В.Ф.ЭРН.
БОРЬБА ЗА ЛОГОС
кратко выясню, что я разумею под словом логос и почему, выпуская в свет свою
книгу, даю ей воинственное заглавие: борьба.
которая основательно забыта современностью и которая мною считается
единственно истинной, здоровой, нужной. L?goj - есть лозунг, зовущий
философию от схоластики и отвлеченности вернуться к жизни и, не насилуя
жизни схемами, наоборот, внимая ей, стать вдохновенной и чуткой
истолковательницей ее божественного смысла, ее скрытой радости, ее глубоких
задач. Если рационализмом называется философия, которая сознательно избирает
органом своего исследования ratio, т.е. формальный рассудок, оторванный от
полноты и бесконечного многообразия жизни, то позволительно назвать логизмом
такую философию, которая отрицает рационализм в самом корне, которая
избирает органом своих постижений L?goj, т.е. разум, взятый вне отвлечения
от живой и конкретной действительности, ей сочувственный и ее имманентно
проникающий. Логос есть коренное и глубочайшее единство постигающего и
постигаемого, единство познающего и того объективного смысла, который
познается. Истина этого первоначального единства была открыта великой
эллинской философией и с незабвенной силой возведена на новую ступень
сознания в глубоком умозрении и глубочайшем внутреннем опыте христианства.
Развивая отдельные стороны логистического миропонимания, я сознательно
определяю, таким образом, свою философию как философию христианскую.
величайшие святыни - возбуждают и самую ожесточенную борьбу. Дух
самоутверждающейся гордыни, дух времени и большинства - всегда восстает
против таинственной истины воплощения Слова. Рационализм глубочайшим образом
отрицает все святыни логизма, и никогда, кажется, за всю историю мира
рационализм не был такой огромной, исторической силой, как в наше время. Для
того чтоб пронести святыни логизма сквозь строй современного мышления, нужна
борьба не на жизнь, а на смерть; нужно оружие стальной неумолимо отточенной
логики.
бой". Если б я не видел в рационализме - этом кумире современности - смерти
и величайшей духовной опасности, я бы не боролся с ним столь настойчиво и
упорно. Но, я думаю, чуткое ухо сквозь ожесточение "логической" борьбы
расслышит и иные мотивы моего философствования: мою веру и мою любовь.
когда и Саул во пророках , когда ремесленные производители философской
бижутерии переполняют кафедры и книжные рынки, - прагматизм по праву
обращает на себя почти всеобщее внимание и по праву может быть назван тем
"раком", который многие охотно примут за настоящую "рыбу". От полных
учености, трудолюбия и методического упорства книг современных немецких
философов с удовольствием переходишь к творениям прагматистов, полных
свежести, даровитости и какого-то философского "кислорода". С таким
удовольствием после упорного дня, проведенного в книгохранилище, выходишь на
оживленную улицу, испещренную огнями, загадочную непрерывным мельканием
незнакомых лиц.
яйца и как следует осмотреться в этом мире, как во всех частях света его
стали чествовать приветствиями, статьями, критикой, опровержениями. Это ему
очень на руку. Быть может, прагматистам не нашлось бы никакого специального
дела, никакого истинного prTgma , им одним свойственного, из их философии
вытекающего; но журнальный шум, ознаменовавший рождение прагматизма, спас
новорожденных прагматистов от возможного безделья и доставил им много,
впрочем, самого обыкновенного дела: корреспонденцию, полемику, разъяснения,
пропаганду и тому подобные принадлежности всякого живого литературного
движения.
американская и внушает даже какие-то нефилософские мысли. Но вот в чем
вопрос: есть ли у прагматизма реальная сущность? Есть ли в нем хоть одно
новое слово, которое сообщило бы ему действительно оригинальную физиономию?
Которое утвердило бы его права не только в европейско-американских
общественных настроениях, но и в царстве благородных мыслителей, открывавших
новые точки зрения, созидавших новые философские ценности? В своей попытке
ответить на этот вопрос я остановлюсь лишь на Джемсе, бесспорно самом
крупном и самом значительном прагматисте, но все сказанное - именно потому,
что Джемс самая большая сила прагматизма, - a fortiori будет относиться и
вообще ко всему прагматизму.
равенства между Джемсом и прагматизмом! Прагматизм в изложении Джемса и
Джемс в рамке и под стеклом прагматизма - это далеко не одно и то же. В
прагматизм попадает лишь кусочек Джемса - прагматизм случайное одеяние
Джемса, - а сам он, душа его бесконечно значительнее, бесконечно глубже и
сложнее прагматизма. Автор "The principles of psychology", автор
"Многообразия религиозного опыта" - как редко одаренная личность, как
окрыленная поистине философским Эросом натура, не может исчерпаться и
адекватно выразиться в эклектическом и по существу неопределенном
прагматизме .
всеми красками жизни, переливается трепетом и тревогой мирового искания.
Нельзя всей душой не откликаться на его речь, сдержанно-вдохновенную,
питаемую внутренним огнем и сердечным жаром. Обаянию личности Джемса
поддашься невольно и безраздельно. Но прагматизм? Можно ли прагматизму
уделить хотя частицу восторга, непрерывно называемого Джемсом? Отставьте
Академию от Ломоносова - и в Академии останутся лишь стены да мебель.
Отставьте прагматизм от Джемса, и в прагматизме останется беспринципный хаос
самых разнообразных философских отрывков. Софистический релятивизм, столь
характерный для прагматизма, заимствуется прямо у современных европейских
философов. Софистический релятивизм есть болезнь современного духа,
захватившая десятки мыслителей, имеющая огромную сферу действия, и
прагматизм, всецело принявший эту болезнь внутрь себя, быть может и поступил
очень "практично", ибо поплыл по течению, но этим лишил себя всякой идейной
оригинальности. Прагматизм эклектичен, не созидает новых точек зрения, не
имеет ни одного творческого fiat , которое отличает всех великих мыслителей;
он в идее своей лишь гид, путеводитель, имеющий целью лишь ориентировать.
Задача все же почтенная, но, к сожалению, этот гид себе на уме и, как всякий
гид, норовит провести мимо истинных сокровищ духа и останавливает перед
банальностями. Джемс, извлекающий из прагматизма столь сильные звуки,
подобен самородку, который передает свою великую душу через три самодельные
струны, но заставьте играть на этих трех жалких струнах другого, самого
гениального музыканта - и эти струны будут бессильно бренчать. Очевидно,
инструмент не годится. Вечно новое вино философского Эроса вливается Джемсом
в мехи старые, обветшавшие. Что ж, вино это будут сбирать те, у кого мехи
поновее, а концепции Джемса - его случайный философский костюм - будут сданы
в архив.
зрения Протагора и свою великолепную писательскую деятельность посвятил
пропаганде протагоровского релятивизма, он все же остался бы Платоном.
Изложение его было бы страстным, блестящим, божественно отражающим
конкретность и сложность жизни. И сквозь рубища релятивизма проглядывал бы
таинственный гений, ниспосланный свыше. Так и талантливый Джемс, очевидно,
не встретивший своего Сократа, не переживший безмерную реальность невидимого
царства Идей, даже в рубищах прагматизма являет собой прекрасное зрелище,
полное сериозности и достоинства. Отчего происходит это? От исключительной
одаренности Джемса. Помимо живости писательского темперамента, помимо яркой
художественности изложения (увы, столь редкой среди философов!), Джемс
достигает подобного эффекта одним замечательным качеством: он непрерывно
колеблется в своих точках зрения, он непрерывно меняет позиции и делает это
с такой увлеченностью, с таким неподдельным чувством, что ни одному
доверчивому читателю не придет в голову обвинить Джемса в перемежаемости
точек зрения. Но попробуйте проанализировать цепь его утверждений, и вы
увидите, что связана она не логической мыслью, а психологической цельностью
его личности. Отсутствие метода полное! То он психологист, уверенный, что
достаточно в ярких, но схематичных чертах набросать психологию данного типа
мышления, чтобы этим самым произвести оценку его объективной значимости. То
он мистический интуитивист, бросающий ослепительный афоризм и уверенный, что
достаточно высказать мысль, а в аргументации она не нуждается. То он фанатик
научности, боготворящий факты как факты, желающий быть объективно,
Афанасьев Роман
Мацумото Сэйте
Прозоров Александр
Доценко Виктор
Сертаков Виталий
Круз Андрей