числе. Здесь нет необходимости рассматривать все это в целом. Нас будет
интересовать лишь учение о природе самого числа, о числовой структуре
космоса как главного произведения искусства и о числе в применении к
искусству и к его воздействию на человека40. 1. Основное учение о числовой
структуре
числе, были рассмотрены выше. Они сводятся к тому, что развал
общинно-родовой формации приводил к развалу также и натуральное хозяйство,
где главную роль играла потребительная стоимость. Возрастает роль меновой
стоимости, а вместе с тем и в сфере сознания на первый план выдвигаются
количественные соотношения, заменившие древнюю мифологию с ее слишком
целостным и картинным изображением природы и общества. Здесь мы отвлечемся
от этих базисных установок и особое внимание обратим на то, что уже гораздо
ближе к непосредственному содержанию пифагорейской эстетики, - на
культурно-стилевую природу пифагорейского числа.
собранием смешных анекдотов, детских глупостей и ничем не обоснованных
претензий. Уже у Аристотеля не было желания вникать во внутреннюю логику
пифагорейства и он изобразил его как собрание смешных курьезов. Однако такой
антиисторический подход не может быть у современного исследователя, который,
конечно, настолько далек от древнего пифагорейства, что даже не испытывает
потребности его критиковать, но который тем не менее все же должен
изобразить последнее со всеми объективно-историческими причинами, делающими
его существование понятным.
например Гиппас (фрг. 11)? Характерно, что данное утверждение нисколько не
мешает этому пифагорейцу отождествлять душу и с огнем (фрг. 8 - 9). Почему
все тела также суть числа и все числа телесны, видимы, осязаемы, фигурны,
пластичны? Почему не только человек, но и вся природа, весь мир есть число
или совокупность чисел? Почему красота имеется только там, где осуществилась
числовая гармония? И почему, наконец, само искусство тоже есть не что иное,
как число и структура?
придавать числу такое универсальное значение.
необходимо обратиться к культу Диониса, который сыграл огромную роль в
формировании всей греческой классики. Большую работу по исследованию этого
культа проделал Ф.Ф.Зелинский, хотя он плохо разбирался в
социально-исторических корнях этого явления41. Зелинский указывает на три
главных результата дионисизма42:
общественной нравственности, пределами времени и места и ввела в календарь
периодические празднества в честь Диониса (откуда потом и произошла
трагедия); 2) реформу Орфея, превратившего дионисизм в
религиозно-философское учение, в котором можно различать космогоническую
часть (повествование о растерзании титанами отрока Загрея и о появлении
человека из золы сраженных Зевсом титанов), этическую (освобождение
"дионисического" момента в человеке из-под власти "титанического" -
"орфическая жизнь") и эсхатологическую (учение о превращении и
перевоплощении душ); 3) реформу Пифагора, который объединил в Кротоне и во
всей греческой Италии орфические секты в религиозно-политический орден и дал
возникшему на почве религии Диониса учению о душе философско-математическое
обоснование.
его узко аристократический характер встретил отпор со стороны созревшей
демократии. К концу VI в. этот союз подвергся кровавой расправе и
переместился в Тарент43.
человеческой психике в том же буйном и творческом виде, в каком они
существуют и сами по себе, независимо от человека. Культ Диониса - это
оргиазм, экзальтация и буйный исступленный восторг. Трактуемая в свете этого
культа, природа получает характер бесконечной мощи, творческого изобилия и
вечно рождающей полноты жизни. Всякое конкретное явление и всякое наличное
качество при таком эстетическом отношении к природе уже отступают на второй
план в сравнении с ее бесконечными потенциями, в сравнении с ее буйным и
творческим рождением и ростом жизни.
всяких расчленений, есть уже не качество, а количество. Свои числа
пифагорейцы и понимали как творческую мощь бытия и жизни, идущую от
нерасчлененных и хаотических потенций к расчлененному, завершенному и
гармонически цельному организму. Число поэтому у пифагорейцев трактуется и
как оформленное, материалистически организованное тело, и как душа, которая
является у них организующим принципом тела, и как та смысловая заданность,
которая лежит в основе самой души, и в основе свойственных этой душе идей.
Поэтому не следует удивляться тому, что числовая структура явилась для
пифагорейцев основной эстетической данностью.
платоновском диалоге "Тимей" - этом замечательном памятнике античной
космической эстетики. Платон использовал здесь все пифагорейские учения. По
сообщению Диогена Лаэрция, он специально покупал книги Филолая для
использования их в своем "Тимее" (44 А 1).
Филолая (44 В 2): "Все существующее должно быть пределом или беспредельным
или тем и другим вместе. Но быть пределом или только беспредельным оно не
может. Вследствие того, что, как оказывается, оно не состоит ни
исключительно из одного предела, ни исключительно из одного беспредельного,
совершенно ясно, что мировой строй и [все], что в нем, образовалось из
соединения предела и беспредельного и наглядным примером этого может служить
то, что наблюдается в действительности на полях: а именно, одни части их,
состоящие из самых границ [т.е. межи], ограничивают [участки], другие же
части, состоящие из границ и [лежащих за последними] неограниченных
[участков], ограничивают и не ограничивают, те же, которые состоят [только]
из неограниченного [пространства], будут являться неограниченными".
и предельного даже у Платона нельзя понимать только абстрактно-логически.
Тем более, у самих пифагорейцев это отнюдь не было просто абстрактной
теорией, но несло на себе следы недавнего происхождения из оргиастического
культа. Ведь оргиазм, представляющий собою отражение в человеческой психике
буйной мощи производительных сил природы, уже по самой своей сути содержал в
себе функцию охвата всей беспредельной мировой жизни, и тем не менее он
принужден был сдерживаться реальными человеческими границами, неотвратимо
приходя к объединению беспредельного и предела. Вот это объединение
пифагорейцы и называли числом, используя здесь элементарную диалектику
конечного и бесконечного, сначала, правда, в неосознанном и слишком
непосредственном виде. Осознанность не замедлила появиться, и таким образом
учение о синтезе беспредельного и предела очень рано стало отличаться всеми
чертами отвлеченной диалектики. Однако в чистом, абстрактно-логическом виде
ее не было не только у Филолая, но даже и у Платона. Сознание этих
мыслителей всегда оставалось до некоторой степени мифологическим, и поэтому
историк эстетики не должен быть здесь во власти абстрактно-диалектических
иллюзий позднейшего времени.
пифагорейцы тем самым создали учение о созидательной и творчески
направляющей сущности числа. Пифагорейцы "математические элементы стали
считать элементами всего существующего" (58 В 4), "уподобляя все вещи
числам" (там же, В 2). "Дело в том, что число владеет [всеми] прочими
[вещами] и существует [разумное] отношение у всех чисел друг к другу" (Там
же). Числа у пифагорейцев являются элементами самих вещей гораздо в большей
степени, чем огонь, земля, вода (В 4). Пифагор признает "началами числа и
заключающиеся в них соразмерности, которые он называет также гармониями" (В
15). Из этих последних строится не только симметрия в музыке (47 А 17), но
"число есть господствующая, сама собой происшедшая связь вечного постоянства
находящихся в мире [вещей]" (44 В 23), так что "бог есть неизреченное число"
(46, 4) "живородное и душеродное" (3 В 26). В числе нуждается человеческая
жизнь (23 В 56), а также солнце, луна и каждое живое существо (58 В 27).
числа, в силу рассмотрения всего существующего с позиций наглядного
представления, получили у пифагорейцев фигурное строение. Пифагореец Эврит,
рассматривая всякую вещь как число, изображал ее в виде камешков,
определенным образом расположенных. Так, он изображал человека, любое живое
существо, растение и пр. "Он уподоблял счетным камешкам [формы] животных и
растений, подобно тем, кто сводит числа к фигурам треугольной и
четырехугольной" (45, 3; тут же - важные пояснения Александра
Афродисийского). Здесь же надо вспомнить и о том значении, которое
пифагорейцы придавали триаде, содержавшей в себе начало, середину и конец
(58 В 17). Числа у пифагорейцев не только глубже самих вещей, но и в самих
вещах они глубже их непосредственно данной качественности и являются
принципом их фигурного строения. Поэтому-то число у них есть "самое мудрое"
(58 С 4). Пифагорейский центральный огонь, оживляющий собою весь космос и
сохраняющий его в цельном и неразрушимом виде, тоже продиктован
структурно-числовыми интуициями (58 В 37). Само собой разумеется, что числа
у пифагорейцев имеют не только онтологическое, но и гносеологическое
значение, которое очень трудно отделить от их эстетики.