осуществлена и чтобы это осуществление было отлично от нее самой, т.е. было
не-идеально. Или идеи никакой нет, или она есть, но тогда есть и
вне-идеальная реальность ее.
значит, что ему свойственны какие-нибудь признаки. Признаки - что-нибудь
значат или ничего не значат? Если ничего не значат, то, стало быть, никаких
признаков, в сущности, и нет. Если же они что-нибудь значат, то - или
существенное или несущественное. Если - несущественное, их можно отбросить.
Если - существенное, то это - те признаки, без которых реальное не может
существовать. Но совокупность существенных признаков чего-нибудь мы как раз
называем идеей чего-нибудь. Выбросим идею из реальной вещи: в ней не
останется ни одного существенного для нее признака. Можно ли будет в таком
случае утверждать, что эта вещь есть действительно реальная вещь? Итак: или
вещь, реальность, материя - включают в себя несводимую на них идею,
вне-вещественную, вне-реальную и вне-материальную; или не существует никакой
вещи, никакой реальности, никакой материи.
сознания и бытия. Правда, это есть, в сущности, повторение антиномии
субъекта и объекта, но я хочу поговорить об этом ввиду той страстности,
которая обычно сопровождает лозунг "бытие определяет сознание".Что значит
это утверждение? Я не могу сейчас обсуждать его полностью. Утверждение, где
не ясно ни что такое "бытие", ни что такое "сознание", ни что такое
"определяет", очевидно, может быть или просто отброшено без рассмотрения,
или, наоборот, заслуживает весьма длительного рассмотрения. Не делая ни
того, <ни> другого, я остановлюсь только на одном значении "бытия", которое
чаще всего и имеется в виду защитниками этой аксиомы. Именно, обыкновенно
(далеко не всегда!) здесь имеется в виду социальный порядок и даже более
частные его моменты. Итак, социальные отношения определяют сознание.
Спросим: а из чего составляются "социальные" и даже производственные
отношения? Не сами ли люди их создают? Если производственные отношения
создаются людьми, то, значит, не только "бытие определяет сознание", но и
сознание определяет бытие. Если же производственные отношения создаются не
людьми, то, во-первых, производственные отношения не суть социальные
отношения, и уж тем более не могут обладать классовой природой (тогда
рушится марксизм до самого основания); во-вторых же, сознание мыслится тогда
как полная пассивность и неспособность действовать и водворяется
анти-диалектический, чисто фаталистический дуализм активных, но
бессмысленных, вне-сознательных вещей и сознательного, но совершенно
пассивного, бездеятельного и дубового человека. Я уже не говорю о том, что
если действительно "бытие определяет человека", то невозможно не только то
активное переделывание жизни и мира, к которому призывает революция, но
невозможна и сама революция, которая есть именно сознательное и активное
действие "сознания" на социальное бытие. Бытие определяет сознание: а разве
само сознание не есть бытие? Или оно действительно не есть бытие, - тогда
перед нами чисто кантовский метафизический дуализм: с одной стороны -
субъективное сознание, которое не есть бытие; с другой - бытие и
"вещи-в-себе", о сознании которых ничего не известно. Или сознание есть тоже
бытие, - тогда сознание "определяется" своим собственным бытием, т.е.
законами своего собственного существования; однако тогда против этого не
будет спорить ни один идеалист. О прочих значениях этих неясных терминов
"бытие", "сознание" и "определение" я говорить не буду, потому что каждый из
них имеет целые десятки различных значений; и в зависимости от этих значений
по-разному должен решаться и вопрос о ценности этого утверждения. Я хотел
указать только на то, что чисто диалектически нужно говорить: и "бытие
определяет сознание", и "сознание определяет бытие"; мифологически же можно
утверждать все что угодно. Это вопрос не знания, но веры.
сущность есть, она есть нечто, т.е. имеет какой-нибудь признак, существенно
отличающий ее от всего прочего. Стало быть, она познаваема, т.е. как-то
является, проявляется. Или сущность есть, - тогда есть и ее явление; или
явления сущности нет, тогда о ней нечего сказать, ни того, что она есть
сущность, ни того, что она вообще существует. Таким образом, кантовская
метафизика "вещей-в-себе" рушится при малейшем прикосновении диалектики.
от самого явления. Если оно не отлично, явление не есть явление чего-нибудь,
т.е. не есть вообще явление. Но если то, что является, отлично от явления, -
значит, оно не есть явление, оно есть нечто, существующее само по себе, до
явления и без явления. А то, что существует само по себе, независимо от
своего явления, и есть то, что обыкновенно называется сущностью. Стало быть,
или явление есть явление сущности, т.е. явление всегда предполагает
неявляемую сущность, или нет никакого явления вообщеlxxvi.
значит, что сущность еще до перехода в явление (ибо последнее, по условию,
отбрасывается) станет нам как-то являться, раз мы о ней что-нибудь говорим,
например, хотя бы то одно, что она есть именно сущность. Другими словами,
здесь сущность примет на себя функции явления, как это и имеет место в
новоевропейском рационализме. Никак не являясь, сущность все же нечто
говорит о себе, каковое функционирование сущности, очевидно, возможно только
лишь как абстрактное понятие. Представление мира в виде абсолютизированных
абстрактных понятий и есть новоевропейская рационалистическая метафизика. С
другой стороны, допустим, что существуют только явления и больше ничего нет.
Тогда явления, как последнее самостоятельно-сущее бытие, и окажутся
сущностями, т.е. явлению приходится брать на себя функции сущности. Это и
случилось с материализмом. Материя, в нормальном порядке бытия, не есть
сущность, она есть только реализация, осуществление сущности, а не сама
сущность. Тем не менее материалисты, вырвавши материю из живой системы
бытия, абсолютизировали ее в виде единственно возможного бытия. Это привело
только к тому, что материя взяла на себя функции сущности и заступила место
не только абсолютных сущностей вообще, но и самого источника этих сущностей,
т.е. превратилась в божество.
материализма. Они оправданы только мифологически; и немифологическую
видимость они имеют только потому, что их берут обычно не на стадии
мифологии, но на стадии догматического богословия.
души и тела. С жизненной точки зрения, казалось бы, все совершенно ясно.
Только сумасшедший может стул принять за живое существо, а живое существо за
неодушевленный предмет. Тем не менее многим очень хочется, чтобы не было ни
в чем нигде никакой души.
движется данная вещь или процесс A? Скажут: потому что его движет другая
вещь или процесс B. Хорошо. Но почему движется B? Потому что его движет C.
Но до каких же пор нам сводить одно движение на другое? Его можно сводить
или бесконечное или конечное число раз. Допустим, что бесконечное. В таком
случае, очевидно, мы никогда не дойдем до источника движения и не только не
ответим на вопрос об этом источнике, но и принципиально признаем, что такого
ответа не может быть (ибо, по самому смыслу бесконечности, мы и никто другой
никогда не сможет совершить бесконечное количество сведений одного движения
на другое). Однако допустим, что необходимо сводить одно движение на другое
некое определенное конечное количество раз, чтобы получить подлинный
источник движения. A мы свели на B, B на C и т.д. вплоть до X. В X мы,
допустим, нашли достаточное объяснение движения A. Что это значит? Это
значит, что X уже ниоткуда не получает толчка к движению и что оно,
следовательно, движет само себя. Но то, что движет себя, всегда самодвижущее
и есть душа. Следовательно, или вы проповедуете абсолютный агностицизм и не
знаете, как объяснить движение вещи; или вы знаете, как объяснить данное
движение, но тогда где-то, когда-то, как-то вы признали существование души.
Отрицание существования души есть, таким образом, просто диалектическое
недомыслие.
Если Бог не существует, то, очевидно, мир движется сам собою. Исследуя тело
A и его движение, мы сводим его на B, B на C и т.д. и, наконец, получаем
сумму всех вещей, из которых состоит мир, сводя всякое отдельное движение на
мир как на общую первопричину всякого отдельного движения. Но что это
значит? Это значит, что мир одушевлен, т.е. что существует особая мировая
Душа. Скажут: зачем - Душа, когда мир есть тело? Если мир есть тело и только
тело, то мы ведь уже признали, что тело и его движение, если их брать самими
по себе, отнюдь не объяснимы сами из себя. Из-за этого мы ведь и стали
"сводить" одно движение на другое. Какое бы тело мы ни взяли, большое или
малое, - движение его все равно необъяснимо из тела же, если оно мыслится
неодушевленным. А мы исходим как раз из того, что всякое тело, если его
брать как тело, в чистом виде, есть именно нечто неодушевленное. Мир как
тело отличается от падающего или летящего камня чем угодно, но только не
одушевленностью. Мир, в особенности с точки зрения материалистов, есть
только сумма разного рода камней, - не больше. Следовательно, и в отношении
целого мира (как тела) необходимо должен подняться вопрос об источнике его
движения и жизни. Или его движение объясняется чем-нибудь иным, вне-мировым,
- тогда существует Бог как перводвигатель мира; или мир движет сам себя,
есть нечто самодвижущее, тогда он - не просто тело, ибо о теле вы сами
утверждаете, что оно неодушевленно и не может двигать самого себя. Таким
образом, материалист, если он хочет быть действительно диалектиком, должен
прийти или к признанию бытия Божия, или к признанию Мировой Души. Иначе -
или материализм есть абсолютный агностицизм, или в мире нет никакого
движения и жизни. Последние две возможности чаще всего и встречаются:
материалисты бывают или агностики и ничего объяснить не умеют, или они, в
глубине души и вопреки своим словесным уверениям, исповедуют мир как вечную
смерть, как то огромное, вселенское дохлое чудище, о котором я говорил выше
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Курылев Олег
Березин Федор
Жюль Верн
Круз Андрей