ХХIV 794 у родственников Гектора "слезы струились по щекам"; в Од. IV 198
удел смертных - проливать слезы по щекам; в Ил. ХVIII 123 Ахилл хочет
заставить троянок утирать слезы с "нежных щек" и т.д. Пенелопа имеет вокруг
щек блестящее покрывало (Од. I 334); в Гимн. IV 174 у Афродиты "ярко сияет
красота ланит".
geneion anthereAn, подбородок. В Ил. ХIII 671, например, Парис ранит
Эвхенора ниже челюсти и уха; в ХХ 347 в ответ на слова Телемаха женихи
смеялись "чужими челюстями"; в Ил. VIII 371 Фетида, умоляя Зевса, обнимала
его колени и "касалась подбородка"; в Х 454 Долон в тех же целях "касается
жирной рукой подбородка" Диомеда и т.д.
глазом" (Ил. V 291), "над переносицей в лоб" (ХIII 616). В Од. ХХIV 318 у
Одиссея от жалости к отцу дыхание кинулось к носу; в Ил. ХIV 467 сл. при
падении голова, рот и ноздри у Архелоха раньше коснулись земли, чем ноги; в
777 Аякс при падении наполняет "рот и ноздри" бычьим пометом; в 503 смертный
конец опутал "очи и ноздри" Сарпедона; в ХIХ 38 Фетида впустила в ноздри
Патроклу амвросию с нектаром для сохранения кожи. За небольшим исключением о
носе Гомер вспоминает главным образом в связи с ранениями.
например, певцы славят героев "влюбленными устами"; в ХХV 5 "блажен человек,
если музы любят его; как приятен из уст его льющийся голос!"; в Ил. Х 375 от
испуга у троянца - скрежет зубов в устах; в Ил. ХХII 452 у Андромахи от
ужаса "сердце хочет выскочить через уста"; в ХХIV 506 Приам прижимает к
своим устам руку Ахилла, убийцы его сына; в II 489 поэт не может перечислить
все корабли, даже если бы у него было десять языков и десять ртов. В Ил. II
250 Ферсит "имеет царей на устах" (для порицания); в VI 43 Адраст падает на
"уста", т.е. ничком. О губах (cheilos) Гомер упоминает редко. Гера улыбалась
только одними губами (Ил. XV 102); в ХХII 495 неудачник омочит губы в еде и
питье, но не омочит неба; в Од. I 381, ХVIII 410, ХХ 268 женихи закусывают
губы от досады; в Ил. ХVI 429 коршуны, а в Од. ХIХ 538 орлы названы
"извивно-губными" - agcylocheilns, т.е. "с кривым клювом".
далеко не последнюю роль. Прежде всего, поэт обращает внимание на то, что
зубы представляют собою стройный ряд предметов, "ограду". "Какое слово
вырвалось у тебя из ограды зубов?" - это общеизвестное выражение мы
насчитываем у Гомера 8 раз. Если при этом принять во внимание, что сочетание
"крылатое слово" в гомеровских поэмах попадается, по нашему подсчету, не
менее 118 раз, то становится ясным пластический образ речи: из ограды зубов
вылетает нечто вроде птичек, нечто крылатое и легкое, это - человеческая
речь. "Душа вышла из ограды зубов" - о смерти (Ил. IХ 409); о питье через
"ограду зубов" - Од. Х 328. О "скрежете зубов" - см. Ил. Х 375, ХIХ 365, Од.
ХVIII 98. О "стучании зубами" в ожидании смерти - Ил. ХIII 283. Несколько
текстов в связи с ранением: в V 74 сл. Педей стиснул медь зубами; в 291
дротик Диомеда и Афины вонзился в "белые зубы" Пандара и т.д. Особое
внимание Гомер обращает на "белые зубы" вепря, кабана (в сравнении): в ХII
149 "раздается стук их клыков"; в ХIII 474 сл. "огнем пылают глаза и зубы он
точит". И вне сравнения: в Х 263 у Одиссея на шлеме колышатся туда и сюда
белые клыки вепря и т.д. Отмечает Гомер клыки и у льва, у которого они
"мощные" (Ил. ХI 114, 175, ХVII 63) и у которого, после ранения, около зубов
выбивается пена. Таким образом, зубы Гомер рисует или как стройную "ограду",
из-за которой вылетают слова, или как проявление эффекта гнева и ужаса, или
как предмет ранения, или как мифический предмет.
физического органа: в Ил. I 249 у Нестора "текли речи с языка слаще меда", в
ХХ 248 - "гибок язык у людей", в II 804 - у разных людей разные языки и пр.
Язык же человека в чисто физическом смысле упоминается лишь в описании
ранений (есть два текста об языке жертв, сжигаемом для богов). Ухо (oys) в
большинстве текстов также чаще всего упоминается лишь в связи с ранениями.
Есть, однако, ряд текстов об ушах в смысле слуха. В Ил. Х 535, например,
топот коней попадает Нестору в уши.
через aychnn и deirn. Первое слово за ничтожным исключением употребляется
лишь при описании ранений. Более эстетически переживает Гомер то, что он
называет deirn. В Ил. III 396 Елена рассмотрела "прекрасную шею" Афродиты. В
Гимн. IV 181 "шея и прекрасные глаза Афродиты", в Ил. ХIХ 285 Бризеида в
знак скорби раздирает у себя "грудь, нежную шею и прекрасное лицо"; в Гимн.
IV 88, VI 10 у Афродиты на нежной шее висело ожерелье; в Од. ХII 90 у Сциллы
шесть огромных шей и т.д.
Аресом и грудью - с владыкой морей Посейдоном. Он выделяется среди прочих
героев, как бык среди стада коров (Ил. II 477 - 483); у него могучие ноги
(44). Он рисуется высоким, могучим, с почтенной царственной осанкой (III 167
- 170). Одиссей ниже ростом, чем Агамемнон, но весьма широк в плечах и в
груди, похож он на густошерстного барана (193 - 198). Когда Гомер сравнивает
Одиссея с Менелаем, то оказывается, что в стоячем положении Менелай выдается
шириной плеч, а в сидячем положении - виднее Одиссей (210 сл.). Менелай
говорит быстро, отчетливо и коротко; он не многословен, умеет находить
нужное слово, хотя он и моложе Одиссея. Если же вставал говорить Одиссей, то
сначала молчал, опуская глаза вниз, а скипетр держал в руках неумело и
неуклюже, как будто бы с непривычки. Гомер в таких ситуациях называет его
брюзгой и неумным. Однако все это менялось, как только Одиссей начинал
говорить:
плечами (226 сл.). Ярко обрисованы "белолокотные" Гера (Ил. V 711), Арета
(Од. VII 335), Навсикая (VI 251) и ее служанки (239) и т.д.
с основным его моральным качеством - храбростью. Весьма реалистически
рисуется наружность и поведение храбреца в сравнении с трусом (Ил. ХIII 278
- 286). У храброго человека никогда не меняется цвет лица, он молится только
о скорейшем вступлении в битву и не боится впервые садиться в засаду
(ярчайшие описания храбрости попадаются у Гомера буквально везде). Трус же
все время меняется в лице, он не может себе найти места, у него колотится
сердце и стучат зубы. Таков, например, Долон: когда его поймали, он
побледнел, у него застучали зубы, его охватила дрожь, и он стал слезно
молить о пощаде (Ил. Х 375 - 378). Особенно дрожали у него ноги (390);
мускулистой рукой он хватался за подбородок Диомеда - обычный тогда жест
просящего о милости (454 сл.). Любопытен и портрет Ферсита, знаменитого
хулителя царей и агитатора против троянской войны (Ил. II 216 - 219):
огромного роста, обжорой (Од. ХVIII 2 - 4) и трусом, у которого в минуту
опасности на костях дрожит мясо (75 - 77, 88).
рассматривает живые тела больше чародейски и магически, чем всматривается в
их наружный вид и фиксирует то или иное их оформление. Гомер совершенно ясно
представляет себе наружность человека, как в ее прекрасных чертах, так и в
ее безобразии. У Гомера везде мы находим примат общего над индивидуальным и
в этом индивидуальном раньше, чем раскроется его внутренняя сторона, уже
фиксируются его внешние стороны, особенно те, которые бросаются в глаза и
способны удовлетворять любопытный взор юного человеческого сознания. Поэтому
все черты наружности человека и сама эта наружность целиком являются
любимейшим предметом наблюдений эпического художника. Однако верный своему
общему ретроспективно-резюмирующему подходу к истории греческого общества,
Гомер дает нам образцы самых разнообразных исторических периодов понимания
физической красоты. Если мы хотим найти у него рудименты древнего, еще
хтонического представления о красоте, то мы их найдем у Гомера в большом
количестве. Здесь и Алоады - младенцы, которые растут в год на локоть в
ширину и на три локтя в длину, и безобразный циклоп Полифем, одноглазый
людоед и неимоверный ругатель; Афина Паллада рисуется имеющей совиные глаза,
а Гера - бычьи; рудименты хтонизма проявляются и в свирепом, зверином блеске
глаз разъяренного героя. А с другой стороны, все основные герои обеих поэм
блещут своей гармонической красотой, красивым и уравновешенным телосложением
и на каждом шагу получают квалификацию "прекрасный". Особенно бросается в
глаза пластическая трактовка наружности человека и ее отдельных черт в
описании ранений.
перезрелой общинно-родовой эстетики. Еще Навсикая блещет своей гармонической
и здоровой красотой. Но вот Парис - это уже неженка-лодырь, женоподобный
обольститель чужих жен. Он труслив, хотя с виду - храбрец (Ил. III 39 - 57).
Чертами изысканной, изощренной красоты отличаются у Гомера и Елена, и
Калипсо, и Кирка, а из богинь - Гера и Афродита. У Афродиты, например, и
прекрасная шея, и полная прелести грудь, и блестящие глаза (Ил. III 395 -
397). Даже, когда она направляется в бой, Гомер не забывает упомянуть об ее
улыбке (Ил. ХХ 40). Все это - черты позднейшей эпохи, и к Пенелопе,
например, они совершенно не относятся. Пенелопа - большого роста и большого
ума (Од. ХVIII 249 сл.), не склонная к игривому кокетству Геры и Афродиты.
живописно и вполне пластически. Она повсюду выдвигается, тщательно
обрисовывается, как это и должно быть в произведении эпического стиля. Это
нужно рассматривать как результат объективности эпоса вообще.
Посняков Андрей
Смит Кордвейнер
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Куликов Роман