труди, руки которой сжимались и разжимались, и
загипнотизированный, завороженный взгляд, казалось, принадлежал
какому-то мерзкому зверю. Рядом с ней стоял преподобный
Гудбоди, как всегда с добродушным и кротким выражением лица,
которое никак не соответствовало его жадно всматривающимся
глазам. Я снова заставил себя смотреть, когда музыка начала
медленно стихать, утрачивая свою первобытную дикость.
Движение-среди женщин тоже затихало, удары прекратились, и
вдруг одна из них отошла в сторону и набрала на вилы сена.
Какое-то мгновенье я видел скорчившуюся на земле фигуру в белой
блузке, которая уже не была белой, а потом ворох сена скрыл ее
от моего взгляда. За ним последовал еще один, и еще, а два
аккордеона приглушенно и ностальгически говорили о старой Вене,
и женщины под этот рассказ укладывали на Мэгги копну сена.
Доктор Гудбоди и Труди, снова весело улыбающаяся и щебечущая,
держась за руки ушли в городок. Марсель отвернулся от щели в
стене и вздохнул.
правда ли? Удивительное чутье на выбор времени, места, эта
атмосфера... замечательное зрелище!
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Белов Вольф
Максимов Альберт
Лукин Евгений
Свержин Владимир