Чтение 88–й страницы книги ~Новая модель вселенной~

Круглая зала устлана коврами и окружена деревянными перилами, доходящими до
груди. За перилами, в круговом коридоре - зрители. Идёт церемония приветствия.
Мужчины в чёрных халатах с широкими рукавами, в высоких жёлтых шапках из
верблюжьей шерсти, чуть суживающихся кверху (кула), один за другим приближаются
под аккомпанемент музыки к шейху, который сидит в особой ложе, прислонившись к
подушке. Они отдают шейху низкий поклон, становятся по правую его руку, затем,
сделав несколько шагов, повторяют те же самые низкие поклоны и становятся слева
от него. А потом, подобно чёрным монахам, медленно и спокойно садятся друг за
другом вдоль круговых перил в круглой зале. Всё время играет музыка.
Но вот она затихает. Молчание. Мужчины в высоких кула сидят, опустив глаза.
Шейх начинает длинную речь. Он говорит об истории мевлеви, о султанах, которые
правили в Турции, перечисляет их имена, говорит об интересе и симпатии к ордену
дервишей. Странно звучат арабские слова. Мой друг, который долго жил на Востоке,
негромко переводит мне слова шейха.
Но я больше смотрел, чем слушал. И вот что поразило меня в этих дервишах: все
они были разные.
Когда вы видите вместе много людей, одетых в одинаковую одежду, вы, как правило,
не разбираете их лиц. Кажется, что они у всех одинаковые.
Но то, что особенно поразило меня здесь и сразу же приковало к себе внимание, -
это необычный факт: все лица были разными. Ни одно не походило на другое, и
каждое немедленно запечатлевалось в памяти. Я никогда не встречал ничего
подобного. Через десять-пятнадцать минут, в течение которых я наблюдал за
церемонией, приветствия окончились, - лица всех дервишей, сидевших в кругу,
стали мне близкими и знакомыми, словно лица школьных товарищей. Я уже знал их
всех - и с приятным предчувствием ждал, что же последует дальше.
Снова, как будто издали, донеслись звуки музыки. Один за другим, не спеша,
несколько дервишей сбрасывают своё одеяние и оказываются в коротких куртках по
пояс и в каких-то длинных белых рубахах; остальные остаются в верхней одежде.
Дервиши встают; спокойно и уверенно подняв правую согнутую руку, повернув голову
вправо и вытянув левую руку, они медленно вступают в круг и с чрезвычайной
серьёзностью начинают вертеться, одновременно двигаясь по кругу. А в центре, так
же согнув руку и глядя вправо, появялется дервиш с короткой седой бородой и
спокойным приятным лицом; он медленно вертится на одном месте, переступая ногами
какими-то особыми движениями. Все дервиши - некоторые очень молодые люди, другие
средних лет, а кое-кто уже совсем старики - вертятся вокруг него. И все они
вертятся и движутся по кругу с разной скоростью: старики - медленно, молодые - с
такой быстротой, что дух захватывает. Одни, вертясь, закрывают глаза, другие
просто смотрят вниз; но никто из них ни разу при этом не коснулся другого.
А в самой середине, не вертясь, как другие, медленно шагал седобородый дервиш в
чёрном одеянии и зелёном тюрбане, закрученном на шапке из верблюжей шерсти; он
прижимал ладони к груди и держал глаза опущенными. Шагал он как-то странно: то
вправо, то влево, то делал несколько шагов вперёд, то немного отступал назад,
как будто всё время двигался по какому-то кругу; но временами он как бы
переходил с одной орбиты на другую, а затем снова на неё возвращался. Он также
ни разу не коснулся никого из окружающих, как и его самого никто не коснулся.
Как это могло быть? Я ничего не мог понять. Но об этом я даже и не думал, потому
что в тот момент всё моё внимание было обращено на другое: я наблюдал за лицами.

Шейх, сидевший напротив меня на подушках, вертевшийся посредине дервиш, другой,
в зелёном тюрбане, медленно двигавшийся среди вертящихся дервишей, очень и очень
старый человек, медленно вертевшийся среди молодых, - все они что-то мне
напоминали.
Я не мог понять, что именно.
А дервиши продолжали вертеться, двигаясь по кругу. Одновременно вертелись
тринадцать человек; то один, то другой останавливался и медленно и спокойно, с
просветлённым и сосредоточенным лицом, усаживался около стены. Тогда поднимался
другой и занимал его место в круге.
Невольно я стал думать, почему же эту церемонию описывают как безумное вращение,
которое повергает дервишей в ярость? Ведь если и есть в мире нечто
противоположное ярости, то именно это верчение. В нём имелась какая-то система,
которую я не мог понять, но которая явно угадывалась; и, что ещё более важно, в
нём было интеллектуальное сосредоточение, умственное усилие, как будто дервиши
не просто вертелись, но и одновременно решали в уме труднейшие задачи.
Я вышел из тэккэ на улицу, полный необычных и беспокойных впечатлений. Я
догадывался, что нашёл нечто невероятно ценное и важное; но в то же время
понимал, что у меня нет средств понять найденное, нет возможности подойти к нему
ближе, нет даже языка.
Всё, что я раньше прочёл и понял о дервишах, не объясняло мне загадку, с которой
я столкнулся. Я знал, что орден мевлеви был основан в XIII веке персидским
поэтом и философом Джалаледдином Руми, что верчение дервишей схематически
изображает Солнечную систему и вращение планет вокруг Солнца, что дервиши
пронесли через столетия свой статут, правила и даже одеяние совершенно
нетронутыми. Я также знал, что знакомство с существующей литературой о дервишах
приносит глубокое разочарование, потому что в ней остаётся обойдённым самое
важное. Так что теперь, когда я сам увидел дервишей, я сформулировал для себя
важнейшие, относящиеся к ним проблемы. Первая: как им удаётся не натыкаться друг
на друга, даже не касаться друг друга? И вторая: в чём заключается секрет этого
напряжённого умственного усилия, связанного с верчением, усилия, которое я
видел, но не мог определить? Впоследствии я узнал, что ответ на первый вопрос
является одновременно ответом и на второй.

Константинополь исчез, подобно сну. Я побывал в других тэккэ, в Эйюбе, в
Скутари; повидал других дервишей. И всё это время чувство тайны продолжало
усиливаться.
Вертящиеся дервиши мевлеви и 'воющие' дервиши в Скутари стояли как-то особняком
от всего, что я когда-либо знал или встречал в жизни, отличались от всего этого.
Когда я думал о них, я вспоминал слова одного хорошо известного человека в
Москве; он посмеялся надо мной, когда я сказал, что Восток хранит многое такое,
что ещё неизвестно.
'Неужели вы действительно верите, что на Востоке осталось что-то
неисследованное? - спросил он. - О Востоке написано столько книг; так много
серьёзных учёных посвятило ему свою жизнь, изучая каждую пядь его земли, каждое
племя, каждый обычай. Просто наивно думать, будто на Востоке осталось что-нибудь
чудесное и неизвестное. Мне легче поверить в чудеса на Кузнецком мосту'.
Сказанное звучало очень умно, и я почти согласился с ним. Но теперь я сам
оказался на Востоке, и первое, что я там встретил, было чудом. И чудо это
происходило у всех на виду, почти на улице. Главная улица, Пера, была 'Кузнецким
мостом' Константинополя. И никто не мог объяснить мне этого чуда, потому что
никто ничего о нём не знал.

Прошло двенадцать лет, прежде чем я снова встретил дервишей.
Я повидал многие страны; за это время случилось много событий. Из тех людей,
которые сопровождали меня в первую поездку в Константинополь, уже никого не
было. Не было даже России, ибо за последние три года позади меня как бы
происходили обвалы. В этот совершенно непостижимый период пути назад не было, и
я испытывал к местам и людям то же самое чувство, которое мы обычно испытываем
ко времени.
Не было никакой возможности вернуться ни в одно из тех мест, которые я оставлял.
Ни от кого, с кем я расставался, не было больше вестей.
Но когда я увидел с корабля в тумане минареты Стамбула, а по другую сторону
башню Галаты, мне тут же пришла на ум мысль о том, что скоро я увижу дервишей.
И вскоре я их увидел. Константинополь стал ещё более шумным, если это вообще
возможно; но, несмотря на новые толпы, он казался опустевшим. За эти годы бедный
город наполовину утратил свой восточный колорит и быстро приобретал однообразный
и отталкивающий облик европейского города. Однако в тэккэ дервишей на Пера всё
было так же, как и прежде: те же старые надгробия, те же платаны, та же тихая
музыка, те же (или похожие на них) спокойные лица. После двенадцати лет нельзя
быть уверенным, но мне показалось, что несколько лиц я узнал.
Теперь я знал о них больше; знал часть их тайны, знал, как они это делают, знал,
в чём заключается умственная работа, связанная с верчением. Не детали, конечно,
потому что детали знает только тот, кто сам принимает участие в церемониях или
упражнениях; но я знал принцип.
Всё это не уменьшило чуда; оно лишь приблизилось и стало более значительным.
Вместе с тем я понял, почему дервиши не открывают своего секрета. Легко
рассказать, что они делают и как делают. Но для того, чтобы вполне это понять,
нужно сначала знать, зачем они это делают. А об этом рассказать нельзя.

Я опять уехал; и вскоре почва за мной снова обвалилась, так что вернуться в
Константинополь стало невозможным.
А немного времени спустя исчезли и сами дервиши. Просвещённые правители новой
Турции запретили всякую деятельность 'астрологов, предсказателей и дервишей'. В
тэккэ на Пера ныне находится полицейский участок.
1909 - 1925 гг.

Глава 10. НОВАЯ МОДЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ
Вопрос о форме вселенной. - История вопроса. - Геометрическое и физическое
пространство. - Сомнительность их отождествления. - Четвёртая координата
физического пространства. - Отношение физических наук к математике. - Старая и
новая физика. - Основные приницпы старой физики. - Пространство, взятое отдельно
от времени. - Принцип единства законов. - Прицип Аристотеля. - Неопределённые
величины старой физики. - Метод разделения, употребляемый вместо определения. -
Органическая и неорганическая материя. - Элементы. - Молекулярное движение. -
Броуновское движение. - Принцип сохранения материи. - Относительность движения.
- Измерения величин. - Абсолютные единицы измерений. - Закон всемирного
тяготения. - Действие на расстоянии. - Эфир. - Гипотезы о природе света. -