возродиться, или, как писал Декарт, - "родиться второй раз". А это связано,
конечно, с некоторым фундаментально дискретным устройством нашей
сознательной жизни. Акты сознания в том разрезе, о котором я говорю, явно
дискретны. Дискретен, например, опыт религиозного переживания. Если помните,
Христос в Евангелии от Иоанна говорит: вот сейчас я есть перед вами и
исчезну, потом снова появлюсь и снова исчезну. То есть перед нами как бы
серия дискретных вспышек, дискретных мигов.
бы с неуважением к мыслительной способности людей, мысли, опекающие их,
мысли, являющиеся мыслями других, неспособных на мысль. Примеров таких
немыслимых мыслей немало в нашем лексиконе. Скажем, когда современная пресса
пытается понять, что с нами происходит, обсуждая проблемы нэпа,
коллективизации, индивидуального и общественного труда, какое между ними
соотношение и т.д., то в этих терминах и с их помощью едва ли что-то можно
понять. Здесь заведомо не может состояться акт мысли, удовлетворяющей своим
собственным критериям или совершенной по своим собственным законам. Пытаясь
ее выполнить, я просто распадаюсь как мыслящее существо и могу показать,
опираясь на уже сказанное, что тот, кто пытается эти проблемы помыслить,
распадается сам. - А как вы понимаете различие события философской мысли и
события художественного образа? - Различие, конечно, есть. Но я не могу его
провести. По какой причине? То, что я говорил о философии, фактически
означало следующее. Я полагаю, что наша сознательная жизнь устроена таким
образом, что все, что осуществляется посредством актов сознания или является
проявлением жизни сознания, будь то мастерское создание ремесленного шедевра
(скажем, стула) или поэмы или поступок нравственный и т.д., - все это
некоторая последовательность шагов. И вместе с тем во всем этом есть нечто,
еще один ход, который, не являясь ни одним из них, как бы заполняет
интервалы между ними. Этот элемент нашей сознательной жизни, жизни нашего
сознания, и имеет отношение к философской мысли, его и можно эксплицировать
с помощью того, что оказывается затем философским понятием. То есть это не
само художественное произведение или художественное творчество; философия не
сводится к ним, хотя и является их опосредующим элементом. Но это и не
философия понятий или учений, а философия, которую я назвал бы реальной.
Следовательно, есть некая реальная философия как элемент устройства нашего
сознания, и есть философия понятий и учений, предметом которой является
экспликация реальной философии. Предметом философии является философия же,
как это ни покажется, возможно, парадоксальным. Но этот элемент,
эквивалентный философскому доказательству, - я мыслю, я существую, -
выполняется и при создании художественного образа. Помните, как Пруст
определял поэзию? Поэзия есть чувство собственного существования. Это
философский акт. Но он философский, когда осуществлен с применением
философских понятий. Тогда это философия, а не поэзия, конечно. Поэтому я и
говорю, что отличить их очень трудно, если анализ осуществляется на уровне
события, как вы сказали.
такое сопоставление? - Я склонен сказать, да; есть такая соотнесенность
философии и стиля жизни. Эта соотнесенность сама есть реальность. Но в то же
время хотел бы предупредить об искушении жить только философией.
Эмпирическая жизнь в смысле своего внутреннего дыхания может совпадать с
философской жизнью, но внешне может и отличаться. Иногда человек носит,
например, маску почтенного гражданина, считая (и считая справедливо), что
формальное выполнение ритуала гражданской жизни делает возможным его мирное
сосуществование с другими людьми. Только такая "скованность" формой и
является условием раскованности в творчестве и в мысли, поскольку при этом
не уходит энергия на то, чтобы заниматься сведением счетов, борьбой,
участием в склоках. Здесь ведь тоже имеются свои призраки, свои иллюзии,
которые мы воспринимаем как серьезные проблемы на уровне вкусовой интуиции,
на уровне музыкального слуха: что-то скрипит, а что-то делается со скрипом.
Американцы говорят: "Легко это сделать можно, а если напрячься - нельзя".
Так вот, эмпирически, поверхностно жизнь может совпадать с тем, что является
философией; лучше философствовать, не нося колпак философа в жизни, а нося
просто шляпу или кепку. Такую же, какую носят другие. Колпак может быть
весьма тяжелым одеянием. - Так все-таки какой путь ведет к овладению
философией? - В философии в качестве предмета изучения существуют только
оригинальные тексты. Немыслим учебник философии, немыслим и учебник по
истории философии; они немыслимы как предметы, посредством которых мы
изучили бы философию. Трактат по истории философии возможен лишь как
некоторая реконструкция какой-то совокупности реальных философских событий.
Орудием научения может явиться оригинал в руках читателя, который читает.
Соприкосновение с оригиналом есть единственная философская учеба. Ведь если
философ идет нам навстречу, то и мы должны идти к философу; мы можем
встретиться только в точке обоюдного движения. А если я не пошел, сижу,
схватившись за голову, над текстом, ничего не получится. Только придя в
движение и пройдя свою половину пути, мы получаем шанс встретиться с
философией - в смысле возможности научиться тому, что умели другие, а я нет,
но что я тоже пережил, хотя и не знал, что это так называется, и, более
того, не знал, что об этом так можно говорить. - А как дальше это может быть
продолжено? - Так же, как переживание радости, скажем, от цветка
продолжается посредством его художественного изображения. В этом смысле
натюрморт ведь есть тоже продолжение средствами натюрморта нашей возможности
переживать цветок. Но здесь важно отдавать себе отчет в существовании
культурных эквивалентов или копий философских актов. Есть Кант
действительный, а есть культурный эквивалент того, что было сделано Кантом и
стало циркулировать под его именем. Есть Декарт, выполнивший акт
философствования, и есть образ Декарта, существующий в культуре. Или, иначе
говоря, есть символы, и они хороши тем, что многозначны. То, что происходит
в культуре и в наших головах, есть способ существования этих символов. Не
наша их интерпретация, а то, как эти вечные события или вечные акты
существуют. И один из таких символов - символ распятия Христа. О чем он
говорит? Христос распят на образе самого себя, на образе ожиданий,
адресованных ему его собственным народом. Среди многих значений креста есть
и это значение - распятости на собственном образе.
можем только в том случае, если будем относиться к ним на уровне совершаемых
актов философствования, а не эквивалентов, на уровне актов, соотносимых с
жизненным смыслом философских понятий, даже самых отвлеченных. Если мы будем
относиться к ним поверх и помимо их культурно-исторических смыслов, то нам и
откроется заключенное в них содержание. Но если это так, то оправданна ли
принятая практика преподавания философии? Не порочна ли она? Я уверен, что
те, кто вводил преподавание философии на нефилософских факультетах,
преследовали решение совершенно иной задачи, чем та, что диктуется самой
философией. Они просто стремились создать охваченную единой дисциплиной (но
не в научном смысле дисциплиной) некоторую совокупность мыслей и убеждений у
части членов общества. И люди знали, что они преподают вовсе не философию;
их задача была другой - создать некоторое единомыслие. Отсюда, по этой
схеме, выросла внешняя структура преподавания философии в высшей школе. Была
выстроена концепция философии, которая с природой философии не считалась. И
на основе этой концепции, повторяю, появилась структура образования. Когда
же начали считаться с реальностью, то оказалось, что концепция не
выдерживает критики, что заложенные в нее принципы уже не срабатывают. Жизнь
ушла вперед, но структура осталась. И что же? Например, мне нужно рассказать
о Платоне. Но о Платоне нельзя рассказывать в рамках сохранившейся системы
образования. О Платоне нельзя рассказать, следя за посещаемостью занятий,
проставляя оценки и т.п. Все это выглядит крайне нелогично. - Но все-таки
курс философии преследовал и цель создания предпосылок для формирования
мышления. - Нет, не мышления, а единообразной системы представления, которую
можно было бы представить как мышление... - Сегодня у нас хуже всего,
пожалуй, с грамотным мышлением, которое практически во многих областях жизни
действительно отсутствует. Например, это касается политического мышления,
политической культуры мысли. Тот вид мышления, который мы называем таковым,
- это мышление репродуктивное, клишированное, связанное с воспроизводством
одного и того же. И все-таки, каким путем можно повлиять на становление
подлинно человеческого мышления, сознания, мировоззрения?.. - Вузам
необходимы условия академических свобод. Университетам нужна автономия.
Сегодня главное - создать почву, которая может породить нужные нам формы и
т.д. Без этого нельзя ничего добиться. Нужно, чтобы в течение какого-то
времени это закрепилось, была академическая свобода. Она должна войти в
плоть и кровь университетов, решающих задачу просвещения и образования в
современном смысле этого слова. Иного выхода нет. Нужно просвещенное
общество. Ведь что такое социализм? Это общество просвещенных кооператоров.
А кто кооперируется? Не крепостные же. Кооператоры, по определению, -
независимые производители. - В условиях ограниченных возможностей и культура
как целостное образование не может воспроизводиться. В силу ограничения
числа свобод - воспользуюсь понятием механики - культура вырождается. -
Потому что культура изначально является как бы бесцельным движением,
результат которого никто не может предсказать. Это движение, которое лишь в
движении само себя узнает и познает, к чему шло. Только тогда оно является
информативным, если под информацией понимать, конечно, некий порядок, в
отличие от хаоса. Тогда есть рост культуры. Словом, когда трата является
причиной и желанием тратить, т.е. духовным семенем, тогда удовлетворение
желания не исчерпывает желания, а поддерживает и увеличивает его. А иначе
все начинает уходить в энтропию, хаос.
работают - в условиях свободного пространства - так, что люди способны
узнавать себя, а не повторять, как роботы, одно и то же. - То есть
автономия, в том числе и университетов, в принципе означает появление того
свободного пространства, пространства гражданского общества, где ты просто
обязан выполнять свой гражданский долг, участвуя в дискуссиях, спорах,
выражая тем самым свою позицию по волнующим всех вопросам. - Да, и тогда
накатывается тот снежный ком, из которого потом можно лепить снежную бабу.
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Майер Стефани
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия