внешнее, вовсе не означает то, что извне представляется человеку. По одной
простой причине: "вовне представляющееся нам нечто" есть в действительности,
по Канту, лишь термин удваивающего языка, натуральной иллюзии. Мы внутри
нашей чувственности, как в тюрьме. Если она не расширилась, если в ней нет
вечного и неизменного, то есть форм созерцания, лишь о которых мы можем
сказать "было - не было". А то, что было, нельзя отменить, бывшее в этом
смысле вечно. То есть, повторяю, у Канта вечное и неизменное суть
онтологически термины, метафизические термины, так как метафизика говорит,
что бывшее нельзя отменить или изменить, сделать небывшим. Но о чем мы можем
сказать, что это бывшее, в том смысле, что его нельзя сделать небывшим? Об
ощущении мы не можем этого сказать. Ощущение для Канта есть такой предмет, о
котором говорить нельзя - ничего толкового, путного об ощущениях мы вообще
сказать не можем. А вот на уровне форм, называемых чистыми, мы можем уже
что-то говорить.
(это термин языка иллюзии), не есть тем самым все то, что воспринимается.
Говоря о чем-то как о воспринимаемом, мы лишь удваиваем наше сидение внутри
ощущения, или чувствующего состояния материн, мы ничего не добавляем к
содержанию и никак не фиксируем его как определенное. Следовательно, внешнее
есть не то, что представляется человеку, но лишь то, во что удалось
включиться и внешне развернуть своими понимательными субститутами материи
(или своей понимательной материей). Здесь, конечно, нам нужно отделаться от
обыденных смыслов и ассоциаций в слове "явление". Нам нужно четко понимать,
что в смысле явления опытного познавания термин "явление" у Канта есть
специально определяемый термин. Внешнее созерцание не есть созерцание
чего-то извне приходящего (хотя здесь есть перекрещивание с обыденным
смыслом), а есть на нас артикулированность и развернутость внешнего предмета
во внешнем ему пространстве наблюдения. Такой предмет, о котором мы можем
судить физически, должен быть развернут по отношению к самому себе, как бы
вывернут и полностью своим содержанием артикулирован во внешнем для него
пространстве наблюдения - нашего наблюдения. Кант говорит странную фразу:
вещи вообще были бы нам недоступны, если у них было бы свое пространство и
время (свое, а не наше). Мы, конечно, понимаем это прежде всего обыденно, не
в том смысле, в каком сказал философ. Мы понимаем это так: есть реальные
вещи вне пространства и времени, пространство и время суть иллюзии,
галлюцинации нашего мозга, почему-то присущие ему рамки, которые
накладываются на предметы, сами не находящиеся в пространстве и во времени.
Кант же имеет в виду совсем другое: если бы у предметов было свое время,
если бы они экранировали себя от нас своим временным расположением, то есть
если бы у них было еще то, на чем они нас как наблюдающих разворачивали бы,
задавали бы, включаясь на своих понимательных субститутах материи, на
единичностях, - то мы их никогда бы не видели, мы никогда не могли бы о них
судить, никогда не могли бы их понять и проникнуть в их законы и связи. Тем
самым вещи двигались бы в своем пространстве и времени, а не в пространстве
и времени нашего наблюдения, где мы собой развернули предметы (а они должны
быть вывернуты полностью по отношению к себе, то есть их содержание должно
быть полностью представлено вне их самих), что является условием того, что
такие предметы могут быть предметами научных, контролируемых объективных
утверждений.
постулат дискретности, или конечности, лежащий в основе всего здания
трансцендентальной философии. А именно: если мы включились так, что
представили на себе, развернули предметы, расположив в своих собственных
понимательных субститутах материи, то все связано в феномене осознавания,
сознание целиком уже здесь. Все пространство трансцендентального сознания
представлено полностью, и его меньше не может быть. Иначе "предметы низа",
имеющие свое пространство, были бы нашей тенью. Если бы в предмете было
что-то, помимо его вывернутости по отношению к самому себе, если бы мы
предполагали в нем какое-то внутреннее состояние, а оно могло бы себя
экранировать по отношению к нашему наблюдению и располагать себя совершенно
вбок от него, не в пространстве нашего наблюдения - то мы начали бы себя
удваивать. Если бы мы предположили, что у предмета есть свое время или свое
пространство, то мы должны были бы предположить и все сознание, весь
трансцендентальный объем сознания целиком бы присутствовал. Тем самым мы
гляделись бы в вещь, как в магический кристалл, в котором виден образ самих
себя, глядящих в кристалл. И там было бы существо, видящее себя глядящим в
кристалл, и так далее. А операция трансцендентального анализа у Канта есть
операция обрубания этого бесконечного удвоения образа самих себя в
предметах. Иначе не только предмет был бы для нас непроницаемым, но еще мы
бесконечно размножали бы себя в образе предмета. Учение Канта о пространстве
и времени есть обрубание и запрет на это бесконечное размножение образа
самих себя.
следующим образом: пространственность предмета есть выражение его свойств,
действий, частей - непосредственно различительным расположением их в
пространстве моего опыта. Кант фактически говорит, что пространство для
мысли есть условие возможности физического пространства. Он формулирует это
так: "пространство в мыслях делает возможным физическое пространство[E43]",
то есть оно есть условие того, что потом о чем-то мы можем говорить как о
физическом пространстве, или пространстве вообще. Есть пространство как
форма созерцания, а есть пространство вообще - две разные вещи, для нас
часто слитые. Мы не обращаем внимания на то, что Кант не случайно в одном
случае говорит "пространство как форма созерцания", а в другом "пространство
вообще". Мы считаем это необязательным словесным оборотом, но у Канта это
термин. Есть два смысла слова "пространство": пространство вообще - термин,
относящийся к пространству, в котором протекают физические процессы, то есть
физическое пространство. Оно появляется у Канта лишь после того, как введены
физические силы и законы. Тогда появляется пространство в смысле
объективного пространства и времени, в котором протекают процессы. Но
условием этого пространства, физического пространства, является пространство
в мыслях. Теперь мы понимаем, что то, что Кант называет формой созерцания,
или представлением пространства и времени, не суть понятия о пространстве и
времени, не суть также и некоторые смутные предпонятийные ощущения
пространства и времени, но есть пространство и время активности,
пространство и время мысли. Не мысль о чем-то, а пространство и время мысли.
уровне непосредственных единичностей, которые не имеют за собой референта.
Они ничего в мире не обозначают. Пространство и время есть наши
пространственность и временность в мире, присутствие в мире в качестве
понимательной материи этого мира. Они суть пространство и время активности,
которую мы сознаем. И в этом смысле пространство и время есть физика, или
своего рода формальная физика - это буквальные слова Канта. Он говорит о
том, что философия, конечно, не содержит теорию движения, но она берет
движение со стороны сознания движения. И в этом смысле учение Канта о
пространстве и времени есть учение о некоторой формальной физике как основе
и условии всего здания физического знания, в котором будут содержаться
термины, указывающие на законы, на физическое пространство и время и так
далее. В пространстве опыта предмет внешен самому себе, а для меня
интуитивен, поэтому Кант называет пространство и время интуициями.
Интуитивен, то есть непосредственно различителен. Иными словами, я там, а не
он во мне. Пространство и время не есть галлюцинации в сознании, не есть
какие-то прирожденные рамки нашего сознания, но наше там присутствие.
Пространство и время суть термины нашего там в мире присутствия.
представления, состав которого различим непосредственно и в то же время
охватывает все то, что может быть в принципе получено извне. Тем самым как
бы уже внизу этого дискретного многообразия, состав которого различим и дан
непосредственно, содержится охват на все пространство и время, на все целое,
то есть на абсолютное пространство и время, в эфире которого купаются
(эфиром которого омыты) все предметы, о которых вообще можно высказываться в
терминах физических законов. Значит, пространство внизу является основой той
всеобщности, которую мы получаем наверху, приводя в движение рассудок и
разум. И мы не можем избежать того заключения, что пространство, о котором
говорит Кант, есть пространство наблюдателя, данное в форме двух
единичностей - единичности формы созерцания, которая есть дискретное
многообразие, и какой-то второй единичности, которая непрерывна,
представляет собой некоторый континуум сверхэмпирического непрерывного
сознания, омывающего весь мир и содержащего его в себе, как если бы
абсолютное пространство было некоторым вместилищем, тем, внутри чего
помещался бы мир. Тем самым, начав движение дискретно внизу ленты Мёбиуса,
мы можем плавным образом перейти к непрерывности, континуальности.
Всеобщность и необходимость суждений, высказываний, движение которых
описывается движением точки на поверхности Мёбиуса, являются континуальным,
а не локальным свойством отдельных представлений, или продуктом обобщения
наблюдений.
что вне нас (а вне нас могут быть миллионы существ, которые экранируют себя
по отношению к нам), зная о том, что у вас есть экранирование, в том числе
меня, вашим пространством, что есть прорастания внутреннего мира, я, по
Канту, не могу сказать, что я вас воспринимаю как внешние явления. Если бы я
мог включиться в вас и представить вас расположением своих понимательных
субститутов материи, непосредственно различительной, - тогда я бы мог
говорить о том, что я вас воспринимаю как внешние явления, но тогда я уже не
мог бы ничего говорить о вашей душе. Как говорит Кант - гениальная фраза, -
в строгом смысле слова мы вовне вообще не встречаемся с одухотворенными, или
одушевленными, существами. Если я вас воспринимаю как внешнее явление, то
никакого отношения к душе, к одушевленности вы не имеете, а если я
предполагаю в вас одушевленность, то, во-первых, не на основании
эмпирического опыта, а на каких-то других основаниях, и, во-вторых, я не
могу построить никаких объективных утверждений о вас. Я не могу протянуть
Флинт Эрик
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Перумов Ник
Посняков Андрей
Контровский Владимир