замечательное эхо было заранее расчитанной частью плана художников, которые дали
Тадж-Махалу голос и велели ему вечно повторять Имя Бога.
Я медленно следовал за проводником, а он с поднятым фонарём показывал мне
орнаменты на стенах: фиолетовые, розовые, синие, жёлтые, ярко-красные цветы
смешивались с гирляндами зелёных каменных цветов, одни из которых имели размер
листа, другие были чуть больше; каменные цветы казались живыми и неподвластными
времени; затем следовали стены, целиком покрытые белыми мраморными цветами,
далее - резные двери и окна, все из белого мрамора.
Чем дольше я смотрел и слушал, тем яснее и радостнее понимал я замысел
художников, которые выразили бесконечное богатство, разнообразие и красоту души,
или вечной жизни, по сравнению с мелкой и незначительной земной жизнью.
Мы поднялись на крышу Тадж-Махала, где на углах стояли купола; я посмотрел
оттуда на широкую тёмную Джамну. Справа и слева высились большие мечети из
красного камня с белыми куполами. Затем я подошёл к той стороне, откуда
открывался вид на сад. Внизу всё было спокойно, лишь ветерок шелестел в
деревьях; время от времени откуда-то издалека доносился громкий и мелодичный
крик павлинов.
Всё походило на сон, на ту 'Индию', которую можно увидеть во сне, так что я
ничуть не удивился бы, если бы вдруг обнаружил, что лечу по воздуху над садом к
входной башне, темнеющей в конце кипарисовой аллеи.
Затем мы спустились вниз и обошли вокруг белого здания Тадж-Махала по мраморной
платформе, на углах которой стояли четыре минарета; при свете месяца мы
осмотрели украшения и орнаменты наружных стен.
После этого мы сошли вниз, в белый мраморный склеп. Там, как и наверху, горел
медный светильник. На белых гробницах царицы и падишаха лежали красные цветы.
На следующее утро я поехал в крепость, где до сих пор сохранился дворец
Шах-Джехана и царицы Арджуманд Бану.
Крепость Агры - это целый город. Огромные крепостные башни поднимаются над
воротами. За стенами толщиной в несколько футов - прямо-таки лабиринт внутренних
дворов, казарм, лавок и иных строений. Значительная часть крепости отведена под
нужды современной жизни и представляет особого интереса. Я подошёл к Жемчужной
мечети, которую знал по картине Верещагина. Здесь начинается царство белого
мрамора и синего неба. Только два цвета - белый и синий. Жемчужная мечеть
гораздо больше, чем я её представлял. Крупные, тяжёлые ворота, обшитые медью; за
ними под сверкающим небом ослепительно белый мраморный дворец с фонтаном; далее
- зал для проповедей с чудесными резными арками, орнаментированными золотом; его
окна с мраморными решётчатыми переплётами выходят во внутреннюю часть дворца;
сквозь них жёны падишаха и придворные дамы могли глядеть в мечеть.
Затем идёт дворец. Это не одно здание, а целый ряд мраморных строений и дворов
посреди кирпичных домов и дворов самой крепости.
Трои Акбара, чёрная мраморная плита на одном уровне с более высокими зубцами;
перед ним - 'двор правосудия'. Далее - 'приёмная' Шах-Джехана с новыми резными
арками, похожими на арки Жемчужной мечети, жилые помещения дворца и Жасминовый
павильон.
Дворцовые покои расположены на крепостной стене, откуда видна Джамна. Здесь
множество комнат, не очень больших, если судить по современным стандартам; но их
стены покрыты редкой и прекрасной резьбой. Всё так великолепно сохранилось, как
будто ещё вчера жили сл своими жёнами всё эти падишахи-завоеватели, философы,
поэты, мудрецы, фанатики, безумцы, которые уничтожили одну Индию и создали
другую. Большая часть жилых помещений дворца скрыта под полами мраморных дворов
и проходов, которые тянутся от 'приёмной' до крепостной стены. Комнаты связаны
коридорами, проходами и небольшими двориками с мраморной оградой.
За крепостной стеной находится глубокий внутренний двор, где устраивались
состязания воинов, где дикие звери дрались друг с другом или с людьми. Выше
находится малый двор, окружённый решёткой, откуда дворцовые дамы наблюдали бои
слонов с тиграми или воинские состязания. Сюда же приходили со своими товарами
купцы из дальних стран - арабы, греки, венецианцы, французы. В 'шахматном'
дворе, вымощенном рядами чёрных и белых плит в шахматном порядке, танцовщики и
танцовщицы в особых костюмах изображали шахматные фигуры. Далее комнаты жён
падишаха; в стенах ещё сохранились резные шкафчики для драгоценностей и
небольшие круглые отверствия, ведущие к тайникам, куда могли проникнуть только
маленькие ручки. Ванная, выложенная горным хрусталём, благодаря чему стены,
когда зажигается свет, искрятся мерцающими красками. Небольшие, почти игрушечные
комнатки, похожие на бонбоньерки. Крошечные балконы. Комнаты под полами
внутреннего двора, куда свет попадает лишь сквозь тонкие мраморные плиты, и где
никогда не бывает жарко; наконец, чудо из чудес - Жасминовый павильон, любимое
помещение царицы Мумтаз-и-Махал.
Это круглая башня, окружённая балконом, который висит над крепостной стеной и
Джамной. С балкона внутрь ведут восемь дверей. На стенах Жасминового павильона,
а также на балюстрадах и на колоннах балкона нет буквально ни одного дюйма
пространства, который не был бы покрыт тончайшей, великолепной резьбой.
Орнаменты внутри орнаментов, и в каждом из них ещё один орнамент; почти
ювелирная работа. Таков весь Жасминовый павильон; таковы же небольшой зал с
фонтаном и ряды резных колонн.
Во всём этом нет ничего грандиозного или мистического; но в целом возникает
впечатление необыкновенной интимности. Я ощутил жизнь обитавших здесь людей;
каким-то таинственным образом коснулся её, словно эти люди всё ещё живы, и
уловил проблески самых глубоких и сокровенных аспектов в их жизни. Во дворе
совсем не чувствуется время. Прошлое, связанное с этими мраморными комнатами,
кажется настоящим, настолько оно живо и реально; странно даже подумать, что
всего этого больше нет.
Когда мы покидали дворец, проводник рассказал мне, что под крепостью есть
подземный лабиринт, где, по слухам, хранятся несметные сокровища. Я вспомнил,
что читал раньше об этом. Но вход в подземные коридоры закрыт и скрыт много лет
назад после того, как в них заблудилась и погибла целая группа любопытных
путешественников. Говорят, там водится множество змей, в том числе несколько
гигантских кобр; эти кобры, возможно, жили ещё во времена Шах-Джехана.
Рассказывают, что иногда в лунные ночи они выползают к реке.
Из дворца я снова поехал к Тадж-Махалу, а по пути купил фотографии старых
миниатюр с портретами Шах-Джехана и царицы Арджуманд Бану. Стоит однажды увидеть
эти фотографии, и их лица навсегда останутся в памяти. Голова царицы слегка
наклонена; тонкой рукой она держит розу. Портрет сильно стилизован; но в форме
рта и в больших глазах угадывается глубокая внутренняя жизнь, сила и мысль; её
лицо полно непреодолимого очарования тайны и сказочного мира. Шах-Джехан
изображён в профиль. У него очень странный взгляд - экстатический и в то же
время урановешенный. На портрете он как будто видит что-то такое, чего нельзя
увидеть никому, вернее, то, чего никто не смеет увидеть. Кажется также, что он
присматривается к самому себе, наблюдая за каждым свлим чувством, за каждой
мыслью. Это взор ясновидца и мечтателя - но также и человека необыкновенной силы
и храбрости.
Впечатление от Тадж-Махала при свете дня оказалось не только не слабее ночного,
но, пожалуй, усилилось. Белый мрамор среди зелени удивительно контрастирует с
синим небом, и вы одним взглядом схватываете больше мелочей и частностей, чем
ночью. Внутри здания ещё сильнее поражает роскошь украшений и сказочные цветы -
красные, жёлтые, синие вместе с зелёными гирляндами, сплетения мраморных листьев
и цветов, узорные решётки, и всё это - душа царицы Мумтаз-и-Махал.
Я провёл в саду, окружающем Тадж-Махал весь следующий день, до самого вечера.
Приятнее всего было сидеть на балконе, на верху башенных ворот. Внизу раскинулся
сад, его пересекали кипарисовая аллея и линия фонтанов, доходящая до самой
мраморной платформы, на которой стоит Тадж-Махал. Под кипарисами медленно
двигались группы посетителей-мусульман в одеждах и тюрбанах мягких тонов и самых
разнообразных цветов: бирюзовых, лимонно-жёлтых, светло-зелёных, жёлто-розовых.
Надев очки, я долго наблюдал за светло-оранжевым тюрбаном бок о бок с изумрудной
шалью. Снова и снова мелькали они за деревьями, а затем появились на мраморной
лестнице, ведущей в мавзолей. Далее они исчезли у входа в Тадж-Махал; потом их
можно было увидеть среди куполов на крыше. По кипарисовой аллее двигалось
непрерывное шествие цветных одеяний и тюрбанов - плыли синие, жёлтые, зелёные,
розовые ьюрбаны, шали и кафтаны. Не было видно ни одного европейца.
Тадж-Махал - место паломничества и прогулок горожан. Здесь встречаются
влюблённые; вы видите детей с большими тёмными глазами, спокойных и тихих, как
все индийские дети; здесь проходят глубокие старики и калеки, женщины с
маленькими детьми, нищие, факиры...
Перед вами появляются все лица, все типы мусульманской Индии.
Глядя на них, я испытывал странное чувство: мне казалось, что и это было частью
плана строителей Тадж-Махала, частью их мистического замысла соприкосновения
души с целым миром, с целой жизнью, которая со всех сторон непрерывно вливается
в эту душу.
1914 г.
6. Дервиши мевлеви.
Впервые я увидел их в 1908 году, когда Константинополь был ещё жив. Позднее он
умер. Именно они были душой Константинополя, хотя об этом никто не знал.
Помню, как я вошёл во двор одного тэккэ на верхней части 'Юксэк Кальдерим',
шумной и в те времена типично восточной улицы, которая своими ступеньками
поднимается высоко по холму от моста через Золотой Рог к главной улице Пера.
Вертящиеся дервиши! Я ожидал маниакальной яркости безумия - неприятного и
болезненного зрелища; и даже колебался, идти ли мне туда. Но двор тэккэ с его
старыми зелёными платанами и древними гробницами на старинном, попросшем травой
кладбище поразил меня своим дивным воздухом, атмосферой мира и спокойствия.
Когда я подошёл к дверям тэккэ, церемония уже началась; я услышал странную,
негромкую музыку флейт и приглушённых барабанов. Впечатление было неожиданным и
необыкновенно приятным.
Затем последовал разговор у входа - небольшое беспокойство по поводу ботинок и
туфель; мы идём направо, потом налево, далее - тёмный проход... Но я уже понял,
что пришёл в такое место, где увижу нечто.