какой-то чистой функции лингвистического порядка. Но это не так. философская
проблема заключается не в этом. И не это философы называют мыслью. Как раз в
этой, чисто идеальной мыслимости (как и психологически представляемой
ментальноcти) все философские определения, которые я приводил, вращая их
вокруг понятия бытия, не применимы. Ибо мысль есть акт, а не (психический
или идеальный) факт.
большей мысли". Поэтому в порядке предупреждения или разъяснения я хочу
напомнить следующее.
которого я поставил и себя), то становится ясно, что "сомнением" он пытается
прежде всего устранить из мысли всякий механический элемент, в том числе
какую-либо машинность логико-языковых правил и доказательств. Я уже говорил
о живом, которое на волне своей интенсивности несет понимание. Или рацио,
структуру умопостижения, "пропорцию пропорций". Это, говорил я, рацио между
тем (высказываемым), что предметно предикативно и может быть наглядно
представлено, и несказуемым, что не поддается никакому наглядному
представлению и предикации. Это именно живое, индивидуальное, уникальное,
единственное. Фактически то, как построено у Декарта сомнение, и делает
ясным уже не подлежащее сомнению, во что оно упирается (и, собственно, для
этого и осуществляется) - в волю (не в психологическом смысле). Это и
открывает ворота или дверь измерению жизни. Измерению живого "могу". Что
незаместимо.
источнике всего и есть открытие зазора для несомненного и незаместимого
существования себя в мысли - участника метафизического апостериори. Открытие
умопостигаемого места в мире для себя, со своей мыслью, чувством, желанием.
Я существую в мысли, а не она во мне. Причем заново и целиком, in actu.
просто чистая форма актуальности всякого состояния. Вот "когда" и "насколько
долго мы это делаем и мыслим", - тогда определено бытие. В момент, когда мы
думаем, т.е. сопряжены с формой этого думания как такового, существует то-то
и то-то, неизбежно и неминуемо. Ибо форма и дает существование. Эта чистая
форма актуальности целого - in actu - и есть трансценденталии, о которых я
говорил, когда говорил, как вводится абстракция трансцендентального объекта.
сомнением мы, во-первых, читаем в себе, и только в себе. (В том числе и
книги, которые рождаются не из книг. Уже на уровне символических черт
биографии Декарта этот глубокий метафизический тезис проявлялся в такой,
например, известной детали, как презрение его к книгам. Он любил
подчеркивать отсутствие у себя книжной наркомании, как не любил и
чернильного опьянения, т.е. не страдал графоманией. Хотя речь, конечно, идет
при этом не о книгоненавистничестве, а о том, что не книги рождают книги,
что читаются они только тогда, когда есть что вспомнить или узнать из себя.)
А во-вторых, читая в себе, и только в себе, мы заново воссоздаем идеи,
"вспоминаем". Истинны, по Декарту, только те идеи, которые воссозданы или
рождены заново. В этом смысле сомнение есть созидание заново, без него нет
истины, ибо нет (не "доказано") существования очевидного (в отличие от слов
и обозначений, которые мы можем в точной и строгой последовательности
мыслить). И это относится даже к мыслям о Боге, о бесконечности. Если мир
испытан в рождении (а он испытан, когда сомнение проделано) и если Бог
испытан в сомнении (например, доказано, что он не может обманывать), лишь
тогда мысли являются мыслями о чем-то существующем необходимыми. Свободными,
но необходимыми. Не предопределенными, но необходимыми. Новыми, но
неизбежными. Все эти странные исключающие друг друга вещи приходится держать
вместе в философском парадоксе.
живого состояния мысль переплетена с бытием, постольку она неопределима
обычным образом. Не может быть дана или получена определением. Она есть
нечто, природа чего не может быть сообщена определением или через
определение усвоена. Когда мысль есть, то мы "находимся" внутри индивида,
полнота которого исключает возможность увидеть его со стороны, через
какое-то сравнение или подведение под что-то более общее и т.д. Мысль,
повторяю, не есть чистое ментальное состояние, здесь что-то другое. Она есть
то, что мы естественно мыслим. Следовательно, чтобы знать, что такое мысль и
сомнение, нужно самому сомневаться и мыслить. Поэтому я и говорю вслед за
Декартом о "живом", невербальном, внутри и в момент акта существующем.
существования знания, не являющийся элементом его содержания. Если мы
вдумаемся в интуицию "понимания", то нам станет ясно, что хотя это и
примитивное, но исчерпывающее определение того, что мы имеем в виду, когда
говорим: "я понимаю" или "нужно понимать, а не просто уметь правильно
говорить".
бытием, - это живое знание, деятельная мысль. И она же - познавательное
событие, событие-поступок. Можно грубо назвать это существовательной
стороной содержания мысли, исчерпываемого неделимым, единичным актом,
действующим только своим "есть", живым присутствием, "наличностью" (или
столь же действенным отсутствием). Это бытийствующее сознание, свернувшаяся
бесконечность, которая, подобно неразличимой точке, сверкает нам в глаза,
как "черное солнце". Живая точка соприкасания бытия и сознания,
онтологической укорененности последнего в первом, поддающаяся лишь
символическому постижению и описанию, которое и есть символ-вещь. Не
случайно у меня "я" и Бог оказались в одном ранге символичности. Прямо-таки
"третья субстанция" - это "я-когито"! Вот к чему привела нас попытка
размышлять о сомнении.
"упечатленной" или "упечатлившейся" душе. Я сказал, что познавать можно
только то, что есть в душе. Даже из книги - готовое, казалось бы, знание -
можно усвоить, если в тебе уже есть то, с чем можно его соразмерить, что
можно вспомнить и узнать (на ум сразу приходит замечательное выражение
Мандельштама: "выпуклая радость узнавания").
("гипераспист" - греческое слово, означающее "солдат резерва", вступающий в
бой в самый последний момент или прикрывающий других), Декарт проводит такую
мысль. Он различает суждения и перцепции. Но это совсем не то различение,
которое проводится обычно в том смысле, что, мол, в ощущениях и перцепциях
как таковых, самих по себе, нет в принципе ошибок или заблуждений, а
появляются они на уровне нашего суждения, когда мы судим и оцениваем
показания чувств. Что чувства нас якобы не обманывают, а обманывают
суждения, оценки.
проблему в том, насколько и как людям удается судить о том, что есть уже в
их перцепциях, в "упечатленной душе" (ох уж это словечко "есть"!).
воспринято. Что мы не можем познавать произвольно (т.е. произвольно
увеличивать свое знание, не можем познать больше, чем можем), поскольку не в
полном виде эксплицируем, выявляем это воспринятое нашими ограниченными
(конечными) средствами в каждый данный момент. Ну посудите сами (это
подтвердит вам и физик): в любом квадратном сантиметре освещенной солнцем
поверхности дана вся информация, которую человек в принципе может извлечь
через этот источник информации, т.е. благодаря свету. Современная голография
это ясно показывает. Но тем не менее мы никогда не извлекаем всего.
Познается только предел. Только "полученная" преобразованием души
экспериментальная гипотеза, данные которой - феноменальная материя. И чтобы
понять, что и как мы извлекаем, нам и приходится принять постулат: то, что
есть на самом деле, всегда воспринято. Следовательно, наше суждение или то,
что мы можем извлечь, отличается от перцепции. То, что есть на самом деле,
скажем, какая-то скрытая сущность, согласно Декарту, не есть нечто, что
нужно еще воспринять. Обратите внимание на этот ход мысли. Вот какая-то
сущность, и мы, предполагая, что случилось какое-то восприятие, чтобы
понять, что оно значит, или сформулировать относительно него какой-то закон,
считаем, что нам нужно еще что-то воспринять. Нет, говорит Декарт, все
воспринято, и сущность вещи или предмета не есть что-то еще, где-то лежащее
и требующее, чтобы мы это восприняли. Здесь опять, на другом уровне, та же
сложная работа сложной философской машины, совершенно однообразная, но
трудно уловимая, проявляющая себя подобно тому, как на поверхности тела,
пропитанного водой, вода проступает изнутри в любых его точках, потому что
она пронизывает все тело. И это не нужно "еще воспринимать".
что, по сути дела, то, что называется Богом, находится в составе ткани
нашего опыта. Наш опыт складывается и устроен так, что сказать, будто
отдельно от него существует еще предмет, называемый Богом, нельзя, просто по
закону того, как строится наша терминология. К Богу неприменимо понятие
существования, ибо в строгом смысле только Он и существует; сказав это, мы
ничего не добавляем. Мы не можем утверждать такой предмет, потому что мы уже
имплицировали то, что называем Богом, в составе и структуре нашего опыта,
который построен так, как построен, и связали с тем, что только внутреннее.
Бог там, где действующий из "внутреннего" человек.
перцепциями и суждениями. Если у нас есть перцепция, то нет ничего, что еще
надо было бы воспринять. Короче говоря, мы не можем удваивать мир. Вспомним
рассуждение Декарта в "Правилах для руководства ума". Как раз в этой его
ранней работе, в которой он построил себя на кончике пера, текст его уже
больше не интересовал, он не стал ни заканчивать, ни издавать его. Медитация
была проделана, а остальное его не интересовало. Ему не нужно было сдавать
годовой отчет, выполнять план или иметь в своем послужном списке еще одну
монографию. Так вот, в этой работе он говорит следующее. Как вы помните, его
мысль избегает почвы дискуссии, заданной без его ведома, независимо от его
усилия. Принцип копило, который он практиковал, запрещал это. Его битва
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Майер Стефани
Муркок Майкл
Орловский Гай Юлий
Флинт Эрик