героической войне творческого познания против всякой необходимости и всякого
данного состояния бытия, так как задачей философии всегда был трансцензус,
переход за грани, то философия никогда не была наукой и не могла быть
научной. Познание муже-женственно, брачно, в нем есть самоотверженная
рецептивность и светоносная активность. Философия хранит познание истины как
мужскую солнечную активность в отношении к познаваемому7. В браке познания
познающий - мужчина, т.е. логос. И только философия открывает эту активно
мужественную сторону познания. Философия есть творчество, а не
приспособление и не послушание. Освобождение философии как творческого акта
есть освобождение ее от всякой зависимости от науки и от всяких связей с
наукой, т.е. героическое противление всякому приспособлению к необходимости
и данности. В философии совершается самоосвобождение творческого акта
человеческого духа в его познавательной реакции на мир, в познавательном
противлении миру данному и необходимому, а не в приспособлении к нему.
Философия есть искусство, а не наука. Философия - особое искусство,
принципиально отличное от поэзии, музыки или живописи, - искусство познания.
Философия - искусство, потому что она - творчество. Философия - искусство,
потому что она предполагает особый дар свыше и призвание, потому что на ней
запечатлевается личность творца не менее чем на поэзии и живописи. Но
философия творит бытийственные идеи, а не образы. Философия есть искусство
познания в свободе через творчество идей, противящихся мировой данности и
необходимости и проникающих в запредельную сущность мира. Нельзя искусство
ставить в зависимость от науки, творчество - от приспособления, свободу - от
необходимости. Когда философия делается наукой, она не достигает своей
заветной цели - прорыва из мировой данности, прозрения свободы за
необходимостью. В философии есть победа человеческого духа через активное
противление, через творческое преодоление; в науке - победа через
приспособление, через приведение себя в соответствие с данным, навязанным по
необходимости. В науке есть горькая нужда человека; в философии - роскошь,
избыток духовных сил. Философия не менее жизненна, чем наука, но это
жизненность творчества познания, переходящего пределы данного, а не
жизненность приспособления познания к данному для самосохранения в нем.
Природа философии совсем не экономическая. Философия - скорее
расточительность, чем экономия мышления. В философии есть что-то праздничное
и для утилитаристов будней столь же праздное, как и в искусстве. Для
поддержания жизни в этом мире философия никогда не была необходима, подобно
науке - она необходима была для выхода за пределы данного мира. Наука
оставляет человека в бессмыслице данного мира необходимости, но дает орудие
охраны в этом бессмысленном мире. Философия всегда стремится постигнуть
смысл мира, всегда противится бессмыслице мировой необходимости. Основное
предположение всякой подлинной философии - это предположение о существовании
смысла и постижимости смысла, о возможности прорыва к смыслу через
бессмыслицу. Это признавал и Кант, и нельзя отрицать в кантовской философии
творческого порыва, преодолевающего пассивность старых метафизиков. Еще
сильнее был этот порыв у Фихте. Приспособление к бессмысленной мировой
данности может лишь помешать постигнуть смысл, а сторонники научной
философии именно и требуют этого приспособления, т.е. отрицают творческую
природу философии. Правда, они силятся повысить в ранге самую науку,
признать ее актом творчества и увидеть высший смысл, логос в логических
категориях, которыми наука оперирует. Но это повышение в ранге науки и
распространение ее на высшие сферы достигается через привнесение философии в
науку, сознательно или бессознательно. Нельзя отрицать, что в науке есть
философские элементы, что в научных гипотезах бывает философский полет и что
ученые нередко бывают и философами. Но нам важно принципиально отличить, что
от науки и что от философии. И нельзя требовать от философии научности на
том основании, что науке придан философский характер. Нельзя отрицать
относительное значение логических категорий, на которых покоится научное
познание, но придавать им высший и абсолютный онтологический смысл есть
просто одна из ложных философий, плененных мировой данностью, бытием в
состоянии необходимости.
жажды. История философии настолько принципиально и существенно отличается от
истории науки, что написать историю научной философии было бы невозможно. В
истории философии никогда не было и быть не может элементов научного
прогресса. При самом пристрастном желании трудно было бы открыть в истории
духа человеческого рост научности философского познания. В истории
философского сознания есть своя, не научная логика. Историки философии
чувствуют, что предмет их более походит на историю литературы, чем на
историю науки, они превращают его в историю духовного развития человечества,
связывают с общей историей культуры. История философии есть в конце концов
история самосознания человеческого духа, целостной реакции духа на
совокупность бытия. Аристотель и Фома Аквинский были гораздо более
наукообразными философами, чем многие мыслители XIX века, чем Шеллинг и
Шопенгауер, Фр.Баадер и Вл.Соловьев, Нитцше и Бергсон. Уклон философии к
наукообразности есть один из речных уклонов, сопутствующих истории
философского самосознания во все времена. И в Греции, и в средние века, и
даже в Индии, всюду и всегда были попытки придать философии наукообразный
характер, приспособить ее к науке своего времени, согласовать ее с
необходимостью. Коген, Гуссерль или Авенариус в ХХ веке делают то же, что
делали в свое время Аристотель или схоластики. Никакого существенного
прогресса и ничего существенно нового в их философии нет. Философия всегда
боролась за свободу своего творческого акта, всегда была искусством познания
и постоянно испытывала рабскую зависимость от необходимости, к которой
приспособлялась путем научности. Во все времена философия знала своих
героев, которые отстаивали свободную философию как искусство творить
существенные идеи, через которые за необходимостью прозревалась свобода, за
бессмыслицей - смысл. История философского самосознания и есть арена борьбы
двух устремлений человеческого духа - к свободе и к необходимости, к
творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного мира
и к науке согласовать себя с данным миром. Платон был великим основателем
первого устремления. Материализм - крайнее выражение второго устремления,
покорности, послушания необходимости, несвободы. В философском творчестве
участвовала совокупность духовных сил человека, целостное напряжение всего
духа прорваться к смыслу мира, к свободе мира. На истории философии столь же
отпечатлевалась индивидуальность ее творцов, как и на истории искусства.
истина должна быть общеобязательна, а научность представляется им
единственной формой общеобязательности. Но субъективная по внешности и не
научная философия может быть гораздо более истинной, прорвавшейся к смыслу
мира философией, чем философия по внешности объективная и наукообразная.
Последняя истина не имеет никакой связи с научной общеобязательностью.
Истина может постигаться через разрыв с общеобязательностью, через отрешение
от наукообразности. Ведь должно признать, что истина может открываться через
искусство Данте и Достоевского или через гностическую мистику Якова Беме в
гораздо большей степени, чем через Когена или Гуссерля. В Данте и Беме есть
другая и неменьшая общеобязательность, чем в Когене. Истина открывается в
премудрости. Научная общеобязательность современного сознания есть
общеобязательность суженного, обедненного духа; это - разрыв духовного
общения и сведение его к крайнему минимуму, столь же внешнему, как общение в
праве. В научной общеобязательности есть аналогия с юридической
общеобязательностью. Это - формализм человечества, внутренно разорванного,
духовно разобщенного. Все свелось к научному и юридическому общению - так
духовно отчуждены люди друг от друга. Научная общеобязательность, как и
юридическая, есть взаимное обязывание врагов к принятию минимальной истины,
поддерживающей единство рода человеческого. Общаться на почве истины не
научно-общеобязательной, не отчужденной от глубин личности, уже не могут.
Так и правда в общении возможна лишь юридически-общеобязательная. Научная
философия - юридическая философия, возникшая от утери свободы в общении, от
общения лишь на почве горькой необходимости. При общении в свободе самое
истинное - самое общеобязательное. В творческой интуиции - вселенская
истина, добытая свободой. Но признание общеобязательной философии как
творческого искусства предполагает более высокую ступень общения между
людьми и большее напряжение духа, чем признание общеобязательной философии
научной. Так, уже моральная общеобязательность предполагает большую степень
общения, чем общеобязательность юридическая, а религиозная
общеобязательность - еще большую. Вот почему философия как искусство
соборнее, чем философия как наука. Проблема общеобязательности - не
логическая проблема, это - проблема духовного общения, проблема соборности,
собранного духа. Для разобщенных обязательны истины математики и физики и
необязательны истины о свободе и смысле мира. Чужие должны доказывать друг
другу всякую истину. Общеобязательность науки, как приспособление к данному
состоянию мира, выражает низшую, ущербную форму общения на почве мировой
необходимости. Общеобязательность философии предполагает уже высшую форму
общения, так как в философском творчестве есть героическое преодоление
мировой необходимости, меньшему количеству людей доступное. Интуиция
философа проверяется соборным духом.
интуиция в философии, как и в искусстве, не есть произвол. Но не всякой
интуиции можно доверять. Ведь и во всяком искусстве творчество не есть
произвол. Интуиция философского познания связана с истинно-сущим, со смыслом
бытия, и творческая ее природа не означает, что сущее лишь в познании
созидается. В творческом познании сущее лишь развивается к высшим формам,
лишь возрастает. Может ли интуиция обосновываться и оправдываться
дискурсивным мышлением? Подлежит ли интуиция философии суду научному? Это
значило бы обосновывать и оправдывать свободу - необходимостью, творчество -
приспособлением, безграничную сущность мира - ограниченным его состоянием.
Это искание безопасного убежища в принудительности дискурсивного мышления, в
необходимой твердости науки обозначает иссякание творческого дерзновения в
познании. Люди хотят укрепляться и общаться на почве минимума принудительно
данного, необходимого в материале познания и необходимого в форме познания.