Буквальный перевод этого греческого термина - "очищение". Этот термин
указывает на деловое и весьма практическое отношение античного грека к
воздействию на него произведения искусства. Собственно говоря, мы допускаем
некоторого рода подлог, когда говорим об очищении у греков средствами
"искусства". Искусство для них, повторяем, слишком мизерная деятельность,
чтобы человек получал от нее какое-либо очищение. Но дело в том, что поэзия,
живопись, скульптура, архитектура, танец и другие виды искусства вовсе не
являются для него только искусством. Это продукты и символы его чисто
жизненного отношения к окружающей действительности. Поэтому не удивительно,
что от такого "искусства" грек получал внутреннее очищение. Итак, 1)
очищение грек получал вовсе не от той производственно-технической
деятельности, которую он находил в искусстве, а от того жизненного
соотношения с действительностью, которое изображалось при помощи этой
производственно-технической деятельности. Далее, 2) классический грек был
еще очень далек от различения эстетических, моральных,
общественно-политических, религиозно-мифологических, врачебных и даже просто
физиологических функций искусства. Поэтому совершенно напрасны усилия тех
исследователей, которые пытаются найти в античном катарсисе обязательно
какое-либо из этих отдельных, четко дифференцированных воздействий искусства
на человека. Это не годится даже в отношении Аристотеля, а не только в
отношении восходящей классики. Наконец, 3) очищение возникало у греков при
восприятии произведения искусства скорее благодаря приобщению к высшим
законам действительности или благодаря приобщению к художественному
мастерству. Гибель трагического героя вызывала у зрителя представление о
высших силах, которые привели данного героя к гибели; а это представление
отрывало от мелочей обыденной жизни и потому давало внутреннее очищение.
Созерцание в театре комического героя создавало в зрителе ощущение веселой
беспечности и забвение жизненных тревог; а это значит, что и комедия
создавала в человеке некоторого рода внутреннее очищение. Другими словами,
античное очищение меньше всего было эстетическим или художественным и больше
всего было чисто жизненным и практически деловым обновлением. В конце концов
это также является результатом слишком телесного понимания искусства и
вытекающей отсюда слишком малой внутренней дифференцированности
человеческого субъекта.
в чем грек находил для себя в период классики наибольшую красоту и
наибольшее искусство, то ответом на этот вопрос не было бы ни указание на
судьбу или богов, ни указание на природу или человека. В судьбу, конечно,
верили. Но она была для греков чем-то абстрактным и слабо выраженным в
интуитивном и чувственном отношении, а интуитивная чувственность была для
классического грека conditio sine qua non всякого живого и реального
отношения к бытию. В богов тоже продолжали верить, но боги классического
периода уже потеряли свою антропоморфную красочность, которой они так
сверкали в период родового строя. В них начинали видеть по преимуществу
абстрактно-всеобщие закономерности космической жизни. Природа была для
греков тоже чем-то реальным, но не настолько самостоятельным и абсолютным и
притом не настолько благоустроенным, чтобы они считали ее центральной
областью красоты и искусства. И в человека тоже верили, человек тоже
постоянно развивался, и его цивилизация тоже заметно совершенствовалась. Тем
не менее человек для классического периода все же оставался слабым живым
существом, зависящим от тысячи всяких причин и получавшим свою красоту не
столько от себя самого, сколько от тех или других высших сил. Оставался
только космос в качестве главного средоточия красоты и искусства. Хотя он и
зависел от судьбы и богов, но все же он был настолько универсальным и
огромным, настолько колоссальным и внушительным, что даже происходившие в
нем катастрофы не нарушали его единства и не отнимали у него красоты и
художественности. Кроме того, он бесконечно превосходил по своей значимости
не только каждую отдельную личность, не только каждый отдельный полис и все
полисы, взятые вместе, но и всю природу с ее метеорологическим
непостоянством и с ее сменой рождений и смертей. Только космос, взятый в
целом, оставался для классического периода (а в значительной мере для всей
античности) произведением замечательного искусства, которому не переставали
удивляться и которое никогда не уставали созерцать. Ведь мы уже знаем, что
искусство и ремесло для классического грека были неразличимы и что
конструктивные и декоративные формы были для него одним и тем же. Но космос
как раз был и материальной, физической жизнью, в которой все рождалось
аналогично художественному творчеству и у которого не было такого
эстетического и такого художественного, которое оставалось бы искусством для
искусства. Он был материален, физичен, крепок, силен, неразрушим; он был
вечным источником всего существующего - источником не фиктивным или только
созерцательным, а именно фактическим, практически необходимым. С другой
стороны, он был всегда закономерен, всегда правилен, всегда соответствовал
сам себе и всегда принуждал созерцать себя так, как будто бы только и имел
целью вызвать удивление, наслаждение и уравновешенно мудрое удовлетворение.
Наконец, он был творцом самого себя и не имел никакого творца еще над собой.
А это для классического грека было наиболее прекрасно, наиболее реально и
справедливо. Это было для классического грека максимально морально и
нравственно. Итак, космос отвечает всем требованиям красоты и искусства.
Мало того. Ввиду своей универсальности, свободы, самостоятельности, вечной
подвижности и покоя, вечной созидательной силы и творческой мощи, ввиду
своей вполне чувственной природы, хотя в то же самое время и вечной
закономерности, ввиду своего всеобъемлющего характера и наличия в нем всех
видов материи, от грубейшей до тончайшей, ввиду своей роковой
предопределенности и божественной благоустроенности, а также и человеческой
ясности и понятности, - он есть совершеннейшее произведение искусства. Он -
то сочетание абсолютного и эстетического, без чего классический грек не
мыслил последних основ признаваемого им бытия. 6. Исторический смысл
классической эстетики
античной эстетики. Однако сделать это, конечно, весьма и весьма не просто. И
если мы попробуем это сделать, то, разумеется, лишь в виде предварительной
попытки, приблизительного обобщения.
число, одновременно идеальное и материальное, но с примятом материального и
потому осознаваемое материалистически и диалектически, организованное как
симметрически-ритмически-гармоническая модель и в законченной форме
предстоящее как абсолютная и в то же время эстетическая действительность
космоса, в которой конструируются судьба, боги, природа и человек. Следует
иметь в виду также производственный характер вечно возникающих и погибающих
в этой действительности предметов человеческого созерцания и подражания.
осуществляются в исторической жизни буквально и непосредственно. Это
относится и к вышеприведенной формуле.
всего, структурно-организованное число. Но фактически осуществленное число
есть, прежде всего, пространственно-временная, а в дальнейшем также и
механико-физическая структура вещи. Другими словами, это есть тело или
телесно понимаемые душа и дух. Кроме того, всякое число бескачественно и,
следовательно, безлично. А это значит, что всякое число имеет под собою
телесный мир, что всякое число есть некоторым образом исчисленное тело.
Телесным характером отличается и все классическое искусство. Мы уже знаем,
что социально-историческая основа классической красоты и искусства есть
рабовладение. Но мы знаем также и то, что рабовладельческий полис образуется
не только из одних рабовладельцев, но также и из рабов, что те и другие
образуют единый народ. Поэтому организуемая и действующая материя сливается
с организующим принципом в одно нераздельное целое. Это и заставляло нас
рассматривать раннеклассическую эстетику как общенародное достояние, в
котором не только рабы и рабовладельцы сливались в единое целое, но в
котором сливалось в единое целое также и все материальное (земля, вода,
воздух, огонь, эфир) и все идеальное (числа, логос, любовь и вражда, ум,
мышление, геометрические тела).
античность была всегда очень популярна, и многие поэтически настроенные умы
старались так или иначе формулировать ее принципы. Греческая классика
выступает здесь с самых разнообразных своих сторон. Приведем некоторые
примеры.
притом классически. Он пишет:
забавна, и приятна, и прекрасна. Кроме того, она и вполне чувственна, вполне
безболезненна и регулируется высшими силами, вечными, всемогущими и
безответственными. Это - греческое раннеклассичеекое понимание красоты.
тоже безответственную, однако печальную, что действительно характерно для
раннеклассического понимания красоты, поскольку в ней все могущественно и
безответственно, поскольку в ней нет никого, а есть только нечто и поскольку
в ней все безгорестно и все безрадостно. Он написал, изображая одну статую в
Царском Селе:
Корнев Павел
Свержин Владимир
Свержин Владимир
Ковальчук Вера
Самойлова Елена
Браун Дэн