и бездумного созерцания, ушедшее в прошлое странствие
показалось ему отнюдь не недосягаемым раем, -- нет, сегодняшняя
прогулка походила на тогдашнюю, сегодняшний Иозеф Кнехт походил
на тогдашнего, как родной брат, и все было опять ново,
таинственно и столько обещало, словно минувшее могло вернуться
и принести с собой еще много нового. Давно уже день и весь
белый свет не казались ему такими легкими, прекрасными и
невинными. Счастливое ощущение свободы и независимости опьяняло
его как крепкое вино: давно он не испытывал этого ощущения,
этой сладостной, восхитительной иллюзии! Он порылся в памяти и
вспомнил час, когда это несравненное чувство впервые встретило
преграду и его сковали будто цепями: это было во время
разговора с Магистром Томасом, под его приветливо-ироническим
взором. Кнехт вновь ощутил всю тягостность того часа, когда он
потерял свою свободу: то не была реальная боль, жгучее
страдание, -- скорее робость, легкий предостерегающий озноб,
сосание под ложечкой, изменение температуры, всего темпа жизни.
Сейчас он был исцелен и вознагражден за мучительное, сковавшее
его, сдавившее ему горло ощущение той роковой минуты.
случилось, он ни при каких обстоятельствах не будет
раскаиваться в содеянном. На сегодня он запретил себе даже
думать о подробностях своего разговора с Магистром Александром,
о своей борьбе с ним и за него. Теперь он весь отдался чувству
отдохновения и свободы, которое переполняло его, как
переполняет оно земледельца, закончившего тяжелый трудовой
день; в душе его был разлит покой, он знал, что свободен от
всех обязанностей, что он никому в эту минуту не нужен,
выключен из всего, не должен ни работать, ни думать; полный
ярких красок день, обволакивавший его своим нежным сиянием,
воплощал только этот миг, ничего не требуя, не зная ни
прошлого, ни будущего. Порой Кнехт, довольный, напевал
вполголоса одну из тех походных песенок, какие они некогда, еще
будучи маленькими учениками элитарной школы в Эшгольце,
распевали на три-четыре голоса во время прогулок, и из поры
ясной зари его жизни выпархивали, словно щебечущие птицы,
отголоски светлых воспоминаний и звуков.
тронутой осенним пурпуром, и присел на траву. Он сунул руку в
нагрудный карман и вытащил оттуда вещицу, какой Магистр
Александр никогда не предположил бы у него, -- маленькую
деревянную флейту -- и стал рассматривать ее с нежностью. Этот
простенький, похожий на детскую игрушку инструмент принадлежал
ему с недавних пор, примерно с полгода, и он с удовольствием
вспоминал тот день, когда флейта стала его собственностью. Он
поехал в Монпор, чтобы обсудить с Карло Ферромонте{2_2_03}
некоторые проблемы теории музыки; между прочим, зашла речь о
деревянных духовых инструментах разных эпох, и Кнехт попросил
своего друга показать ему Монпорскую коллекцию инструментов.
После приятнейшей прогулки по нескольким залам, где выстроились
старинные органы, арфы, лютни, фортепьяно, они пришли на склад,
где хранились инструменты для школ. Там Кнехт увидел целый ящик
таких флейточек, облюбовал себе одну, попробовал ее и спросил
друга, может ли он взять ее себе. Карло со смехом предложил ему
выбрать, какую хочет, со смехом выписал на нее квитанцию, после
чего подробнейшим образом объяснил ему строение инструмента,
обращение с ним и технику игры. Кнехт взял с собой эту приятную
игрушку, теперь у него, впервые со времен детской флейты в
Эшгольце, был духовой инструмент для упражнений на досуге.
Кроме гамм, он разучивал старинные мелодии из сборника,
составленного Ферромонте для начинающих, и из магистерского
сада или из спальни Кнехта порой разносились мягкие сладостные
звуки маленькой флейты. Ему еще было далеко до мастерства, но
все же он разучил несколько хоралов и песен из того сборника,
знал их наизусть, некоторые даже со словами. Одна из этих
песен, подходившая к настоящей минуте, пришла ему на память. Он
произнес вполголоса несколько строчек:
посмотрел на горные вершины в мягко сияющей дали, услышал, как
отзвучали сладкие переливы набожно-веселой песни, и ощутил себя
в единении и согласии с небом, горами, песней и сегодняшним
днем. Ему приятно было осязать между пальцами гладкую круглую
деревяшку и думать о том, что, кроме платья на его теле, эта
маленькая флейта -- единственное имущество, которое он позволил
себе унести из Вальдцеля. За долгие годы вокруг него скопилось
нечто вроде личного достояния, в особенности записи, тетради с
выписками и тому подобное; все это он оставил, пусть пользуются
в Вальдцеле, кто захочет. Но маленькую флейту он взял с собой и
радовался, что она с ним; это был скромный и милый товарищ в
пути.
Дезиньори. Плинио сбежал ему навстречу по лестнице и
взволнованно обнял его.
воскликнул он. -- Ты сделал великий шаг, друг мой, да принесет
он нам всем благо! Но как они тебя отпустили? Вот никогда бы не
поверил!
позднее. А сейчас я хотел бы прежде всего приветствовать моего
воспитанника и, разумеется, твою супругу и подробно с вами
договориться, в чем будут состоять мои обязанности. Мне не
терпится приступить к работе.
сына.
девушка, но тут же быстро удалилась, а хозяин дома проводил
друга в отведенную для гостя комнату и с увлечением начал ему
рассказывать, как он все обдумал и приготовил к приезду Кнехта
и к его совместной жизни с Тито. Все устроилось так, как желал
Кнехт, даже мать Тито после некоторого сопротивления поняла
справедливость его требований и подчинилась им. У них была
небольшая дача в горах, названная Бельпунт и живописно
расположенная на берегу озера; там Кнехт со своим воспитанником
поживут некоторое время, заботиться о них будет старая
экономка, она уже на днях туда уехала, чтобы все подготовить.
Разумеется, там они пробудут недолго, самое большее до прихода
зимы, но именно на первое время такое уединение будет им обоим
только полезно. Ему, Плинио, это приятно еще и потому, что Тито
очень любит горы и Бельпунт, всегда рад пожить там и согласился
на это без возражений. Дезиньори вспомнил, что у него есть
папка с фотографиями дома и окрестностей; он повел Кнехта в
свой кабинет, начал быстро искать, нашел, раскрыл папку и
принялся показывать фотографии и рассказывать гостю о доме, о
комнате в крестьянском стиле, о кафельной печи, беседке,
купальне у озера, водопаде.
Будешь ли ты себя там хорошо чувствовать?
Тито? Прошло уже много времени, с тех пор как ты за ним послал.
шаги, дверь отворилась и кто-то вошел: это был не Тито и не
посланная за ним служанка. Это была мать Тито, госпожа
Дезиньори. Кнехт встал, чтобы поздороваться с нею, она
протянула ему руку, улыбнулась несколько принужденной улыбкой,
и он заметил, что этой улыбкой она старается скрыть какую-то
заботу или огорчение. Не успела она сказать гостю несколько
приветственных слов, как уже повернулась к мужу и поспешила
высказать мучившую ее новость.
себе, мальчик исчез, его нигде не нашли.
-- сейчас вернется.
самого утра. Я давно заметила его отсутствие.
напрасно тебя тревожить. Сначала я и не предполагала ничего
худого, думала, что он вышел погулять. Но когда он не явился к
обеду, я начала беспокоиться. Ты тоже не обедал дома, иначе ты
сразу бы все узнал. Но я и тут себя уговаривала, что он просто
по небрежности так долго заставляет меня ждать. Оказывается,
дело не в этом.
Лукьяненко Сергей
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Флинт Эрик