родового устройства. Вся христианская история проникнута двойственностью
дохристианской морали рода и христианской морали личности. На христианской
морали личности нельзя было построить никакого мирового, родового,
общественного устроения. Христианская мораль личности вся была в
аскетической жертве миром сим во имя мира иного. Всякое же устроение
покоилось на исконно буржуазной, внехристианской морали рода. Нельзя жить в
мире и творить новую жизнь с одной моралью послушания, с одной моралью
борьбы против собственных грехов. Кто живет в вечном ужасе от собственного
греха, тот бессилен что-нибудь сделать в мире.
Момент искупления греха в жизни человека неизбежно связан с послушанием и
смирением, с отречением от самоутверждения, с жертвой духовной гордыней. Кто
не знает этой внутренней работы послушания и отречения, тот не может идти
ввысь. Всякий путь ввысь жертвен и предполагает внутреннюю духовную работу
совлечения с себя ветхого Адама. Через смирение совершается освобождение от
собственного зла и мерзости: совершивший дурное и низкое не погиб, он
очищается таинством покаяния и рождаемся к новой жизни. Но на одном смирении
и послушании нельзя построить цельной этики жизни. Великие моменты смирения
и послушания легко превращаются в рабство, лицемерие и духовную смерть, если
их признать единственными водителями жизни. Христианская мораль смирения и
послушания недостаточна, в ней не все ценности жизни раскрываются. Духовная
работа смирения и послушания - лишь моменты пути, цель же - в творчестве
новой жизни. Но христианство как религия искупления не раскрыло морального
творчества. Христианскую святоотеческую мораль как единственную оценку всей
полноты жизни ныне труднее принять, чем христианские догматы и таинства. И
поразительны эти попытки современного сознания превратить религию Христа,
религию мировой мистерии искупления, в христианскую мораль. Часто говорят:
единственное, что осталось от христианства и что приемлемо и для нашего
сознания, это христианская мораль. Так говорят лишь потому, что считают
христианскую мораль бесконечно приспособляемой. Творчество жизни оправдывают
христианской моралью лишь путем безграничного насилия над Евангелием. В
моральном сознании нового человечества есть творческие ценности, которые не
были раскрыты в христианской морали. Эти творческие ценности говорят о
восхождении человека, и от них труднее отказаться, чем от опустившегося
рационализма, мешающего принять догматы и таинства, - от этих ценностей не
должно отказываться. В христианстве побеждала мораль семитическая, и против
нее восстает мораль арийская. Бунт Нитцше против христианской морали
несоизмеримо глубже и значительнее, чем рационалистические возражения
Гарнака против христианских догматов. В моральной стороне христианства есть
вечное и абсолютное. Это вечное и абсолютное связано с аскетической мистикой
преодоления "мира" этого, отречения от призрачных благ этого мира, с
внутренним прохождением через Голгофу. Наиболее ценно и незыблемо в
христианской морали именно то, к чему наименее склонны современные
морализаторы христианства, - мистическая аскетика. Но в исторической
христианской морали есть много бытовых наслоений, временных и условных
приспособлений. Бытовая православная мораль, доводящая пафос послушания до
покорности и подданства злу и уродству, не есть вечное в христианстве, а
лишь временное, как и все бытовое. Не вечны и не абсолютны и святоотеческие
моральные идеалы. Святоотеческий моральный идеал - идеал старчества. Он
отрицает молодость, т.е. творческий почин и порыв, боится молодости.
Старческий святоотеческий идеал как бы испуган молодостью языческой, от
которой должно было произойти мировое отталкивание, он всякую молодость
считает языческой. В первые, самые напряженные моменты искупления старчество
должно было быть противопоставлено молодости. Но старчество не вечно. Через
искупление мир придет к новой, творческой морали молодости, не к молодости
языческой, а к молодости в Духе Христовом. Христос - Абсолютный Человек -
вечно молод. В самом Евангелии нет старчества. Старчество - порождение
человеческое, а не божеское. Оно явилось потому, что молодости человеческой
труднее было принять мудрую тайну искупления, чем старчеству. Это - слабость
человеческая. Велика мудрость старчества, уходящая за пределы разума мира
сего. Но построенная на старчестве мораль жизни всегда говорит о бессилии.
Старческая мораль - мораль заботы и страха. Только юношеская мораль - мораль
творчества и дерзновения. Евангельская мораль - беспечная, а не пекущаяся
мораль, и самым совершенным выразителем евангельской морали остается св.
Франциск, по духу юноша, а не старец. Пекущаяся мораль, мораль заботы -
буржуазная мораль этого мира. В Евангелии сказано: посмотрите на птиц
небесных и на лилий полевых; и еще сказано: довлеет каждому дню злоба его41.
В этом есть юношеская беспечность и беззаботность. Нельзя, конечно,
смешивать старчество со старостью. В старчестве есть достижение мудрости, в
старости - упадок. Но мораль старчества в жизни легко переходит в мораль
старости, мораль вечного страха, вечной заботы, вечного попечения о злобе
другого дня, вечного отрицания божественной беспечности птиц небесных и
полевых лилий, отрицание правды евангельско-францисканской, юношеской. Вечно
юн Христос, и вечно юн андрогин - дева-юноша. Грядущая творческая мораль -
мораль преображенной вечной юности, бесстрашной и беззаботной. Справедливо
говорит Карлейль, что только победа над страхом делает человека
человеком167. Творческую мораль нельзя основать на отрывании и
противоположении человеческого и божественного - в ней всегда открывается
серафическая природа человека.
этики жизни, этики творческой? Моральные оценки распадаются на целый ряд
антитез. Есть мораль слабости и мораль силы; мораль сострадания, блага
людей, альтруизма и мораль ценностей, творческого повышения; мораль рабьей
обиды и мораль свободной вины; мораль аристократического благородства духа и
мораль духа рабски-плебейского. Нитцше признал христианскую мораль рабьей,
плебейской, моралью слабости и возненавидел ее. Он противопоставил ей мораль
господскую, аристократически-благородную, мораль силы. Нитцше сказал о
христианстве много замечательного, волнующего, ценного для морального
возрождения человека, ибо, поистине, он был одним из величайших моралистов
всех времен в благороднейшем смысле этого слова. Но все сказанное Нитцше о
христианстве нужно перевернуть, взять наоборот168. Мотивы нитцшевской
критики христианской морали глубоки и ценны, но сама критика совсем не
верна. Нитцше говорит как религиозный слепец, лишенный дара видения
последних тайн. Религия Христа совсем не то, за что Нитцше ее принимал.
Христианская мораль не рабски-плебейская, а аристократически-благородная,
мораль сынов Божьих, их первородства, их высокого происхождения и высокого
предназначения. Христианство - религия сильных духом, а не слабых. В
христианской святости был подбор сильных духом, было накопление духовной
мощи. Христианская этика - этика духовной победы, а не поражения.
Побеждающие "мир", жертвующие благами этого мира - самые сильные, самые
подлинные победители. И по сравнению с силой и победой духа Христова всякая
сила и победа в этом мире ничтожна и призрачна. Сильные мира сего - слабые,
побежденные в Духе. Подлинная христианская мораль возлагает на человека,
усыновленного Богом, свободную ответственность за свою судьбу и судьбу мира
и исключает для сынов Божьих возможность чувствовать рабьи-плебейскую,
неблагородную обиду на судьбу, жизнь и людей. Переживание свободной вины -
переживание силы; переживание рабьей обиды - переживание слабости. Кто
сопричислен к царству сынов Божьих, тот свободен. И кто жаждет искупить вину
свою и грех свой, тот жаждет силы и из силы, а не слабости и из слабости,
тот участвует в избавлении мира. Бессилие человека искупить собственными
природными силами грех, обращение к помощи Искупителя есть бессилие падшей
человеческой природы, бессилие разъединения с Богом. Но, поистине, все
достоинство человека в его сопричастности Богу и божественной жизни, в его
подъеме. И помощь человеку Искупителя-Богочеловека есть не внешняя для
человека помощь, чуждая его природе, а внутренняя ему помощь, раскрывающая
его собственную богоподобную, причастную к божественной жизни природу,
внутренний подъем человека. Христос не вне нас, а в нас, Он - Абсолютный
Человек в нас, Он - наша причастность Св. Троице. И религия Христа есть
религия высшей силы человека, она противоположна всякой слабости и
подавленности человека. Христианство есть путь раскрытия в каждом человеке
Абсолютного Человека. Но в мировую эпоху искупления Абсолютный Человек
раскрывается в аспекте жертвенном, и мораль христианская - жертвенная
мораль. Другой аспект Абсолютного Человека раскрывается и творчестве.
Поэтому путь христианской морали - через жертву к творчеству, через
отречение от мира сего и его соблазнительных благ к творчеству мира иного и
иной жизни. В жертвенности - подлинный пафос христианской морали.
Жертвенность предполагает силу духа и исключает слабость духа. Только сила -
жертвенна. Жертвенность всегда благородна, всегда аристократична. Плебейство
духа - не жертвенно. Христианская жертва "миром" и его благами всегда есть
жертва безопасностью, безопасным положением в мире, всегда отречение от
устроенности в мире. Это - согласие пойти вслед за Христом через
богооставленность. Жертвенность христианской морали прямо противоположна
всякой буржуазности. Поэтому подлинная христианская мораль должна признать
добродетель небезопасного положения, добродетель, которую в высшей степени
признавал Нитцше, и должна отвергнуть добродетели буржуазные. Но жертва в
христианстве никогда не есть жертва во имя благополучия людей, во имя
добродетелей буржуазных, а - жертва во имя Бога и во имя ценностей
творческих, ценностей восхождения. Это путь ввысь через расщепленное.
Христианская жертва всегда горная и поднимающая, а не дольная и
распределяющая. Христианская мораль есть мораль ценностей, творческого
повышения жизни, ы не мораль благополучия людей, не
альтруистически-распределительная мораль. Христианство - религия любви, а не
альтруизма. Христианство не допускает понижения качества во имя количества,
оно все в качестве, т.е. в ценности аристократической.
морали, революция морального сознания. Аморализм - такой же феномен мирового
кризиса морали, как декадентство - феномен мирового кризиса искусства.
Мораль как каноническая, общеобязательная культурная ценность надломлена,
так же перезрела и надломлена, как и все канонические, общеобязательные
ценности культуры, как и наука, как и классически прекрасное искусство, как
Шилова Юлия
Василенко Иван
Ильин Андрей
Прозоров Александр
Андреев Николай
Березин Федор