неизвестно, одно ли оно, соответствует ли оно или не соответствует всякому
опыту и т.д. Наука сама по себе не мифологична. Но, повторяю, это -
отвлеченная, никуда не применяемая наука. Как же только мы заговорили о
реальной науке, т.е. о такой, которая характерна для той или другой
конкретной исторической эпохи, то мы имеем дело уже с применением чистой,
отвлеченной науки; и вот тут-то мы можем действовать и так и иначе. И
управляет нами здесь исключительно мифология. - Итак, всякая реальная наука
мифологична, но наука сама по себе не имеет никакого отношения к мифологии.
как современная наука может основываться на мифологии, когда целью и мечтой
всякой науки почти всегда было ниспровержение мифологии? На это я должен
ответить так. Когда "наука" разрушает "миф", то это значит только то, что
одна мифология борется с другой мифологией. Раньше верили в оборотничество,
вернее - имели опыт оборотничества. Пришла "наука" и "разрушила" эту веру в
оборотничество. Но как она ее разрушила? Она разрушила ее при помощи
механистического мировоззрения и учения об однородном пространстве.
Действительно, наша физика и механика не имеет таких категорий, которые
могли бы объяснить оборотничество. Наша физика и механика оперирует с другим
миром; и это есть мир однородного пространства, в котором находятся
механизмы, механически же движущиеся. Поставивши вместо оборотничества такой
механизм, "наука" с торжеством отпраздновала свою победу над
оборотничеством. Но вот теперь воскресает новое, вернее очень старое,
античное учение о пространстве. Оказалось возможным мыслить, как одно и то
же тело, меняя место и движение, меняет также и свою форму и как (при
условии движения со скоростью света) объем такого тела оказывается равным
нулю, по известной формуле Лоренца, связывающей скорость и объем. Другими
словами, механика Ньютона не хотела ничего говорить об оборотничестве и
хотела убить его, почему и выдумала такие формулы, в которые оно не
вмещается. Сами по себе, отвлеченно говоря, эти формулы безупречны, и в них
нет никакой мифологии. Но ученые отнюдь не пользуются только тем одним, что
в этих формулах содержится. Они пользуются ими так, что не остается ровно
никакого места для прочих форм пространства и соответствующих математических
формул. В этом и заключается мифологизм европейского естествознания, - в
исповедании одного излюбленного пространства; и от этого и казалось ему
всегда, что оно "опровергло" оборотничество. Принцип относительности, говоря
о неоднородных пространствах и строя формулы относительно перехода от одного
пространства к другому, снова делает мыслимым оборотничество и вообще чудо,
а отказать в научности по крайней мере математической стороны этой теории
может только неосведомленность в предмете и невежество в науке вообщеxv.
Итак, механика и физика новой Европы боролась с старой мифологией, но только
средствами своей собственной мифологии; "наука" не опровергла миф, а просто
только новый миф задавил старую мифологию, и - больше ничего. Чистая же
наука тут ровно ни при чем. Она применима к любой мифологии, - конечно, как
более или менее частный принцип. Если бы действительно наука опровергла
мифы, связанные с оборотничеством, то была бы невозможна вполне научная
теория относительности. И мы сейчас видим, как отнюдь не научные страсти
разгораются вокруг теории относительности. Это - вековой спор двух
мифологий.
выбор между Эйнштейном и Ньютоном есть вопрос веры, а не научного знания
самого по себе. Одним хочется распылить вселенную в холодное и черное
чудовище, в необъятное и неизмеримое ничто; другим же хочется собрать
вселенную в некий конечный и выразительный лик с рельефными складками и
чертами, с живыми и умными энергиями (хотя чаще всего ни те, ни другие
совсем не понимают и не осознают своих интимных интуиций, заставляющих их
рассуждать так, а не иначе).
лишь его осознает и снимает с него некий рассудочный, например, логический
или числовой, план.
теперь всю их противоположность. Научные функции духа слишком отвлеченны,
чтобы лежать в основании мифологии. Для мифического сознания нет ровно
никакого научного опыта. Его ни в чем нельзя убедить. На островах Никобар
бывает болезнь от ветров, против чего туземцы совершают обряд "танангла".
Каждый год бывает эта болезнь, и каждый раз совершается этот обряд. Несмотря
на всю его видимую бесполезность, ничто не может убедить этих туземцев не
совершать его. Если бы тут действовало хотя бы минимальное "научное"
сознание и "научный" опыт, они скоро бы поняли бесполезность этого обряда.
Но ясно, что их мифология не имеет никакого "научного" значения и ни в какой
мере не есть для них "наука". Поэтому она "научно" неопровержима.
много других значений, которые и не снились Леви-Брюлю, приводящему этот акт
в качестве примера бессмысленности мифологииxvii. Например, этот обряд может
даже и вовсе не иметь никаких утилитарно-медицинских целей. Быть может, и
самый северо-восточный муссон вовсе не рассматривается здесь как злое и
вредящее начало. Можно представить себе, что туземцы переживают его как акт
справедливого наказания или мудрого водительства со стороны божества и что
они вовсе не хотят избегнуть этого наказания, а хотят принять его с
достойным благоговением; и, быть может, обряд этот имеет как раз такое
значение. Да и мало ли какое значение может иметь этот обряд, если стать на
почву действительной мифологии? Исследователи вроде Леви-Брюля, для которых
мифология всегда ужасно плохая вещь, а наука всегда ужасно хорошая вещь,
никогда и не поймут ничего в обрядах, подобных "танангла". С их точки зрения
можно сказать только то, что это очень плохая наука и беспомощное детское
мышление, бессмысленное нагромождение идиотских манипуляций. Но это и
значит, что Леви-Брюль и ему подобные исследователи ровно ничего не понимают
в мифологии. "Танангла" и не претендовало на научность. Ведь дико и глупо
было бы критиковать сонаты Бетховена за их "ненаучность". Записывая простой
факт "танангла" и давая свою "научную" интерпретацию, эти ученые не только
сами не дают существенного раскрытия мифа, но и препятствуют сделать это нам
самим, ибо откуда я узнаю подлинное мифическое содержание и смысл
"танангла", если ни сам его не видел, ни автор мне не вскрыл этого
содержания, предложивши мне вместо этого "критику" обряда с своей, условной
для меня, "научной" точки зрения? Итак, миф - вненаучен и не базируется ни
на каком "научном" "опыте".
заставить толковать и объяснять эти явления и что мифы, поэтому, и есть эти
попытки объяснения природной закономерности. Но это - чисто априорное
представление, которое с одинаковым успехом может быть заменено
противоположным. В самом деле, почему, собственно говоря, постоянство тут
играет роль и именно такую роль? Раз явления протекают постоянно и неизменно
(как смена дня и ночи или времен года), то чему же тут удивляться и что
именно тут заставит придумать научно-объяснительный миф? Мифическое сознание
скорее, пожалуй, задумается над какими-нибудь редкими, небывалыми,
эффектными и единичными явлениями, и скорее дает не их причинное объяснение,
но какое-нибудь выразительное и картинное изображение. Постоянство законов
природы, таким образом, и наблюдение над ними ровно ничего не говорит ни о
сущности, ни о происхождении мифа. С другой стороны, в этом объяснении
происхождения мифа как некоей первобытной науки опять-таки кроется условная
гетерогенетическая точка зрения на предмет, а не вскрытие
имманентно-существенного содержания мифа. В мифе о Гелиосе нет ровно никакой
астрономии, если даже сделать малоправдоподобную гипотезу, что миф этот был
придуман с целью объяснить постоянство в видимом движении солнца. В
повествовании Библии о семи днях творения нет ровно никакой ни астрономии,
ни геологии, ни биологии, ни вообще науки. Совершеннейшей безвкусицей и
полнейшей беспредметностью надо считать всякие попытки богословов
"разгадать" повествование Моисея с точки зрения современных научных теорий.
Общеизвестны также вольные упражнения "богословов" в "толковании
Апокалипсиса". Несмотря на то, что классическая патристика старательно
избегала такого толкования, несмотря также на то, что под сложные образы
Апокалипсиса можно подставить сотни исторических фактов, - все-таки число
этих "апокалиптиков" не уменьшается, но, пожалуй, даже увеличивается.
Обычно, кто из "верующих" не умеет философски и диалектически-догматически
мыслить, тот занимается "толкованием Апокалипсиса", ибо мечтать всегда было
легче, чем мыслить. Никак не хотят понять, что миф надо трактовать мифически
же, что мифическое содержание мифа само по себе достаточно глубоко и тонко,
достаточно богато и интересно и что оно имеет значение само по себе, не
нуждаясь ни в каких толкованиях и научно-исторических разгадываниях. Кроме
того, Апокалипсис есть "откровение". Какое же это будет откровение, если
вместо буквального понимания всех этих поразительных апокалиптических
образов мы предоставим право каждому подставлять под любой образ любую
историческую эпоху или событие?
данность объекта,
ее сущность; и - мы увидим, как далека чистая мифология от чистой науки.
реальном существовании ее объектов? Я утверждаю, что законы физики и химии
совершенно одинаковы и при условии реальности материи, и при условии ее
нереальности и чистой субъективности. Я могу быть вполне убежден в том, что
физическая материя совершенно не существует и что она есть порождение моей
психики, и - все-таки быть настоящим физиком и химиком. Это значит, что
научное содержание этих дисциплин совершенно не зависит от философской
теории объекта и ни в каком объекте не нуждается. Во-вторых, есть ряд
отделов знания, которые, несмотря на свою полную эмпирическую значимость,
выводятся совершенно дедуктивно, каковы, например, математика и
теоретическая механика. Во-вторых же, если и нужно для той или иной науки
эмпирическое исследование и даже эксперимент, то ничто не мешает такому
научному экспериментатору думать, что все это ему только кажется, а на самом
Пехов Алексей
Конан-Дойль Артур
Лукьяненко Сергей
Панов Вадим
Свержин Владимир
Лукин Евгений