основе двухсоставной мифологии христианства, где отдельно дается
триадическое деление в сфере Божества (пресв. Троица) и отдельно мифическая
истории твари: первозданное безгрешное состояние прародителей, грехопадение
и переход в дурную множественность, искупление и восстановление утраченного
союза, новое и уже окончательное отпадение и новое, уже окончательное
воскресение и спасение. Ветхий Адам, новый Адам, сатанинская злоба духа
погибели, Страшный Суд, Ад и Рай - необходимейшие диалектические категории
этой системы, объединенные нерушимою связью. Есть своя диалектика ветхого и
нового Адама, диалектика Ада и Рая, - но касаться ее нужно в изложении
отдельных мифологических систем. Наконец, третья идея лежит в основе
новоевропейской мифологии, где тезисом является тоже Хаос, но только не
греческий, а похуже, так, какая-то глина, не то - навоз, "материя",
антитезисом - "сила" и "движение", направляемые неизвестно кем и неизвестно
куда, царство абсолютного случая и слепого самоутверждения, синтезом -
механика атомов, в которой нет ни души, ни сознания, ни разумной воли, ни
истории. Четвертая идея лежит в основе той мифологии, которая, узревши
истину второй из указанных мифологий, начинает задыхаться в тисках только
что указанной третьей и, не будучи в состоянии ее преодолеть, испытывает
глухую и неисповедимую жажду жизни, жажду утерянного блаженного и мирного,
наивного состояния духа, когда все просто кругом и мило, когда родина и
вечность слиты в одну ласку и молитву бытия. Я думаю, что первичный и
основной пра-символ такой мифологии хорошо намечен у Достоевского. "Где это,
- подумал Раскольников, идя далее, - где это я читал, как один приговоренный
к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему
жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы
только две ноги можно было поставить, а кругом будут пропасти, океан, вечный
мрак, вечное уединение и вечная буря, - и оставаться так, стоя на аршине
пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, - то лучше так жить, чем
сейчас умирать! Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, - только
жить!.. Экая правда! Господи, какая правда! Подлец человек!.. И подлец тот,
кто его за это подлецом называет, - прибавил он через минуту"cvii. Все эти
мифологические идеи - индийская, египетская, греческая,
православно-христианская, католическая, протестантская, атеистическая и пр.
- в свою очередь складываются в одну общую синтетически-воплощаемую во
всемирно-историческом процессе Идею, и возникает, таким образом, единая
всемирно-человеческая мифология, лежащая в основе отдельных народов и их
мировоззрений и постепенно осуществляемая путем смены одной
религиозно-мифологической и, следовательно, исторической системы - другою.
Изобразить, однако, все эти отдельные системы мифологии и показать их
единство на лоне единой и общей мифологии есть, однако, задача нашего
дальнейшего, уже специального исследованияcviii. Так наша общая диалектика
мифа переходит сама собой в диалектику отдельных и специальных исторических
типов мифологии.
уже не дадут нам ничего принципиально нового, хотя полученные результаты
можно изложить еще по-иному, и можно подвергнуть их преобразованию, подобно
тому как сложную математическую формулу можно путем преобразований выразить
короче или иначе, не внося ни одной принципиально новой величины. Что мы
имели до введения понятия чуда? Мы имели такое определение: миф есть в
словах данная личностная история. Теперь мы можем сказать так: миф есть в
словах данная чудесная личностная история. Это и есть все, что я могу
сказать о мифе. И, вероятно, многие будут удивлены, что в результате столь
долгих изысканий и дистинкций получено столь простое и, можно сказать,
банальное и общепризнанное определение. Кто же не думает, что миф есть
повествование, т.е. нечто данное в словах, что в этом повествовании
фигурируют живые личности и что с ними совершаются тут чудесные истории?
Конечно, результат своих изысканий я мог бы выразить гораздо сложнее и
труднее, - в особенности терминологически. Однако я предпочел оставить
обычные термины и только задался целью дать полное феноменологическое
вскрытие этих терминов и зафиксировать некое однозначное их значение. Хотя
употреблены мною и обыкновенные слова, но они взяты не в их обычном
спутанном значении, а в строго проанализированном и зафиксированном смысле.
Поэтому пользоваться полученной у меня формулой может только тот, кто хорошо
усвоил себе диалектику таких категорий, как "личность", "история", "слово" и
"чудо". В путаницу и неразбериху повседневного словоупотребления я внес
точный и определенный смысл, и нельзя ограничиться только конечною формулой
как такою. Надо иметь в виду и весь предыдущий диалектический анализ.
существенные стороны мифического сознания, и несмотря также на то, что
полученная мною последняя формула достаточно проста и точна, я хочу в
заключение дать все-таки еще одно преобразование этой формулы, с целью
извлечь еще одну диалектическую выгоду, которая в предложенной формуле дана
неявно. Именно, в нашей формуле, собственно говоря, четыре члена: 1)
личность, 2) история, 3) чудо, 4) слово. Нельзя ли найти в языке такую
категорию, которая бы охватила или все четыре величины, или, по крайней
мере, некоторые из них в одном единообразном выражении? Я думаю, что это
можно сделать, и получаемое нами упрощение дает возможность построить более
однотипную и простую диалектику понятия мифа.
личности, слово, принадлежащее личности, выражающее и выявляющее личность.
Миф есть такое слово, которое принадлежит именно данной личности, специально
для нее, неотъемлемо от нее. Если личность есть действительно личность, она
несводима ни на что другое, она - абсолютно самородна, оригинальна. Не было
и не будет никогда другой такой же точно личности. Это значит, что и
специфическое слово ее также абсолютно оригинально, неповторимо, несравнимо
ни с чем и несводимо ни на что. Оно есть собственное слово личности и
собственное слово о личности. Оно есть имяcix. Имя есть собственное слово
личности, то слово, которое только она одна может дать и выявить о себе. В
имени - диалектический синтез личности и ее выраженности, ее осмысленности,
ее словесности. Имя личности и есть то, что мы, собственно говоря, имеем в
мифе. Имя есть то, что выражено в личности, что выявлено в ней, то, чем она
является и себе и всему иному. Итак, миф есть имя. Но миф, сказали мы, есть
еще чудо. Этот третий момент нашей последней формулы также легко
присоединяется к полученному более сложному понятию. Именно, получается
чудесное имя, имя, говорящее, свидетельствующее о чудесах, имя, неотделимое
от этих самых чудес, имя, творящее чудеса. Мы будем правы, если назовем его
магическим именем. Миф, поэтому, есть просто магическое имя. А
присоединение, наконец, второго момента, истории, дает последнее
преобразование, которое получит такую форму: миф есть развернутое магическое
имя. И тут мы добрались уже до той простейшей и окончательной сердцевины
мифа, дальше которой уже нет ничего и которое дальше неразложимо уже
никакими способамиcx. Это - окончательное и последнее ядро мифа, и дальше
должны уже умолкнуть всякие другие преобразования и упрощения. Это
максимально простая и максимально насыщенная формула мифа. Нужно также иметь
в виду, что эта формула обладает совершенно универсальным значением.
Конечно, христианская "магия" не имеет ничего общего с языческой. ...А
чародеи все изыдут в дьявольский смрад. Злоклинатели - в бездну бездонную,
Ведуны-лиходеи - во блата зловонные: Будет им вечное потопление, Будет им
вечное гниение, Будет им вечное задушение...cxi
первичного магического имени можно найти в массе христианских текстов, из
которых я приведу только отрывок одной заклинательной молитвы, помещенной в
чине изгнания беса в Требнике Петра Могилы.
преисподний, глубинный, льстивый, безобразный, видимый бесстудия ради,
невидимый лицемерия ради, идеже аще еси, или отъидеши или сам еси Вельзевул
или сотрясаяй или змиевидный или звероломный или яко пара ли яко птица или
нощеглагольник или глухий или немый или от нашествия устрашаяй или
растерзаяй или наветуяй или во сне тяжце или в недузе или в язве или в смеси
скоктаяй или слезы любосластные творяй или блудный или злослучайный или
похотный или сластотворный или отраволюбивый или любонеистовый или
звездоволхвуяй или домоволшебник или бесстудный или любокрительный или
непостоянный или с месяцем пременяяйся или временем некиим сообщаяйся или
утренний или полуденный или полунощный или безгодия некоего или блистания
или сам собою прилучился еси или по случаю сретился еси или от кого послан
или нашел еси внезапу или в мори или в реце или от земли или от кладезя или
от стремнины или от рова или от езера или от трости или от вещества или от
верху земли или от скверны или от луга или от леса или от древа или от птиц
или от грома или от покрова банняго или от купели водныя или от гроба
идольского или безлицый или отнюдуже вемы или не вемый или от знаемых или от
незнаемых или от непосещаемого места отлучися и применися. Устыдися образа
рукою Божию созданного и воображенного: убойся воплощенного Бога подобия и
не сокрыся в рабе Божием (имярек), жезл железный и пещь огненная и тартар и
скрежет зубный, отмщение прослушания тебе ожидает; убойся, умолкни, бежи и
не возвратися, ни сокрыся со инем лукавством нечистых духов, но отъиди в
землю безводную, пустую, неделанную, скорбную, на ней же человек не обитает.
Бог един припугает, связуяй всех уязвляющих и злосоветующих на образ его и
веригами мрака и тартару предавый, в долгую нощь и день, тебе всех злых
искусителя и изобретателя диавола, яко велий есть страх Божий и велия слава
Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь"cxii.
раскрытие понятия мифа. Миф как развернутое магическое имя не может уже быть
проанализирован дальше и сводим на какие-нибудь более первоначальные
моменты. Тут - окончательная неделимая и центральная смысловая точка мифа; и
возможно лишь такое дальнейшее исследование, которое будет детализировать
это понятие уже без выхода за его пределы.