моем несомненном качестве истца и ответчика, судьи и подсудимого, я
присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на
страдание, -- вместе со мною к уничтожению... А так как природу истребить я
не могу, то истребляю себя одного, единственно от скуки сносить тиранию, в
которой нет виноватого". Там же, 1876, октябрь. "Приговор". Достоевскому
казалось, что в переданном отрывке им доказано бессмертие души человеческой
("если убеждение в бессмертии так необходимо для бытия человеческого, то,
стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества, а коли так, то и
самое бессмертие души человеческой существует несомненно", там же, декабрь,
курсив авт.). К счастью, идея бессмертия не относится к числу доказуемых,
т. е. для нас внешних, нами усматриваемых идей; но благодатно она дается
или не дается человеку, как и вера, как и любовь. Нельзя доказать любовь к
ближнему, к ребенку своему или -- основательность своей радости; еще менее
можно, выслушав доказательство, действительно полюбить, начать радоваться.
Доказуемо для человека лишь второстепенное, "прочее", что так или иначе
существует, -- ему безразлично, истина их существования есть для него
предмет любопытства. Что нужно ему, чем жив он -- дано ему с жизнью, как
легкие с дыханием, сердце с кровообращением. Есть люди, предназначенные к
жизни, -- они чувствуют бессмертие души, знают о нем; есть обреченные, без
Бога, без любви -- они темны к нему. И, кажется, между первыми и вторыми
нет общения, и доказательства как средства такого общения -- исключены,
ненужны. "Я жив, бессмертен; ты этого не знаешь о себе? Итак -- умри, мне
остается только похоронить тебя!" 1894