первичной философской ситуации - в ситуации удивлением проникнутого желания
понять в общем-то совершенную случайность, безосновность и условность того,
что в мире есть хоть какой-то порядок: иногда есть знание, иногда - красота,
иногда - справедливость, иногда - добро, иногда - понимание и т.д. То есть я
хочу сказать, что человек как философ удивляется не беспорядку, не хаосу -
это не предмет философского удивления, а именно тому, что что-то все-таки
есть, и спрашивает, как же это есть, если это невозможно? Это "что-то" или
тенденция к воспроизводству в мире и в человеке совершенно ни на чем не
основанных упорядоченностей, имеющая культурные последствия, является
определяющей. Я подчеркиваю: упорядоченностей, которые ни на чем не основаны
и ничем не гарантированы в том смысле, что их дление и пребывание требуют
еще чего-то дополнительного, что они держатся не на природных, само собой
реализующихся, основаниях или непрерывно действующих связях причин и
следствий, а должны заново все время кем-то совершаться (что вполне
подтверждает нашу нормальную интуицию относительно того, что все познание -
в настоящем).
этот пример не имеет отношения к науке. Но вспомним, что мы рассматриваем
науку не как уникальное образование. Это хорошо понимали древние. Не
случайно они в одном шаге философского рассуждения соединяли истину, добро и
красоту. Поэтому это не было соединением дисциплин - эстетики, этики и
онтологии, а было выражением самой природы вот такого удивительного способа
бытия всего того, с чем человек имеет дело и в чем сбывается и исполняется,
когда бытие есть в той мере, в какой есть его понимание в самом бытии, есть
усилие по его поддержанию и воспроизводству.
делать специально и все время заново, оно, даже сделанное, само не
пребывает, не существует. Этот вывод, как мне представляется, в равной мере
относится и к данному нами определению науки. Т.е., с одной стороны, к науке
как познанию (этой мерцающей, пульсирующей точке, связанной с возможным
человеком и требующей постоянного, специального усилия), а с другой стороны,
к науке как собственно культуре (в смысле человекообразующего действия
упорядочивающих жизненный хаос структур).
культуры, как, впрочем, и проблемы добра и зла, состоит именно в том, что
одно из понятий этих пар очень трудно ухватить онтологически. Ведь для нас,
например, добро обязательно фигурирует в какой-то норме. Есть норма добра,
по сравнению с которой оценивается зло. Но эту норму, хотя она всякий раз
существует, философ в ходе анализа вынужден как бы игнорировать, поскольку
он пытается выявить условия всякой морали, всяких конкретных актов добра,
как и всякой истины вне каких бы то ни было норм.
также своего рода условие наличия всяких культурных структур, не являющаяся
вместе с тем сама ни одной из них. Существует норма античной науки, науки
XVII в., XIX в., и т.д., локализованная в определенной культуре такого-то
времени. Однако условия ее существования (которые сами не есть никакая из
этих норм) не локализуемы - они входят в само определение содержания
научного феномена, т.е. познания.
функцию науки невозможно понять, не понимая скрытых условий всего этого.
Иначе мы попадаем в неразрешимое противоречие, которое будет просто не в
ладу с нашей нормальной интуицией. А интуиция нам говорит, что научное
понимание чего бы то ни было не может зависеть от случайности того, что
мысль думается и производится кем-то в такой-то культуре или в таком-то
обществе.
философских текстов), 1988, № 1; Межуев В.М. Беды и надежды нашей философии,
1988, № 2 и др.
описание в художественном произведении человека, предмета как явления, как
бы впервые увиденного, а потому приобретающего новые признаки.
of Quantum Physics". Ed. by P.C.Davies and J.R.Brown. Cambridge, 1986, См.:
Кобзарев И.Ю. Мистерии квантовой механики, "Природа", 1988, № 1.
квантовой механике и по антропному признаку в космологии, которые показали
фундаментальную включенность сознания в процессы познания физической
реальности.
Европы в трех томах. Т. 2. М., 1979, с. 221.
с. 73.
них независимо от человека, в силу объективных свойств самих предметов
человеческой практики. Человек мог получить теплоту посредством трения и
впервые осознать необходимость их следования друг за другом на основе своих
вещественных действий (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 20, с. 539), но
сама теплота следует из трения, раз оно уже произведено, независимо от
человека.
независимо от его эмпирической определенности, независимо от того, какое
именно эмпирическое содержание, например, составлено из частей и какие
именно эмпирические предметы являются его частями.
"координацию" или как связь "часть - целое", хотя последнее не совсем точно:
речь идет не о связи части с целым как особым предметом, а о связи частей,
то есть о связи предметов, являющихся, в свою очередь, единым предметом. Под
"цепым" здесь фактически имеются в виду свойства связи предметов, отличные
от свойств элементов связи.
к органическому целому. Он считал, ито диалектический метод в "каждом своем
движении в одно и то же время аналитичен и синтетичен" (Соч., т. 1, с. 342).
определений" (сведение различных явлений к их абстрактному единству)
относится к нашей проблеме анализа и синтеза.
в объективном результате, а в позиции сознания" ("Philosophie", Bd. I, S.
264).
людьми (1) независимо от действительного осуществления личных контактов и
общения, непосредственной совместимости в труде; (2) независимо от усилий и
умственных затрат, которые требовались, чтобы первоначально произвести его
(он является поэтому всеобщим и непропорционально легко осваиваемым
достоянием, подобным даровой производительной силе природы); (3) как
соединенная сила кооперации людей, как новая умноженная производительная
сила, рождаемая самим этим обменом деятельностью и превосходящая возможности
чисто индивидуальных усилий или простой их суммы. "Всеобщим трудом, - писал
Маркс, - является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение.
Он обусловлен частью кооперацией современников, частью использованием труда
предшественников" ("Капитал". - К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, с. 116).
Всеобщность труда является здесь и всеобщностью кооперации в труде, в том
числе и исторической, поскольку она осуществляется по содержанию.
которые, возникнув в личной жизни, существуют в качестве обращения к
единичным" ("Philosophie", Bd. I, S. XXV) и являются "убедительными и
достоверными лишь силой личностного облика своей мыслимости" ("Die grossen
Philosophen", S. 62).
характеризуется фактически следующими основными чертами: 1) передачей
субъективного умения помимо содержания продукта деятельности; 2)
"руководством" (F(hrung) великих деятелей; 3) выражением всей теории в целом
со всеми ее вопросами и разделами в каждом отдельном мыслителе, в отличие от
частного характера любого труда в кооперации. А это - несомненные черты
цехового ремесла. Интересно отметить, что в ремесле, в "учительстве", его
секретах, передаваемых от лица к лицу, прошлое всегда выступает как
недосягаемый образец взор устремлен назад (отсюда у Ясперса сведение задачи
философской работы к истории философии: "Нам далеко, конечно, до
Платона..."). Точно так же именно бессвязность и разорванность отдельных
звеньев духовного производства, стихийное их нагромождение друг рядом с
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Андреев Николай
Сапковский Анджей
Контровский Владимир
Влодавец Леонид