вопросами "вообще", т.е., другими словами, в частности не захватывающими
никого и потому, может быть, никому и не нужными, и так как вопросы "вообще"
несомненно удобнее, спокойнее и менее мучительны, чем вопросы в частности,
на которые ответить не так-то легко, то у всякого исследователя является
великий соблазн закрыться от мучительных личных вопросов вопросами:
безличными, т.е. традиционными формами их постановки. От этого соблазна
уберегаются слишком немногие исследователи (те, которым приходится
прокладывать новые пути), и только этим можно объяснить, что целые тысячи
представителей исторической науки (в том числе и Гарнак) как будто бы даже и
не подозревают всей сложности, которая возникает, когда к их привычным
приемам исследования подойдешь с человеческими, живыми вопросами, вопросами
в том виде, как они действительно возникают.
критицизма, если основные проблемы: исторического исследования должны
ставиться и разрешаться критически, то, несомненно, первым делом
сознательного историка должен явиться вопрос: в чем и где лежат границы
исторического исследования. О самой наличности границ не приходится ставить
вопроса ввиду полной очевидности того, что какие-то границы непременно
имеются.
необходимо определить те твердые, с полной достоверностью известные нам
пункты, между которыми должны лежать эти границы. Первым таким пунктом, в
своем роде terminus a quo будут составлять все наличные средства
исторического исследования, т.е., с одной стороны, доступный историку
материал, а с другой - вся техника разборки, проверки и оценки материала с
точки зрения его годности служить в качестве материала. Что же касается
второго пункта, так сказать, terminus ad quem , - то им может явиться только
идеал исторического познания, т.е. историческое познание, взятое в том его
предельном идеальном виде, когда оно освобождается от всех фактических и,
значит, по существу случайных для него затруднений (отсутствие, напр.,
материала), - другими словами, когда допускается, что все задачи
исторического исследования действительно выполнимы, т.е. когда задачи эти
берутся в их чистом виде, безотносительно от того, имеется или не имеется у
нас фактическая возможность их выполнить. И вот, сопоставив наличные силы и
средства исторического познания с его задачами, взятыми в их чистом виде, мы
сразу ясно увидим ту черту, которую историческому познанию только как
историческому в силу самой природы его не перейти никогда.
настоящее время, но и весь реально возможный материал в будущем, т.е.
материал, который получится от всех будущих раскопок, от всех новых
нахождений всяких манускриптов, табличек, утерянных памятников. Сюда же
относятся все имманентные материалу, т.е. не выходящие из тех данных,
которые в нем непосредственно имеются, методы классификации материала по
эпохам, по месту и по степени его чисто фактической достоверности.
Опять-таки методы эти нужно взять не только в их теперешней часто
недостаточной и ошибочной форме, но в той, может быть, значительно
улучшенной и технически усовершенствованной их постановке, которую дадут им
дальнейшие поколения исследователей.
неопределенность. Над ним, сколько я знаю, никто не задумывался серьезно, и
этим, кажется, только можно объяснить, почему до сих пор совершенно нет
разработанной критической теории исторического познания.
предметом исторического познания.
познается и должно познаваться историей?
обрисовывать внешние границы области, подлежащей историческому исследованию.
Тут могут быть бесконечные споры - какой век, положим, в римской истории
считать за начало исторической эпохи: десятый или третий? Что считать
главной задачей истории, исследование эволюции политических форм и
учреждений, исследование хозяйственного строя или же развитие в области
мысли и духовных явлений? И эти споры таковы, что устранить их, оставаясь на
какой-нибудь частной, не всеобъемлющей точки зрения, совершенно нельзя.
обойти ни с какой точки зрения и который поэтому является бесспорным.
значит, и не в самой природе исторического познания лежащими, то что должно
познаваться историей? Если представить, что весь необходимый материал о
каждой самой малейшей детали исторического процесса нам доступен и известен,
- то как бы обрисовались задачи исторического исследования? Это представить
необходимо, для того чтобы обрисовался идеал исторического познания, т.е.
тот нормальный образ его, который определяется самой природой его, а не теми
условными (в логическом смысле) затруднениями, которые зависят от количества
материала, доступного нам, или от количества даровитых людей, посвящающих
свои силы историческому исследованию.
познанным все. Все, что было. Всю бесконечную сумму тех отдельных
человеческих жизней, из которых складывается исторический фон или крупные
течения какой-нибудь эпохи, нужно разложить на составные ее слагаемые и
каждое слагаемое, т.е. каждую отдельную индивидуальную жизнь, познать и во
всей ее глубине, т.е. ее душу живую, чем она мучилась, чем жила, к чему
стремилась и чего хотела, и во всей широте, т.е. всю совокупность ее
переживаний, всех ее воздействий, сознательных и бессознательных, на
окружающий ее жизненный процесс, в который она входит как бесконечно малая
величина, но все же как вполне определенная и реальная величина; потому что,
если б не было этих бесконечно малых индивидуальных величин в истории, то не
получилось бы и того бесконечно большого явления, которое именуется
историческим процессом.
в области исследования политических форм или экономических явлений, или же в
области явлений религиозных, охватывает собой целые массы живых человеческих
жизней, и, очевидно, верность и точность суждения общего стоит в необходимой
зависимости от точности и верности познания отдельных элементов того
материала, который составляет предмет суждения. Если эти элементы не
познаются каждый в отдельности в их опытной данности, то суждение о них
(т.е. в известном смысле познание их) всегда будет являться априорным для
них, - априорным в самом худшем смысле этого слова, т.е. не основанным на
фактическом знании голословным и, значит, грубо неосновательным. Для того
чтобы этого не было, необходимо каждый элемент исторического познания, т.е.
каждую отдельную индивидуальную жизнь, познать во всем объеме и ее
внутреннего содержания, и ее внешнего воздействия на окружающее. Но что это
значит? Это значит, что нами должен быть познан безусловно всякий из тех
миллиардов людей, которые жили на земле и которые ведь все безусловно вошли
в исторический процесс. Только когда мы будем знать о каждом человеке все,
т.е. когда мы узнаем во всей полноте всю бесконечную массу его всех мыслей,
всех чувств, всех переживаний, а также всю совокупность воздействий,
полученных им от других, а также произведенных им от себя на других, только
тогда заполнятся действительно фактическим содержанием те грубые, часто
возмутительно грубые, и пустые схемы, которыми историки хотят подменить
познание того, что было в истории, и только тогда обрисуется во всей полноте
нормальный образ исторического познания.
мы теперь сравним в свете этого идеала то познание, которое фактически
имеется исторической наукой сейчас, с тем бесконечным знанием, которое
должно бы быть задачей исторического исследования в силу самой природы его,
если б оно обладало возможностью выполнить эту задачу, то результаты от
этого сравнения получаются самые определенные.
путями можно достигнуть обозначенного идеала исторического познания, мы
должны констатировать, что у исторической науки как таковой не имеется
никакой возможности проникнуть в прошлое в такой степени, как это потребно
для того, чтобы это прошлое во всей своей сложности было познано адекватным
образом, а полная и безусловная адекватность есть необходимое условие
достижения выставленного идеала познания. И раз этот идеал для исторической
науки только как науки недостижим, то, значит, границы исторического
познания лежат значительно не доходя этого идеала. Линия этих границ
подвижна и обрисовывается в каждое данное время количеством известного
материала (который с каждым годом растет) и уровнем исследовательской
техники (которая тоже, хотя не с каждым годом, но совершенствуется). Причем,
если сравнить всю наличность средств исторического познания, как имеющуюся
теперь, так и возможную в будущем, с теми задачами, которые намечаются
идеалом исторического познания, - то окажется, что искомые границы лежат
слишком, почти бесконечно далеко от этого идеала и не очень далеко от
современного положения исторической науки.
хотя бы в виде самого связного мировоззрения, обладали бы характером полной
достоверности и безусловности только в том случае, если бы идеал
исторического познания был действительно достигнут. А раз он не только не
достигнут, но даже еще и не сознан, раз от него историческую науку отделяют
громадные неисследованные и непройденные пространства, то притязать на
какую-нибудь абсолютность - суждения, построенные на истории, абсолютно не
должны. В самом лучшем .случае за ними можно признать характер лишь
вероятности. И определить степень этой вероятности после всего сказанного
выше - дело нетрудное. Насколько степень эта низка, настолько же велика
грубая схематичность и принципиальная недостаточность всяких исторических
утверждений.
для суждения о желании Гарнака исторически, т.е. средствами исторической