машин и механизмов. "Есть у нас дома механики, где изготовляются машины и
приборы для всех видов движения. Там получаем мы более быстрое движение,
чем, например, полет мушкетной пули или что-либо другое, известное вам; а
также учимся получать движение с большей легкостью и с меньшей затратой
энергии, усиливая его при помощи колес и других способов - и получать его
более мощным, чем это имеете вы... Мы производим артиллерийские орудия и
всевозможные военные машины; новые сорта пороха; греческий огонь, горящий в
воде и неугасимый... Мы подражаем также полету птиц и знаем несколько
принципов полета. Есть у нас суда и лодки для плавания под водой... Есть
различные сложные механизмы, часовые и иные, а также приборы, основанные на
вечном движении".
достижениями его времени; в ней еще живет склонность к чудесному и
поразительному, характерная для изобретателей средневековья со времен
Плиния и особенно развившаяся в эпоху Возрождения. Изобретения носят
характер остроумных выдумок, и в этом Бэкон ближе к Леонардо, чем к Декарту
и Гюйгенсу, которые стремились поставить изобретения, так сказать, "на
поток", а потому видели главную задачу в построении теории и метода как
общей "матрицы" всех изобретений. Однако по своей направленности фантазия
Бэкона оказалась провидческой: как никто другой до него, Бэкон
программирует здесь особого рода науку, науку-промышленность, науку -
производительную силу, какой она стала только в ХХ в. И хотя в деталях
проект Бэкона устарел, но в общем, в самой сути своей, он полностью
реализовался. Бэкон был, несомненно, выдающимся социологом науки,
предвосхитившим - и предначертавшим - ее будущее.
статус? Всю описанную Бэконом громадную и весьма многообразную работу
производит всего лишь тридцать шесть человек - Бэкон, как видим, не
раздувает штаты. При этом соблюдается строгое разделение труда, описанное с
большой тщательностью и педантизмом. Двенадцать академиков заняты сбором
научной информации в чужих странах, они "отовсюду привозят нам книги,
материалы и описания опытов". Остальные работают дома: трое извлекают
материал для опытов из книг, трое других собирают опыт всех механических
наук, еще трое производят новые опыты, а следующая тройка систематизирует
эти опыты, занося их в таблицы и сводки. Затем все эти результаты изучаются
- с целью применения их на практике ("ради изобретений"), т.е. для
внедрения в производство - о чем Бэкон никогда не забывает. Но и нужды
теории, как ее понимает Бэкон, тоже удовлетворяются: три академика
"возводят все добытые опытом открытия в общие наблюдения, законы и
принципы", осуществляя таким образом "истолкование природы". Мы не будем
перечислять все приведенные Бэконом занятия академиков: структура
Соломонова Дома и без того ясна. Разумеется, действительные члены Академии
наук нуждаются в преемниках и учениках, а "также многочисленных слугах и
подручных обоего пола": учитывая, что Академия руководит всеми ремеслами и
всеми промыслами в стране, что в ее ведении находится не только тяжелая
промышленность, машиностроение и станкостроение, но и легкая
промышленность, сельское хозяйство, медицина, военное дело и т.д., ясно,
что без инженерно-технического персонала здесь не обойтись.
этого учреждения, вполне соответствует его главенствующей роли в жизни
общества: наука и ее служители окружены почетом и благоговением, какое во
времена Бэкона воздавалось только царствующим особам.
академиков, прибывшего из своей зарубежной командировки. Опуская описание
пышного и богатого убранства прибывшего, приведем только некоторые детали
обряда. "Его везли в богатой повозке без колес, наподобие носилок, с двумя
лошадьми с каждой стороны, в роскошно расшитой сбруе синего бархата...
Повозка была сделана из кедрового дерева, украшенного позолотой и
хрусталем... Впереди шло пятьдесят юношей в широких кафтанах белого
атласа... в белых шелковых чулках... в башмаках из синего бархата... За
повозкой вослед шли главные должностные лица города и старшины городских
цехов. Прибывший восседал один на роскошных подушках, крытых синим
плюшем... Правую, обнаженную руку он простирал вперед, как бы благословляя
народ, но в полном молчании. На улицах всюду соблюдался образцовый порядок;
ни одна армия так не держит строй, как стояли здесь люди..."
совсем не метафорически понимал свое любимое изречение: "Знание - власть".
Насколько несхожа картина, изображающая облик академика в "Новой
Атлантиде", с реальным обликом членов Королевского общества, которые,
подобно Гуку или Ньютону, большую часть своей жизни проводили в своих
лабораториях, не любили пышности торжественных церемоний и суетности
светской жизни, забывая, как пишут о Ньютоне его биографы, даже вовремя
поесть - настолько они были погружены в свои занятия и увлечены ими. Но
наука - это не только знание и процесс его получения, наука также и
социальный институт, а потому, как всякий институт, представляет собой
весьма сложное и многослойное образование. Как бы мы ни относились к
бэконовскому изображению идеального общества и идеальной организации
научных исследований, очевидно одно: Бэкон хочет спустить науку "с неба на
землю", объединив ее не столько с философией и теологией, сколько с
практической деятельностью, ремеслом и промышленностью. А пышные церемонии,
описываемые Бэконом, призваны символизировать должное положение науки в
обществе - в соответствии с тем, как понимает почет и уважение автор
повествования.
XVII в., тем не менее она еще не предполагала согласия их с атомизмом как
картезианцев: будучи корпускуляристами, они в то же время категорически
отрицали допущение атомов и пустоты в том виде, как понимали атомы Демокрит
Аристотеля, а впоследствии и Декарта, Гассенди противопоставил им обоим
атомизм Эпикура. Учение Эпикура Гассенди изложил в своем сочинении "Свод
имеет мало общего с учением о неделимых Джордано Бруно, Кавальери, Галилея
логико-математическом аспекте, а затем уже в аспекте физическом. Гассенди
рассматривает атом как физическое тело. Как писал в этой связи В. П. Зубов,
утверждение, что вопрос о корпускулах и атомах - вопрос чисто физический и
случае, по отношению к Пьеру Гассенди это совершенно справедливо. И это не
платоновско-пифагорейской традиции, где проблема неделимого рассматривалась
в контексте математики, в связи с вопросом о природе континуума Гассенди
обращается непосредственно к древним атомистам, прежде всего к Эпикуру и
неизменными, но и абсолютно неделимыми. Поэтому-то мы их обычно и называем
атомами. Ведь мы называем так (тельце) не потому, что оно имеет наименьшую
величину, представляя собой как бы точку (иначе говоря, не потому, что оно
пустоты. Таким образом, всякий, кто произносит слово "атом", подразумевает
воздействия; кроме того, атом - это нечто невидимое вследствие своей малой
состоит из атомов и пустоты, "и нельзя себе представить никакой третьей
аристотеликов, защищавших идею непрерывности материи, или, другими словами,
Гассенди, есть бестелесность; она неосязаема, лишена плотности, неспособна
ни воздействовать на что-либо, ни подвергаться воздействию. Одним словом,