как философией вечного возвращения. Полисное время углубило эту концепцию,
разработало ее в деталях и превратило в философию периодических мировых
пожаров у Гераклитла и Эмпедокла. Это полисное время чем дальше, тем больше
освобождалось от вечности и превратилось в самостоятельную стихию вплоть до
полной своей эмансипации в период инфинитезимального атомизма. Это была уже
не столько философии вечного возвращения, сколько философия материального
развития человеческой истории от первобытных времен до тогдашней
современности, включая идею бесконечного развития. Недостаточность такой
концепции и стали восполнять Платон и Аристотель, опять признавшие древнюю
слитость времени и вечности и тем самым оказавшиеся философами греческой
общественно-политической реставрации. Здесь вновь водворился на свое прежнее
место чувственно воспринимаемый космос, а философия истории стала проявлять
себя по преимуществу как диалектика внутрикосмического душепереселения и
душевоплощения.
философии истории, что он представил себе платоновскую диалектику времени и
вечности гораздо нагляднее и гораздо конкретнее, с максимально возможным для
классики приближением к вещественно-материальной человеческой истории. Он
впервые дал проанализированную теорию родовой общины и столь же глубоко
проанализированную теорию рабовладельческого полиса, оставив то и другое не
просто на стадии позитивно-эмпирических наблюдений, но возводя то и другое
на ступень общего состояния космоса.
а возникающее из этого брака детище есть любая реальная вещь. Таким образом,
родовые отношения трактуются у Платона космологически. Но то же самое
Аристотель сделал и с рабовладением. У него получается так, что все на
свете, и в логике, и в физике, и в обществе, подчиняется одно другому, и это
подчинение Аристотель назвал рабством. Поэтому весь космос у Аристотеля,
начиная с низших форм материи и кончая Умом-Перводвигателем характеризуется
сплошной рабовладельческой структурой. Этим самым Аристотель конкретизировал
теорию Платона и показал в наглядной форме чем, собственно говоря, является
родовая община и рабовладельческий полис в глазах синтетического теоретика
времени и вечности.
Вспоминая то, о чем мы говорили в самом начале нашей работы, а именно, те
необходимые категории, без которых невозможно никакое построение философии
истории, мы сейчас должны сказать, что все эти категории прекрасно
представлены в античности и что не буржуазной Европе, но именно древней
Греции принадлежит честь систематического построения философии истории. Мы
утверждали, что для философии истории необходимо полноценное использование
таких категорий, как становление (или движение и изменение), развитие и
специфически общественное развитие.
заполненного, как Гераклит и Эмпедокл. Никто в Европе не понимал так глубоко
принцип индивидуализации с необходимыми для него инфинитезимальными методами
исследования, как это было у Левкиппа и Демокрита, включая также идею
вечного прогресса. Фактографически-прагматическую историографию мощно
демонстрировали Фукидид, а также Платон и Аристотель. Эти достижения
греческого классического гения необходимо считать безусловно прогрессивными,
и последующие за античностью типы философии истории возможны были только с
использованием этих античных достижений.
классическая философия истории обладает рядом особенностей, которые мы в
настоящее время можем считать только весьма ограниченными и для последующего
времени регрессивными. Дело в том, что античная философия истории всегда
ограничивалась только теми горизонтами, которые предоставляла ей или
первобытная общинно-родовая формация, или рабовладельческий полис. Но
общинно-родовое сознание, объясняя природу и космос, переносило на них
только свои же собственные общинно-родовые отношения. А это, как мы говорили
ранее, превращало общинно-родовую идеологию исключительно в мифологию,
притом ограниченную непосредственными и никак не проанализированными
материально-чувственными ощущениями. Если бы в те времена могла существовать
философия истории, то она была бы философией всеобщей и нераздельной
слитости времени и вечности.
сменившая первобытную общинно-родовую формацию, поскольку она отделила
умственный труд от физического и потому стала глубинной основой для
теоретизирования над древним мифом.
совершенное и самое художественное бытие - это видимый, обоняемый и
осязаемый и вообще чувственно воспринимаемый космос, с правильным и вечным
движением образующего его звездного неба. Материально-чувственная
ограниченность высшего бытия была таковой же и для индивидуума, который
оказался неспособным проявить все заложенные в человеческом обществе
бесконечные возможности. Это необычайно сужало и ограничивало античную
философию истории и навсегда оставило ее на ступени таких концепций, как
вечное возвращение, периодические мировые пожары, душепереселение и
душевоплощение. Историческая же фактография была и здесь возможной и
достаточно развитой. Однако в чистом виде она оказалась и не могла не
оказаться чересчур кратковременной, а в смысле теоретического анализа
исторических методов - совершенно не проанализированной5.
сопровождаются также и необычайной ограниченностью, вытекающей из лежащих в
ее основе социально-исторических особенностей античности вообще. Впрочем и
здесь необходимо проводить более тонкий подход к античной философии истории.
Когда в полисный период в связи с разделением умственного и физического
труда появилась потребность мыслить отвлеченными категориями, то вместо
богов, демонов а героев и буквально понимаемой мифологии появилось учение о
разных мифологических областях, отождествленных раньше с соответствующими
богами и демонами, а теперь трактуемых уже без всякого антропоморфизма, т.е.
в виде абстрактных категорий материальных стихий земли, воды, воздуха, огня
и эфира. Но это значит, что необходимым образом появилось также и
неантропоморфное учение о соотношениях этих стихий (уплотнения, разрежения,
сжатия, расширения, движения, взаимопревращения) и тем самым представление о
чувственно ощущаемом космосе, внутри которого эти стихии действовали.
Поэтому астрономизм классической философии истории навсегда остался в памяти
человечества как один из самых ярких и своеобразных типов философии истории
вообще.
отрицает вообще всякий историзм. Ведь это вечное и правильное движение
небесного свода является только предельным обобщением всякой
внутрикосмической, а в том числе и человеческой жизни. Человеческую жизнь, и
внешнюю и внутреннюю, ничто не мешало в те времена рассматривать и
самостоятельно, отдельно, вплоть до тоже достаточно ярко выраженной
фактографически-прагматической историографии.
большем. Оказывается, было вполне возможным отпадение отдельной личности от
этого общекосмического и вечного, неукоснительно правильного чередования
времен. Это отпадение часто мыслилось и драматически, и даже трагически.
Достаточно вспомнить общеизвестную трагедию Эдипа и Антигоны, чтобы
удостовериться в том, как, несмотря на вечно неукоснительное круговращение
космоса в себе, внутри него были и не могли не быть душераздирающие события,
и вполне драматические, и вполне трагические. Да и вся человеческая история,
если даже ограничиться только Геродотом и Фукидидом, тоже представлялась
античному сознанию как нечто полное драматизма и трагизма. Поэтому из
астрономического характера классической философии истории ни в каком случае
невозможно делать того вывода, что здесь не было ровно никакого чувства
историзма. Этот историзм в своей основе действительно был астрономический.
Но в реальном развертывании он обладал всеми чертами человеческой борьбы,
неустанных человеческих исканий, постоянных подъемов и падений, постоянного
драматизма. а часто даже и самого подлинного трагизма.
философии истории, то в отношении приведенных у нас материалов из античности
можем с полным правом сказать, что эта античная философия истории основана
на примате природы, а потому и на снижении значимости человеческого субъекта
и человеческого общества. Но эта односторонняя опора на природу,
обоснованная двумя первыми социально-экономическими формациями, через
которые проходила античность, глубоко снижает специфику законов
исторического развития, поскольку ни личность, ни общество ни в каком случае
для нас не сводимы к природным отношениям. Здесь получался весьма вялый и
созерцательный материализм, не способный призывать к переделыванию
действительности и потому часто граничивший с общеизвестными
односторонностями абстрактного идеализма. А что эта обобщенная и даже
предельная астрономичность классической философии истории нисколько не
мешала в древней Греции весьма напряженному и весьма активному развитию
исторических событий, об этом мы уже сказали.
поучительной и притом в смысле понимания борьбы материализма и идеализма в
один из самых интересных периодов всемирно-исторического развития человека.
Эпикура. - В кн.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 40, с. 147 - 233.
Госполитиздат, 1940.
с. 339 - 626.
кн.: Маркс К., Энгельс Ф., т. 21 с. 23 - 178.